Папа и мама сказали: баста, мы соскучились! Хотим видеть тебя не только по субботам, но и каждый день. Хотя бы недельку-другую на новогодние праздники. И купили путёвку в санаторий под Ригой - столицей Латвии.
      - А бабушка? А Виталька?
      - Они тебя будут ждать, - сказал папа. - Ждать и радоваться за тебя и за нас всех.
      Но у меня не было особых причин для радости.
      Папа вздохнул:
      - Оставим бабушке твой ноут. Пиши ей письма хоть каждый день.
      Я улыбнулся одной стороной лица.
      - Витальке заведём электронный адрес: drug@mail.ru. Захочет - придёт к бабушке и прочитает, что ты ему написал. И тоже напишет в ответ письмо.
      Я улыбнулся второй половиной лица. Папа принял это за целую улыбку и сказал:
      - Приятно общаться с разумным человеком, особенно если это твой собственный сын.
      И мы полетели в санаторий.
      Только зашли в свой номер, я достал папин айпед и настучал письмо бабушке и Витальке: "Салют! Мы приземлились. Как дела? У нас всё хорошо. Привет от мамы и папы. Колямба". А что ещё писать?
      Мы растаскали вещи из чемоданов по шкафам и пошли обедать. А потом отправились гулять на побережье Балтийского моря. Оно серое, волн почти нет. Чёрное море я видел всегда блестящим и весёлым. А Балтийское море хмурое. Море булькнуло: "И чего приехал? В Масловке бабушка и Виталька скучают". И я быстрее к айпеду побежал, чтобы проверить, нет ли писем из Масловки.
      Были! Первым я прочитал письмо от бабушки: "Салатик, Колямба! В Масловке холод рыга. Выйдешь на улицу, а там снежная свинство пляска. Но за меня не волнуйтесь. Целую. Бабушка Одежда". Ничего себе не волнуйтесь, если у неё там холод какого-то "рыга"! И почему "салатик" какой-то вместо нормального "здравствуй"? У бабушки склероз скоропостижно развился, слова самые простые уже забывает? А под "свинством" что скрывается? Поросята с Моховской фермы? И кто их заставляет плясать на улице? Или они взбесились, в снегу извалялись и теперь по Масловке вальс отчебучивают?
      Я головой покрутил и стал читать письмо от Витальки: "Здорово, Колямба! У меня все ого голого. Каникулы по кайме. Жму руку. Друг Виталий". Совсем с ума сошёл! У него, видите ли, все "ого"! Не одно, не два, а ВСЕ! И какие эти "оги" какого-то "голого"? А каникулы, которые "по кайме", это вообще в голове не укладывается…
      Я расстроился. В бассейне плаваю и про письма думаю. Ем ложкой кислородный коктейль (это такие пузырьки из яблочного сока в большом стакане), и снова мысли вокруг них вертятся. Что ни делаю, с кем ни говорю - всё думаю о бабушке Одежде и Витальке. Как им там с "рыгом" и "свинскими плясками"?
      - Тебе здесь совсем не нравится? - заволновались папа и мама.
      - Нравится, - вздохнул я и к стене отвернулся, чтобы не заплакать. А потом всё-таки заплакал и сказал: - А чего они письма дурацкие пишут? Эти бабушка и Виталька!
      - Так вот в чём дело! - рассмеялись мама и папа. И у меня сразу все слёзы высохли. Потому что я и на папу с мамой рассердился за хиханьки и хаханьки. И спрятался с головой под одеяло.
      - А почитать эти дурацкие письма можно? - уже серьёзно спросил папа.
      Я в ответ только одеяло пнул, что означало: да читайте эту ерунду, мне нисколечки не жалко.
      Папа включил айпед и открыл мою почту. Минуту спустя раздался грохот - папа свалился с дивана. Вначале он раскачивался, держась за живот, а потом запищал, как резиновая курочка ряба с железной дыркой на боку - была у меня такая в раннем детстве. Мама прочитала письма и тоже запищала курочкой. Они сидели и пищали. А мне снова захотелось плакать.
      Наконец папа всхлипнул и сказал:
      - Это я виноват. Я перед отъездом редакторскую программу установил, чтобы она неправильно написанные слова на правильные исправляла. Но иногда она сама слова меняет, которых у неё в памяти нет. А бабушка и Виталька письма перед отправлением не перечитывали.
      - Всё пропало? Теперь уже не понять, что они хотели сказать? - пробухтел я из-под одеяла.
      - Почему же, - улыбнулся папа и прочитал вначале письмо от бабушки: - "Салютик, Колямба! В Масловке холодрыга. Выйдешь на улицу, а там снежная свистопляска. Но вы за меня не волнуйтесь. Целую. Бабушка Одежда". А вот что Виталька настрочил: "Здорово, Колямба! У меня всё огогого. Каникулы по кайфу. Жму руку. Друг Виталий".
      Я фыркнул. Ну ладно бабушка. Про погоду написала. Если честно, это не так интересно. Но теперь хоть за неё можно не волноваться - никакие бешеные поросята её не искусают. А Виталька-то мог что-нибудь и поподробнее написать! Что там такого здоровского под "огогого" скрывается? Почему каникулы "по кайфу"? Тоже слова какие-то дурацкие. Я опять расстроился.
      - Эх, - вздохнула мама. - А ведь в старые добрые времена люди умели писать красивые письма. Даже такое искусство было - эпистолярное. Письма хранили всю жизнь, чтобы на старости лет можно было удариться в воспоминания… Великие писатели делились в них сокровенными думами. У них в полном собрании сочинений даже тома писем выходят, наравне с романами. А у нас сплошное "огогого" и "кайф". Такое на старости лет перечитаешь - и вспомнить нечего будет.
      - Колямба, а напиши им письмо по всем правилам эпистолярного искусства! - предложил папа. - Поделись сокровенными мыслями и переживаниями! Тогда они поймут, как горячо ты их любишь! Может быть, это письмо будет первым в томе писем твоего полного собрания сочинений!
      А что? Может быть, я стану великим писателем! И уже сейчас надо готовиться к всемирной славе, копить мысли и переживания.
      - А о чём писать? - спросил я.
      - Например, о том, что тебе сегодня больше всего понравилось.
      А мне сегодня больше всего понравилась селёдка с творогом, луком и чёрным перцем - блюдо латышской кухни. На обед в качестве закуски подавали. Я до этого никогда такое не пробовал. Но если я о селёдке напишу, то это не письмо получится, а книга о здоровой и вкусной пище. Такие письма пусть девчонки пишут. Тогда о чём писать? И как?
      - Надо написать, чтобы вышло не сухо! - подсказал папа. - Когда мы в школе деепричастные обороты проходили, то читали, как Достоевский учил мастерству другого писателя: "Надо писать: "Пятак падал к ногам, звеня и подпрыгивая". Вот так и пиши! Звеня и подпрыгивая!
      - Пока писать буду, придётся монетками в кармане звенеть и на месте подпрыгивать? - поинтересовался я. - Или сплошные дееперичастные обороты писать? Но я не знаю, какие они из себя!
      - Деепричастные обороты совсем не обязательны! - сказала мама. И прочитала наизусть:
     
     
      Мне мало надо!
      Краюшку хлеба
      И каплю молока.
      Да это небо,
      Да эти облака!
     
     
      - Это гениальные стихи поэта Велимира Хлебникова. И никаких деепричастных оборотов здесь нет. Главное - искренне напиши.
      - Будто с глазу на глаз говоришь с тем, кому пишешь, - добавил папа.
      - Будто под одним одеялом лежим и по душам шепчемся?
      Мама и папа кивнули.
      Было поздно и пора было спать. Но я с боку на бок вертелся. В моей голове рождалось письмо.
      "Здравствуйте, бабушка и Виталька! Как вы поживаете? У нас всё хорошо. Я хочу рассказать вам о Балтийском море и баркасе.
      Море лежит огромным полукругом. Оно как земной близнец месяца. Только не жёлтый, а серебристый. И светится днём. Море светится всегда по-разному.
      В мороз море впадает в спячку, как медведь. Прокатит одну волну, будто веко приподнимет, чтобы посмотреть - кто там на берег пришёл. И опять спит. А если его разбудит ветер, море обидится, загудит, почернеет и погонит больших злых баранов - волны, чтобы всех напугать. А те, что вдалеке, кажутся кораблями, целой флотилией кораблей, которым никакой шторм нипочём.
      Самое красивое море в солнечный день. Оно - как листочек голубой фольги, если на неё подуть. Недалеко от берега плавают пять белых лебедей. Они словно фарфоровые. Снег на берегу тает и проступает светлый песок. На него выползают, как червяки после дождика, кудрявые чёрные водоросли. Возьмёшь их в руку - йодом пахнет. В такой день лучше всего виден баркас. Мне его показал один старик из санатория. Он всегда ходит в тельняшке, а сверху надевает пиджак или куртку. Он сказал: "Тельняшка - это в море одежда. А когда человек на берегу, это мечта".
      Баркас затонул давно, несколько лет назад. Из волн чуть-чуть виднеется его правый борт. С берега кажется, что это просто плывёт бревно. А это баркас. Его имя "Янтарный". Он ходил под двумя белыми парусами. А однажды с ним приключилась беда и баркас затонул. Теперь он грустит без своего капитана. Его деревянные борта просолились насквозь. На берегу они высохнут и станут седыми и никому не нужными. Но баркас всегда в море и ждёт своего капитана.
      Я скоро приеду. Колямба".
      Вот такое письмо получилось в моей голове. А утром мы с мамой его написали на простом листке бумаги, а потом с папой отнесли на почту, запечатали в конверт и отправили в Масловку. Я хотел, чтобы получилось как в старые добрые времена, по всем законам эпистолярного искусства. Чтобы бабушка Одежда и Виталька прочитали его на старости лет и ударились в сокровенные воспоминания.
      А потом мы снова пошли к морю. Мне очень хотелось посмотреть на баркас. Оказывается, я его полюбил. Но понял это только после того как письмо написал.
      По морю бежали волны с белыми гребнями. Среди них баркаса совсем не было видно. И по берегу не гулял старик в тельняшке.
      Вдалеке, почти у самого горизонта, шла флотилия белых кораблей, которым никакой шторм нипочём. Вот если бы среди них был "Янтарный" со своим капитаном на борту…
      Зато я твёрдо знал, что мой баркас, запечатанный в конверте, держит курс на Масловку. И бабушка с Виталькой уж точно меня дождутся. И мы будем есть селёдку с творогом, луком и перцем, что так любят капитаны и простые люди, живущие на берегах Балтийского моря. А теперь и я.

[начало] [в пампасы]