"20 мая 1996.
      Вчера луна родилась из середины пейзажа. Я пришла домой и расписала тарелку с луной. Ее поместила в середину, а все домики - по краю. Мама сказала: "Это новый стиль, дымчато-лунно-жемчужный с намеками на черты лица, мудрого". Мама много знает слов, но здесь их не хватает. И ей приходится все слова, какие она знает, грудами сгребать и покрывать ими место новых знаний!!! Вообще-то этому стилю миллион лет".
      Таисия ни в дневнике не писала о Кулике, ни Алеше Загроженко о нем не говорила, потому что у Алеши сестра вскрикивает, а то и воет от своих многочисленных болезней по ночам... Теперь, когда Таисия почувствовала, каково Алеше от мучений Лизки, она взяла ручку и зачеркнула три знака восклицания (после слова "знаний").
      - Где у нас Библия? - спросила она у родителей.
      - Завтра найдем, спи давай! - Мама все еще не могла снять головную боль и горстями глотала таблетки.
      - Маша, может, ты знаешь, где у нас Библия? - не отставала Таисия.
      - Сказали: завтра! - закричал папа. - Тебе говорят, а ты как не слышишь...
      Конечно, не слышит, думала мама: изнутри своей пустыни он кричит в ее пустыню - не доходит... Или от таблеток в голове такие просторы?
      Мама хотела расписать тарелку и забыть Кулика, она взяла портрет Набокова, но угловатые концы портрета не помещались в голове, и она не знала, как их втиснуть в тарелку. Раньше получалось как-то, а сегодня - нет...
      Александра пришла из библиотеки (она готовила экзамен по психологии) и схватила том Стругацких - ей хотелось отдохнуть от копаний в человеческом мозге: тут центр речи, а там другой центр... Зря пошла на дошфак, думала она, надо было на филологический, эх! То ли дело Стругацкие. А Таисия в это время писала:
      "Вот дождалась: взрослые уснули. Могу написать свои мысли. И когда только взрослые успевают о жизни-то думать? Ведь если о ней не думать, то она как бы останется неизвестно где, а если думать, то жизнь останется внутри тебя. Клянусь, жизнь, я буду думать о тебе! Чтобы ты не проходила..."
      - Все, ложусь, включай лампу! - Таисия выключила общий свет.
      Они с Александрой спали в одной комнате. А раньше здесь еще спали старшая сестра и брат, но они уже ушли в самостоятельные приключения под общим названием "жизнь"...
      Александра читала Стругацких. Сильно пишут! Даже кажется, что в комнате появились фантомы и кто-то уже стоит на стуле. Фантастика просто!.. Александра подняла глаза: это Таисия стоит на стуле... Стругацкие не сильней жизни.
      - Таисия! Ты зачем встала?
      - Как зачем?! Как зачем?! - возмутилась в ответ Таисия.
      - Слушай, ты, Тургенев - сын Ахматовой, ты чего?
      - Как чего?! Как чего?! - возмущалась Таисия.
      - Центры торможения того?.. Ложись немедленно!
      Таисия послушно легла.
      Александра углубилась в "Жука в муравейнике", и в это время со стороны телевизора раздались стуки. Один, второй, третий... Александра боялась поднять глаза: на телевизоре не могло быть Таисии! Мурка с Зевсом мирно спят на стульях. Все-таки Стругацкие сильно повлияли на действительность... Когда их читаешь, странное вокруг творится! Александра услышала еще один стук и все-таки подняла глаза. Это попадали пластилиновые поделки, стоявшие на телевизоре. Стало холодно, они отлипли. Мороз, как всегда, на цветущую черемуху, подумала Александра.
      Маша и Таисия были наркоманами родительского внимания. Они привыкли всю жизнь получать все более концентрированные дозы этого вещества.
      Когда папа пристроился помечтать с бутылкой "Балтики", воображая себя добропорядочным бюргером, который с каждым глотком пива вырабатывает гегельянствующие мысли, Маша выпускала стенгазету о русском языке. Она тоже мечтала, но - о выигрыше в триста тысяч рублей, обещанных директором победителю.
      - Папа, ну у нас же конкурс, вынырни из своего пива. - Она ножницами кромсала взад-вперед ватман (получались удивительные пенистые волны). - Мне нужно название оригинальное - о русском языке.
      - Виликий и магучий, - с ходу сказал папа. - Как вы не понимаете, что если я отвлекаюсь, то так трудно снова заныривать мыслями в возрождающее пиво?
      Маша пустилась в гонку рассуждений: "Виликий" - хорошо, "и" зачеркнем, наверху напишем "е", в "магучем" зачеркнем "а"...
      Папа непросветленно сопел, вытирая с усов пену.
      - Усы! - чуть не потеряла сознание от озарения Маша. - А мама сказала, что у тебя нет усов... На днях говорили мы об усах... Мама сказала, что она очень любит мужские усы. И с сожалением и с горечью: "А почему-то он уже их не носит. Наверно, молодится, как пошел к новым русским бизнесменкам преподавать..." А ты был на работе! А мы: "Папа же с усами". Но мама натянула все морщины на лоб: "Но я-то лучше знаю!"
      Папе показалось, что пиво вдруг стремительно сквасилось и превратилось в жидкое удобрение. Потому что Машу сменила Таисия:
      - Где-то должна здесь Библия быть. А зачем Каин жертвоприношение делал? Богу ведь это не нужно...
      Тут Александра вернулась с консультации и начала стоя звучно есть свекольный салат. Нёбо у нее было, как купол небесный, с резонансом. Маша вырвала у сестры ложку и тоже принялась есть.
      - Чего ты - ложку верни! Иди сходи! Моя ложка!
      - Сама сходи - я газету делаю!
      - Ну и делай! Сделаешь и поешь!
      Драка разгоралась, хотя обе старались, чтобы не исчезал оттенок какой-то семейной шутки - при всей серьезности тумаков. Свекольный салат летел веером, и красные пятна дополняли картину боя, усеяв стенгазету, папину футболку и тюлевую штору.
      Последняя тень шутки исчезла, когда папа вскочил и заорал, забрызгал недопроглоченным пивом:
      - Мне хочется вас на куски разорвать!
      Немедленно дочери начали страдать. Они прострадали две секунды, но для них это время гораздо длиннее затянулось, чем если бы три года радости.
      Мама вылетела из другой комнаты, как аварийный отряд реагирования.
      - Ложек-то много! - кричала она таким же голосом, как и дочери: пронзительно. - А вы... никто не уступит! Пиво тебе попалось неудачное, так ты на дочерях это срываешь?!
      Всем известно, что в ссоре не бывает полноценных аргументов, но, раз ступив на ухабистою дорогу ссоры, каждый думал, что авось она его-то уж выведет к победе. Это все равно что заяц, который попал в свет фар, уже не убежит с дороги и будет прыгать-скакать, пока не упадет замертво.
      Мама начала бегать, курить и искать лекарства, но она уже их съела за те ночи, пока выл Кулик, - в общем, она забуксовала в своих страданиях. А папа не помогал ей выскочить из разъезженной грязной колеи страдания. Закаменел и в то же время раздулся, символизируя незаслуженную обиду. Тут-то и выяснилось, что Александре сегодня дали стипендию, и мама немного поторжествовала, что она давно угадала подлость своих дочерей (когда Александра дала Маше деньги на новую бутылку пива для отца).
      - Да что ты, ей нужна косметика, всякая гигиена, обедать в институте, - стал защищать Александру папа (ему было неудобно долго быть символом незаслуженной обиды, хотя и почетно, конечно).
      Маша вернулась с двумя бутылками "Туборга". Папа хотел извиниться, но мама его опередила:
      - Извиняйся немедленно - родных дочерей разорвать на куски захотел! Сатурн, пожирающий своих детей!
      Получалось: если он сейчас извинится, то поддастся грубому и безжалостному давлению, как будто бы он не свободный человек, который может выбирать линию поведения. И он попытался всем телом снова изобразить какой-то символ.
      - Раз в жизни сказал! - повторял он шепотом.
      - Если б папа этого не сказал, - просветленно сказала Александра, - он бы, может, с ума сошел, поджег бы что-нибудь.
      Таисия думала: папа же всем видом извиняется - что еще надо!
      Ну, мама еще немного поприставала: извинись немедленно, извинись немедленно. И устала. Легла и задремала. Но потом вдруг подумала: надо просветить до конца ситуацию... Не открывая глаз, она сказала:
      - Как хорошо Саша выразилась... что папе нужна была отдушина.
      Папа начал неумеренно расхваливать пиво:
      - Какое хорошее пиво вы, девочки, купили, вкусное! - Нашел способ извиниться таким образом.
      А мама подумала: все-таки лучше ясность в любой ситуации. Лучше бы он сказал: "Извините меня, пожалуйста, девочки!" И тут она заснула, слава Богу.
      Она еще слышала, как за стеной шепотом задушенно хихикали дочери, как громко звучала где-то вода, в которую бросали запачканную свекольным салатом футболку, штору, Машин халат и блузку...
      За стеной Таисия рассказывала папе очередной сон Вероники, который ей, Таисии, передали сложным, окружным путем, поскольку добровольных парламентеров кругом очень много, хоть пруд пруди. Сон сначала приснился Веронике, но тут ведь не проверишь, был ли он. А потом, художественно изменяясь, он пришел к Таисии через Наташку, Иру и Лизу. И все с удовольствием работали в этой цепочке, утверждая необходимость благородной бесполезности. У взрослых это вылилось в чеканную форму: "Я могу обойтись без необходимого, но не могу без лишнего".
      - Как будто бы у меня, в ее сне, сделался... ковшеобразный подбородок и по краям еще бородавки... - вдруг от себя добавил папа, не потому что он еще был злой, а просто картина казалась более внушительной и завершенной, если эти бородавки расположены регулярно.
      И папа от всего этого эстетства радостно засмеялся.
      Александра вдруг сказала, что надо позвать Загроженко и испытать на нем новый тест, который дали на консультации: преподаватель велел взять мальчика-подростка десяти-четырнадцати лет.
      - А я вам что, не мальчик? - удивился папа. - Давай я буду тестуемый, а ты тестующая. - Он поднял стакан с янтарным "Туборгом".
      - Загроженко уже около четырнадцати, а тебе, папа, никак не меньше пятнадцати!
      Александра начала собирать какую-то еду на стол, объясняя, что дети не могут отвлечься от импульсов, идущих от внутренних органов.
      - Поэтому сначала Алексея накормим. И исключим посторонние влияния...
      Таисия схватила веник и принялась мести пол. "Тургенев - сын Ахматовой" подняла пыль", - возмутилась Александра. Чего это с сестрой? Ее просили сбегать за Лешей, а она пол метет. Таисия остановилась, плачевно оттопырив губу: если пыль еще стирать сейчас, то от спешки что-нибудь уронится, и этому конца не видно! Она срочно стала брызгать во все стороны водой и забрызгала стенгазету Маши. "Да, Тургенев - сын Ахматовой", - подумала Маша, но промолчала...
     
      В этот же день Вероника, одетая в платье, как из каталога, читала:
     
      Мы в детстве были много откровенней:
      - Что у тебя на завтрак? - Ничего.
      - А у меня хлеб с маслом и вареньем -
      Возьми немного хлеба моего.
      Прошли года, и мы другими стали.
      И уж никто не спросит никого:
      - Что у тебя на сердце, уж не тьма ли?
      Возьми немного света моего...*
     
      Пока она читала, ее мало кто слушал, но все сидели тихо, потому что понимали: в частной школе надо вести себя по-светски, у них сейчас тут почти дворянское собрание. Только изредка жужжал у кого-то в кармане пейджер.
      Прочтя выбранное стихотворение, Вероника почувствовала, что она похожа на человека, спрятанного в этих строчках. Силы в ней появились, такие свежие, чистые. Теперь, когда Вероника ходит в частную школу, у них тут такие интеллектуальные вечера! А Таисия медленно утопает в своем бытовом болоте, бедности. "Возьми немного хлеба моего". Вдруг настроение стало гадким: хлеб - это ведь Загроженко, который дал буханку Таисии. Конечно, раздавала бы я это добро горстями. Но надо ведь его сначала накопить. А для этого - выучиться! Процедура чтения стихотворения дала Веронике не только силы, но и воображение. Не только воображение, но и интуицию. Сам собою придумался интересный сон, который мог бы зацепить слабые места Таисии.
      - Будто идет Таисия с косточкой в руке, а мой Мартик к ней подбегает, он как всегда думает, что она с угощением к нему пришла. И говорит человечьим голосом: "Дай погрыфть кофточку..."
      Это Вероника рассказывает сейчас Наташке, чтобы та передала Ире, а Ира вручила бы сообщение Лизке. Через Лизку дойдет до Таисии.
      - А Таисия говорит: "У меня самой есть нечего". Один конец кости откусила и дала Мартику, а другой сама как начала грызть, клыки растут. И кость тоже растет. Хруст такой стоит. Мартик прибежал ко мне, жмется...
      Вероника осязательно чувствовала, что у нее длинные руки и она через Иру, Наташку и Лизку достает Таисию своим сном. Она заранее прикинула, как может измениться сон, пройдя через всю эту цепь. И снова почувствовала удовлетворение, как от чтения стихотворения Решетова.
      Тася пригласила Алешу Загроженко с Лизой на тестирование. А Александра их накормила гречневой кашей, чтобы не мешали импульсы от пустых внутренностей.
      - Ну ладно, - сказала Александра, когда все поели. - За работу...
      Она попросила Алешу нарисовать вымышленное животное и подробно объяснить, где оно живет, чем питается, какие у него враги. А Лизе дала тест "Моя семья".
      Леша изобразил какого-то Тяни-Толкая, одна голова которого мирно щипала траву, а другая окрысилась, зорко глядя с длинной жирафьей шеи. Ног много, они мощные и покрыты чешуей. Рядом двухголовый детеныш. Пасется.
      А Лиза нарисовала в центре две доски. Александре на лекции не говорили о таких символах. Алексей объяснил, что это доски из-под бабушкиного гроба. И тут же добавил:
      - Были доски, я их выбросил!
      Себя с братом Лиза поместила по одну сторону досок, а маму - очень съеженную, ниже табуретки - по другую сторону.
      - Бабушка хотя бы ругала маму: чего ты лежишь, пупом в небо смотришь? А теперь... - сказала Лиза и увеличила на рисунке одну ногу матери. - Вот теперь у нее нога и болит!
      - А! Мама скоро деньги получит за свои тарелки! И мы устроим мой день рождения, - перевела на веселое Таисия.
      - Я вам устрою, по сценарию, - пообещала довольная Александра, ведь теперь у нее все есть для сдачи экзамена по психологии.
      На самом деле душа у человека большая - всегда есть, чем утешиться! Если нет денег, есть любовь, друзья, красота, доброта, ум, талант или юмор. Родственники есть. Мечты. И все помогает выжить. Да еще любовь к Богу и Его любовь к нам. Так думал папа Таисии. Он думал, как обычно, вслух. Еще есть красота природы - она радует...
      - Или есть песик, верный товарищ, - добавила Таисия.
      - Или книги, - подсказала Маша.- Я вот начала читать "Мастера и Маргариту", и знаете что: на первых двух страницах ни разу не повторяются слова, да! Ни разу! Чтобы одно слово два раза - нет такого!
      Такой странный подход к чтению сильно поразил папу, но пиво - как всегда - сгладило остроту восприятия, и он не стал пускать умные едкости по семейным каналам. Только и сказал:
      - Спокойной ночары. - И задал ежевечерний дежурный вопрос: - Что передать в страну снов?
      На этот раз Таисия сказала:
      - Передай, чтоб страна снов не отделялась от СНГ, а то визу долго придется оформлять...
      Загроженко и Лиза засобирались домой. "У них свои порядки, но... неделовые все они, по-моему, - думал Алеша. - Если никто в семье не пьет, то деньги должны появляться сами собой... Что люди в свободное время-то делают - деньги зарабатывают. Я Таисию потихоньку перевоспитаю".
     
      Алеша в субботу взялся за полцены мыть машины. Время было грязное - май, и водители охотно останавливались у забора с надписью: "Мойка машин". Мыли подростки машины с улыбкой, которая была частью униформы. Еще не читан Карнеги, и вообще ничего еще почти не читано, кроме "Букваря" и пары учебников, но уже подростки схватили мысль: кроме хорошей работы, должен быть гарнир к ней в виде микропьесы общения.
      Алеша в булочной часто разгружал хлеб, но там запах от буханок поднимался сухой, теплый и живой. А мыть машины надо в болотине, которая, конечно, текла к люку, но медленно. Выбросы из глушителя, замерзшие руки - и все это за полцены. Злость вспыхнула, которая здесь не к месту, Алеша ее прогонял, но она снова возвращалась.
      Подъехал джип "Чероки", красивый весь, никелированный, как раз для детей сорока-пятидесяти лет от роду. Вышел водитель, поправил сползшее на бок брюхо и сказал:
      - Пацаны, за пять кусков вымоете?
      Всего за пять? Ребята молчали. Но у Алексея костер внутри запылал еще сильнее.
      - Может, за эти деньги ему еще и жопу помыть? - сказал он внешне спокойно, с каким-то удивлением полуинтеллигента.
      Новорус с самого начала знал, что зарвался, - просто привык надувать на каждом шагу. Если б он не жилил, то и не разбогател бы быстро. Но хотя он был жила, долго терпеть не мог, чтоб последнее слово не за ним.
      - Ну ладно, птицей налетайте, десять кладу. - Не видя поползновений к сервису, добавил: - И еще пять сверху!
      Тут они поняли, что нельзя стоять, и схватились за губки и ведра. Еще они поняли, что Алеша - крученый пацан, он знает, где можно нахамить клиенту и не проиграть. А они не знают. А сам он вдруг подумал: "Здесь можно шишку держать - денег больше будет".
      В это время на стадионе чадила очередная скоротечная звезда эстрады, поддерживая кандидатуру Ельцина. Ветер доносил волнами бодрящий рев зрителей. А очередная машина неслась на подростков, как таран. Сначала ребята подумали, что водитель ненормальный и хочет всех скосить под корень. А он просто любил мастерски притормозить, с шиком, чтобы по маскам испуга, возникающим на лицах, понять важность своего существования. Зато он хорошо заплатил, не торгуясь и молча.
      Алеша вытянул руку с губкой, призывая очередного клиента, и закричал:
      - Голосуй или проиграешь!
      И его крутость еще больше закрепилась в глазах компании.
      Бабушка, которую они называли "проходной" (она каждый день мимо них ходила на рынок), продала им, как обычно, литровую банку картофельного пюре и шесть котлет - по две на каждого. Все было горячее. Алексея поразило, что Виктор быстро свернул из конфетной обертки жесткий длинный треугольник и стал пользоваться им как зубочисткой. Все у них пригнано без промежутков - Загроженко выставил им мысленно хороший балл. Деловые! С ними я смогу подняться.

[начало] [в пампасы] [продолжение]