Гоголь в Риме был счастлив. Он провёл в Италии почти десять лет. Писал из Рима: "Никогда я не чувствовал себя так погружённым в такое спокойное блаженство. Что за небо! Что за дни! Лето - не лето, весна - не весна, но лучше весны и лета, какие бывают в других углах мира. Что за воздух! Пью - не напьюсь, гляжу - не нагляжусь. В душе небо и рай! Никогда я не был так весел, так доволен жизнью".
      На фоне этого счастья страшнее выглядели удары судьбы, которые перенёс Гоголь. Через полгода после отъезда Гоголя пришло известие о смерти Пушкина. "Никакой не могло быть хуже вести из России", - сказал Гоголь. Он был настолько потрясён, что не мог оправиться до конца жизни. В Пушкине Гоголь потерял наставника, учителя, своего кумира - и читателя. Он писал для Пушкина, он рассчитывал на его понимание, на его высокий и нежный ум. За пять лет дружбы Гоголь привязался к Пушкину и смог узнать самые сокровенные творческие замыслы поэта. По существу, Гоголь и Пушкин выступали как соавторы, и до сих пор мы не можем разделить, кому принадлежат те или иные идеи и образы, которые появились в их творчестве.
      Пушкин погиб вдали от Гоголя, в холодном Петербурге. В Риме судьба приуготовила писателю ещё один удар - смерть юного графа Виельгорского, к которому Гоголь был очень привязан. Писатель приобрёл в молодом графе друга - чтобы тут же потерять его навек. Гоголю было тридцать лет, Виельгорскому - двадцать три. Граф много работал до последних дней - писал труд по русской истории. Авторитетные учёные высоко ценили его работу. Это был чистый и целомудренный человек, близко знакомый с царём Николаем 1 (он был товарищем наследника - будущего императора Александра Второго).
      Через Виельгорского Гоголю передавалась близость к царской семье. Отец Виельгорского уже однажды помог Гоголю - это он прочитал царю вслух комедию "Ревизор", после чего она была разрешена к постановке. Виельгорские были ближайшими приближёнными царя. Среди знати обычно не существовало ни искренности, ни сердечности, ни простоты - именно эти качества открылись Гоголю в его молодом друге.

М. И. Лебедев (1811 - 1837)
Аричча близ Рима. 1836 г.

В Риме жила русская колония из нескольких художников и десятка знатных семей. Гоголь любил бывать в гостях у графини Зинаиды Волконской, которая владела целым имением с большим участком земли в Риме. Она была красавицей, певицей, дружила ещё с царем Александром 1 и собирала в своём салоне в Москве в 20-е годы знаменитых литераторов. Потом она приняла католичество и уехала в Рим. На её званые вечера в Италии собирался цвет знати из разных стран.
      На этих вечерах Гоголь встретил двух ксендзов. Польша тогда входила в Российскую империю, но стремилась к независимости: там нередко вспыхивали восстания. Ксендзы исполняли роль польских разведчиков и обхаживали Гоголя, надеясь получить через него влияние в России. Гоголь дурачил ксендзов: подавал им надежды на свой переход в католичество, прислушивался к их словам, вёл долгие беседы. Но всё это оборвалось, как только Волконская уехала из Рима. Гоголю не нужны были шпионы без поддержки вкусными обедами. Вообще Гоголь мог коротко сойтись с человеком, доверительно выслушать его, выпытать, вникнуть в его душу - чтобы потом, получив знание и составив представление о его жизни, расстаться с ним навсегда. Польские шпионы столкнулись в лице Гоголя с не менее хитрым шпионом.
      В круг друзей Гоголя в Риме вошёл художник Иванов, который работал над огромным полотном "Явление Христа народу". Художники и писатели, люди творческие постоянно делают что-то новое - их невозможно раскрыть, как шпионов, прочитать, как книгу, раз и навсегда. Гоголь проводил много времени в мастерской Иванова и беседовал с ним об искусстве. Таких разговоров от него никак не могли добиться многие знатные господа. Гоголю было неинтересно всё, что они могли сказать. В светском обществе сложилось мнение, что Гоголь - нелюдимый и необщительный тип.
      Иванов изобразил Гоголя на своём полотне в виде человека в красном плаще, который обращён к зрителю вполоборота. Он смотрит на Христа и сомневается, боится верить своим глазам. Художник выделил в писателе чувство сомнения как главное качество. Любопытно, что Гоголь тоже изобразил художника в своей повести, - когда он переписывал "Портрет", то противопоставил главному герою, что растратил дар попусту, художника, который неустанными трудами шлифовал свой талант и не шёл на поводу у публики, а поднимал её за собой к высотам искусства.

Приятель Гоголя по Петербургу Анненков приехал в Рим, когда первый том "Мёртвых душ" был уже написан. Гоголь предложил Анненкову помочь ему в переписке книги набело. Тот с радостью согласился. Гоголь притворил внутренние ставни от южного солнца, открыл тетрадку и начал мерно и торжественно диктовать. Это было похоже на спокойное, правильно разлитое вдохновение, которое рождается глубоким знанием предмета. Порой рёв итальянского осла раздавался в комнате, слышался удар палки по его бокам и крик женщины: "Вот тебе, разбойник!"
      Анненков, повторяя одну фразу, вместо продиктованного слова "щекатурка" употребил "штукатурка". Гоголь остановился и спросил:
      - Отчего так?
      - Да правильнее, кажется.
      Гоголь подбежал к книжным шкафам, вынул словарь, подыскал немецкий корень слова, русскую его передачу и, тщательно обследовав доводы, сказал, ставя книгу на место:
      - А за науку спасибо.
      Затем сел в кресло, помолчал немного, и полилась та же звучная, простая и возвышенная речь.
      Впечатления диктовки привели писателя в весёлое состояние духа, и он предложил Анненкову вместе прогуляться после работы. Гоголь взял с собой зонтик и, когда приятели повернули в глухой переулок, принялся петь разгульные малороссийские песни, потом пустился в пляс. Гоголь стал вывёртывать зонтиком в воздухе такие штуки, что через две минуты ручка осталась у него в руках, а остальное полетело в сторону. Он быстро поднял оторванную часть и продолжил песню. Так отозвалась в нём творческая радость. Он праздновал мир сам с собою в бурном порыве весёлости, чего не было с ним давно, - почти с тех пор, как умер Пушкин.

Из Рима Гоголь приехал в Москву. После смерти Пушкина Гоголь близко сошёлся с московскими писателями, семьями Хомяковых и Аксаковых. Аксаковы души не чаяли в Гоголе, окружили его любовью и обожанием, и он со временем предпочёл кружок московских литераторов петербургским. Москва славилась обедами, гостеприимством - и невестами. Гоголь привёз из Петербурга в Москву своих сестёр, которые закончили пансион, - сюда же приехала его матушка, чтобы после долгой разлуки встретиться с сыном и дочерьми. Москва считалась городом провинциальным, здесь люди жили больше в собственное удовольствие, чем для славы и чинов. Все, кто хотел выслужиться, попадаться почаще на глаза царю и дружить со знатью, ехали в Петербург. Петербургские литераторы ругали москвичей "купцами" - в Москве писателю считалось незазорным торговать, строить дома, отдавать силы хозяйству и разнообразным увлечениям. Аксаковы, как известно, страстно любили охоту и рыбную ловлю.
      Москва и Петербург устроили род соревнования за Гоголя - и победила Москва. В Петербург Гоголь наведывался с той поры редко. Куда бы он не отправлялся - в Малороссию, Рим или в паломничество к Святым Местам - возвращался всегда в Москву. Здесь он оставил самую красивую сестру свою, с которой был наиболее дружен, Елизавету. Любопытно, что её старший сын женился на внучке Пушкина. Потомки Гоголей породнились с потомками Пушкиных.
      Переезд Гоголя в Москву и появление нового круга друзей было не случайным. Писателя, кроме любви к обедам, сближала с москвичами страсть к старине, интерес к русской культуре. Он не любил моду на всё иностранное, нововведения и чиновников - то, чем славен Петербург. О Москве Гоголь не писал рассказов, как в молодости о Петербурге - но сам дух его поэмы "Мёртвые души" принял более хозяйственное, московское направление. Когда Гоголь избрал Москву местом своего проживания, образ его мыслей сильно изменился. Петербургские литераторы не могли ему простить этого "предательства". Счастье принимать Гоголя, радость живого общения с ним доставались теперь почти исключительно Москве.

Неизвестный художник середины 19 века. Улица Варварка.

[начало] [в пампасы]