Крамольная мысль завести кота никогда меня не посещала. Зачем мне лишняя головная боль? И так обязанностей невпроворот. В магазин за продуктами бегать, хозяйство вести, книжки писать. Да ещё дети - четыре штуки. С одними уроки делай и в шахматы играй, другим носы вытирай да еду подавай. Не успеешь посуду помыть - ан опять пора готовить. Запаришься.
      Но если у тебя есть знакомые поэты, берегись! Может случиться непредвиденное. Эти поэты - хитрая братия. Особенно те, что строят стихи на игре слов. Дай им любые два слова - так их обыграют, что рот откроешь и глазами захлопаешь. Как стихи одной левой кропают, так и котов людям впаривают. Ловкачи!
      Итак, одна моя знакомая, чертовски виртуозная детская поэтесса, в переписке на каком-то сайте вскользь упомянула, что у неё есть кошка, а у кошки - пара котят, один серый, другой чёрный, которым она подыскивает достойных, внушающих доверие хозяев из числа собратьев по перу. Желательно поэтов, но можно и прозаиков. Я тут же написала, что у меня переливается ванна, и отключилась от Интернета. В другой раз, уже в телефонном разговоре, столь же ненавязчиво прозвучало, как ей, дескать, повезло: оба котёнка мужского пола, а для кота хозяев найти проще простого. Я промолчала как глухонемая. После чего последовал запрещённый приём. Поэтесса прислала по мейлу фотографии обоих котят. Под невинным предлогом - поделиться радостью, какие они миленькие.
      Я машинально щёлкнула по файлам, а кто-то из детей как на грех маячил за спиной. И увидел фотографии. Спору нет, котята были миленькие. Теперь дома только и разговоров было, когда мы поедем забирать котёнка.
      Пришлось ехать!
      Нам сватали серого как более способного. Но его способности меня не вдохновили. Шустрый и бесцеремонный, он отнимал у чёрного еду и тормошил его, когда тот хотел спать, - в общем, притеснял. И я выбрала чёрного. Раз уж нарвалась на головную боль, подумала я, сделаю доброе дело: возьму под опеку притесняемое существо.

Существо было крошечным, беспомощным и дрожащим. На него наводило ужас новое место жительства, кафельный пол в кухне и количество комнат в квартире - целых пять. Через неделю существо немного освоилось и обжило коридор. Таилось под сушилкой для одежды и нападало на любые ноги, проходившие мимо.
      Всю эту неделю существо прожило безымянным.
      В поисках нестандартного имени мы устроили на кухне мозговой штурм. Сперва в нём участвовала только я, потом присоединились старшие дети: дочь Саша и сын Миша. Я перебирала исторические личности и литературные персонажи, Миша - известные ему мужские имена. Дескать, окрестить кота человеческим именем, исключая Василия - это нестандартно.
      - Назовём его Славой! - сказал Миша.
      - Чтобы прославился? - спросила Саша.
      - Нет, в честь дяди Славы, краснодеревщика.
      Это был наш дальний знакомый.
      - Как бы Слава-краснодеревщик не обиделся, что в его честь назвали кота, - сказала я.
      И вспомнила, что собаку в "Мастере и Маргарите" звали Туз Бубён. Миша заявил, что надо переплюнуть Булгакова и назвать кота Туз Пик. Но Саша, дока в английском, резонно заметила, что это имя звучит как "зубочистка". Тогда Миша, который на днях посмотрел фильм "Форрест Гамп", предложил назвать кота Форрестом. Саша парировала, что "форест" по-английски - "лес" и что хватит уже предлагать для кота деревянные имена. Надо придумать что-нибудь более возвышенное.
      Вдруг меня осенило:
      - Тристан!
      Назвать кота в честь героя рыцарского романа "Тристан и Изольда" - это воистину нестандартно. "Тристан" - как звучит, а? Возвышенно и, согласитесь, таинственно. Даже отчасти грозно! К тому же одну из наших дачных соседок зовут Изольдой. Почему бы нам в таком случае не назвать кота Тристаном? За компанию!

Несмотря на таинственное и грозное имя, кот рос покладистым и бесхитростным - душа нараспашку. Круглые сутки он источал доброжелательность, которая усиливалась день ото дня прямо пропорционально росту.
      Если он вспрыгивал на стол или точил об диван когти, ему сурово внушали: нельзя! Мы старались приучить кота к этому слову - чтобы понимал его смысл и соответственно реагировал. Смысл Тристан, возможно, понимал, но реагировал так же, как на любые другие слова и вообще на звук человеческого голоса: урчанием. Он начинал урчать, когда его окликали, ругали, когда на него просто смотрели, когда водили на задних или передних лапах и болтали им из стороны в сторону. Бывало и такое: Тристан ест, кто-нибудь из младших детей хватает его под мышки и несёт прочь от миски с едой куда глаза глядят, а кот покорно висит у него в руках. Урча, естественно.
      В мире существовала только одна вещь, лишавшая Тристана благодушия: баранина. Получив кусок, Тристан уволакивал его под кухонный стол, минуту-другую крепко держал в зубах, будто мясо хотело убежать, рычал и стукал лапой по полу, защищая добычу. Даже если на кухне никого не было.
      Зато насытившись - бараниной или чем-нибудь ещё - он не терял интереса к общению. Не то что другие коты: коли сыты - и в сторону твою не глянут, пока снова не проголодаются. А Тристан, даже наевшись до отвала, всё так же принимался урчать на любой чих в свою сторону.
      Так, урча большую часть суток и проникаясь всё большим расположением к окружающей среде в виде городской квартиры и её обитателей, Тристан прожил восемь месяцев.

Приближалось лето, а с ним и отправка Тристана на дачу.
      - Наконец-то ты попадёшь на природу! Вот обрадуешься! - сказал Миша Тристану. Тот в ответ заурчал, как мотор машины, на которой ему вскоре предстояло "попасть на природу".
      На дачу переезжали по принципу "дети отдельно, коты отдельно": первым делом я отвезла детей, а для кота запланировала специальный рейс. Природе Тристан, может, и обрадуется, а вот поездке на машине - вряд ли. Свою единственную младенческую поездку он, само собой, позабыл. Обнаружив, что в жизни случается такая неприятная штука, как переезд на новое место, он изумится. И его изумление может вылиться в причудливые формы. В голове у меня возникали картины одна другой живописней. Вот Тристан мечется по машине как смерч; вот бьётся о стекло как муха. Или в панике забивается в щель между сиденьями, расплющившись как блин. И я, доехав до места, вооружаюсь ломом и раскурочиваю салон к чёртовой бабушке, чтобы извлечь кота. Или то, что от него осталось...
      Обычно котов запихивают в переноску, когда везут куда-нибудь на метро или электричке. Наверное, и на машине цивилизованные хозяева перевозят котов в переноске, чтобы те не забивались в щели и не колотились о стекло. Нас цивилизация обошла стороной - переноски у нас не было. Миша лоббировал идею везти Тристана в школьном мешке для обуви. Но кот в мешке - вещь непредсказуемая. Может, пребывание в мешке настолько потрясёт Тристана, что он выйдет оттуда съехавшим с катушек. Никакая природа ему будет не в радость, а мне придётся искать по Интернету лечебницу для душевнобольных котов.
      Короче, ответственность за кошачий рассудок не позволяла мне засунуть Тристана ни в мешок, ни в переноску, если бы она у нас была. Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили, назвали нестандартным именем, кормили бараниной и водили на задних и передних лапах.
      В день отъезда чувство ответственности разыгралось во мне не на шутку. Чтобы застраховаться от чего-нибудь непредвиденного, я пошарила в бардачке и убедилась, что страховой полис на месте. На всякий пожарный проверила, лежит ли в багажнике огнетушитель. Осмотрела все четыре колеса - не сдулись ли. Даже открыла капот, под который сроду не заглядывала, и прихлопнула его покрепче. И подогнала машину к самому подъезду.
      Оставалось вынести кота из подъезда и посадить в салон.
      По лестнице я спускалась безмятежным размеренным шагом, чтобы создать у Тристана впечатление, что ничего экстраординарного не происходит. Тристан, в свою очередь, создавал впечатление тугой пружины, которую с большим трудом удавалось удерживать в сжатом положении. Он впивался мне когтями то в одно, то в другое плечо и всей душой, а главное, телом рвался назад, в родные пенаты. Но в целом операция по выносу кота из подъезда прошла удовлетворительно.
      Машина не понравилась Тристану с первого взгляда. Он тут же решил: внутрь не полезу ни за какие коврижки, даже за баранину. И любой ценой жаждал воплотить своё решение в жизнь. Это было написано в его блистающих как карбункулы глазах.
      Я распахнула заднюю дверцу и, забросив брыкающегося Тристана на сиденье, победно её захлопнула. Осторожно приоткрыла водительскую дверь. Тристан вёрткой змеёй выскользнул в образовавшийся просвет. Кто бы мог подумать, что кот мгновенно телепортируется с заднего сиденья на пол под рулём. Я здорово подивилась его прыти. А заодно и своей: каким-то чудом мне удалось поймать его за заднюю ногу. Заново забросила его в салон и куда осторожней, чем в первый раз, нажала на ручку водительской двери. С невиданной для кота силой Тристан боднул дверцу изнутри и ещё стремительней, чем прежде, выскочил из машины. К счастью, снова был пойман, теперь уже за хвост. За самый кончик. "Если следовать логике, - сказала я себе, - в третий раз я схвачу рукой воздух. Пожалуй, настало время сменить тактику. А то некого будет везти на природу!"
      Изо всей силы, дарованной мне этой самой природой, я одной рукой притиснула к себе лягавшегося кота, другой открыла дверцу. Плюхнулась на водительское сиденье. Захлопнула дверцу. И перевела дух.

Глазами огромными и круглыми, как фары допотопного грузовика, с незапамятных пор ржавеюшего под деревом в нашем дворе, Тристан не мигая смотрел в окно. Глаза блистали по-прежнему, но всё отчётливей проступала в них обречённость. Смекнув, что бежать некуда, он проворно вскарабкался на спинку водительского сиденья. Основательно закрепился на ней всеми двадцатью когтями. И снова застыл, нависнув над моим правым ухом как дамоклов меч.
      Ох и посочувствовала я в эти минуты Дамоклу, над чьей головой был подвешен на конском волосе пресловутый меч! Как же я понимала его, бедолагу! Небось, обливался холодным потом и не смел толком ни вдохнуть, ни выдохнуть, каждую секунду ожидая, что меч брякнется ему на голову и поминай как звали: был Дамокл - и нет Дамокла.
      Так и я обмирала от предчувствия, что Тристан вот-вот запрыгнет мне на голову и закрепится на ней двадцатью когтями. В его глазах, отражавшихся в зеркале заднего вида, угадывалась непредсказуемость. Всякий раз, взглядывая в эти распахнутые глаза, я невольно втягивала голову в плечи и произносила "Нельзя!", стараясь, чтобы звучало как можно строже. Но звучало, скажем прямо, неубедительно. И, главное, не оказывало никакого действия: не меняя позы, Тристан продолжал возвышаться у меня над ухом.
      Из своего двора мы выехали на Сретенку. Проехали её почти до конца. Нырнули в предпоследний переулок и дворами вырулили на Садовое кольцо. Миновали два светофора. Глаза Тристана всё так же блистали в зеркале заднего вида.
      ...Если вам не доводилось проезжать на машине по Садовому кольцу мимо Красных ворот в направлении от Сухаревской площади к Земляному валу в час пик или в любой другой час, знайте: вам крупно повезло. Движение здесь не просто плотное или напряжённое - оно броуновское. То есть хаотичное и непрерывное. Водители, оказавшиеся в трёх левых рядах, задним числом понимают свою ошибку, ибо знаки предписывают им поворачивать исключительно налево, в сторону вокзалов. А им на вокзалах делать нечего. Нет у них на вокзалах никаких дел. Срочные дела призывают их, наоборот, направо. И все эти неудачники дружно мигают поворотниками, лезут поперёк движения и норовят подрезать тех, кто заблаговременно перестроился в нужный ряд. Тем временем другие неудачники, ехавшие в трёх правых рядах, спохватываются, что им во что бы то ни стало требуется свернуть по стрелке влево. И тоже вовсю мигают поворотниками, а некоторые и без мигания рвутся наперерез всему, что движется, в левые ряды. Хуже всего приходится абсолютному меньшинству, которое находится в нужном ряду и едет прямо. Иными словами, таким, как мы с Тристаном.
      Уворачиваясь от правых и левых неудачников, я стреляла глазами то в левое, то в правое зеркало и совсем забыла про заднее. А заодно про Тристана. Вспомнила о нём, когда прорвалась сквозь броуновскую суетню. Но блистающих глаз в зеркале не увидела. Покосилась назад. Подвернув одну лапу и вытянув другую, Тристан лежал на сидении. Судя по умильному прищуру и тому, как сжимались и разжимались когти на вытянутой лапе, он... урчал! Видно, сделал умозаключение, что машина - его новое место жительства. Особый дом на колёсах. Кругом тьма-тьмущая таких же домов, в которых никто не колотится о стекло и не мечется как угорелый. К тому же в новый дом он переехал не один - я составила ему компанию. Есть для кого урчать. Почему бы не заняться любимым делом?..
      - Молодец, Тристан, - сказала я благодарно.
      Ответом послужило заглушившее рокот мотора громогласное урчание.

После часа быстрой, с ветерком, езды мы свернули с шоссе на ухабистую просёлочную дорогу и сбавили скорость. Урчание на заднем сидении прекратилось. Тристан вспрыгивал на спинки сидений, пристально всматривался по очереди во все окна. Его тревожил ландшафт, непохожий на тот, что он созерцал из окна городской квартиры: трубы на крышах домов, деревянные заборы, ничьи собаки и всё прочее, из чего состоит подмосковный дачный посёлок.
      Ещё сильней он встревожился, когда мы подкатили к нашим гостеприимно распахнутым воротам: Саша, которая в моё отсутствие оставалась за старшую, заранее их открыла и дежурила на дороге. Миша и двое младших стянулись к месту встречи - кто с улицы, кто из песочницы, кто из дому, когда мы с Тристаном заехали на участок. Все клубились вокруг машины и во что бы то ни стало хотели внести свою лепту в торжественную встречу, от которой Тристан окончательно потерял голову. По два раза на дню менять место жительства - это чересчур, решил он. Цеплялся всем чем можно за сиденья и столь же фанатично не желал покидать машину, как час тому назад стремился не попасть внутрь. С перепугу даже вырабатывал электричество: потрескивал, искрился и бил током протянутые к нему руки. Но был таки выцарапан из машины и с торчащими во все стороны когтями и распушившимся хвостом водворён в дом.
      Незнакомая обстановка Тристана ошеломила. Всё теми же огромными и круглыми глазами он вглядывался во что-то невидимое и с минуты на минуту ждал, что откуда-нибудь кто-нибудь как выпрыгнет да как выскочит, да как пойдут клочки по закоулочкам!.. Но минуты шли, никто не выскакивал, и Тристан принялся сам исследовать комнаты, не пропуская ни единого угла. На полусогнутых лапах обошёл первый этаж, крадучись поднялся на второй и приник к оконному стеклу. Напряжённо созерцал синеющий вдали сосновый бор и внимательным взглядом провожал машины, изредка проезжавшие по дачным улицам. Вернулся на первый этаж и зачем-то забрался под топчан, такой низкий, что под него и швабру не подсунешь - застрянет. Тристан под топчаном тоже застрял. Младшие дети ложились на пол, чтобы увидеть, что делает Тристан, и ругали его за то, что без всякой пользы застрял под топчаном, а они, между прочим, соскучились и не прочь поводить его, Тристана, на передних или хотя бы на задних лапах. Тристан энергично скрёбся, пытаясь выбраться. С горя мяукал. Наконец выкарабкался на свет божий, весь седой от пыли, которую собрал на себя вместо швабры.
      Промучавшись под топчаном, Тристан угомонился и обосновался на диванчике в комнате с печкой, по-видимому, удовлетворённый тем, что его не пытаются в очередной раз куда-нибудь переселить.
      А вот природе Тристан ничуть не радовался. Наоборот, был от неё в таком же ужасе, как в своё время от пятикомнатной квартиры. Вытолкать его на крыльцо стоило немалых усилий. Прошёл день, другой, а Тристан торчал в четырёх стенах, как в тюрьме.
      - Вот глупый, природы боишься, - говорил ему Миша.
      В ответ Тристан урчал, но тихо, без воодушевления. Даже как-то жалостно.
      - Погуляй по травке, - уговаривала его Саша.
      Травка, по которой весь май не ступала ничья нога, вымахала по пояс. Покосить я успела только пятачок напротив крыльца. Но и на скошенную траву Тристан ступить не отваживался.

На помощь пришел ёж. Собственно, он просто пришёл - не подозревая, что на помощь. Вечером, когда ещё не стемнело, он явился к нам на участок и принялся целенаправленно его прочёсывать.
      Тристана как раз вытолкали на крыльцо. И тут он заметил ежа. Глаза у Тристана расширились. Словно сомнамбула, ведомый непреодолимой силой, он бесшумно тронулся в сторону незнакомца. Шарахаясь от каждой травинки, следовал за ежом неотступно как тень, хотя и на почтительном расстоянии. Ежа нисколько не беспокоил тот факт, что за ним по пятам ходит кот с горящими глазами. Потоптавшись возле колодца, он через дырку в заборе проник на смежный участок - тот самый, где живёт соседка по имени Изольда и где вплотную к забору стоит закопчённый мангал. Подкрепился огрызками шашлыка и вернулся обратно. Прокладывал себе дорогу в зарослях крапивы с таким хрустом, что шерсть на спине у Тристана поднималась дыбом, фыркал, топал, шуршал и снова выходил на открытое место. Ни с того ни с сего менял направление, разворачиваясь навстречу Тристану, отчего тот подскакивал как ошпаренный. Ежа и это не смущало. Истоптав участок вдоль и поперёк, он напоследок провёл Тристана по самым непроходимым местам, вроде малинника за сараем и кустов шиповника за компостной кучей, протиснулся между заборными досками и был таков.
      После этой экскурсии Тристан стал пропадать сутками. Страх перед природой как рукой сняло. Наступил сезон охоты.

[в пампасы] [окончание]