В сентябре, понятно, - начало осени. Но, как и всё на свете, осень не сразу начинается. Сначала приходит дедок Жыцень, худощавый, всклокоченный. Откуда, спрашивается, вылез? Имечко так себе - Жыцень. Да ещё, говорят, у него целых три глаза. Вот каков!
      Тремя-то глазами Жыцень доглядывает - всё ли убрано на огородах, в садах, в полях? Если нет, сам порядок наведёт. Да припомнит! Злопамятный Жыцень. На другой год плохой будет урожай у нерадивого хозяина.
      Так и зыркает тремя глазами по сторонам Жыцень, точно ревизор. Кто это на столбе сидит?! Ворон, что ли? Или монтёр? А, это дядька Семён! Обыкновенно Семён-летопроводец взбирается на высоченный столб, чтобы и Лето разглядеть уходящее, и Осень, на землю вступающую. На Семёнов день встреча Осени - осенины. Как она себя покажет? Если ясный день, далеко видать, будет Осень тёплой, сухой, протяжной.
      Солнце тогда светит мягко. Тонкие перелётные паутинки вспыхивают серебряным светом. Дикие гуси разгуливают по земле важно, как капитаны дальнего плавания, которым скоро в кругосветку. И скворцы ещё тут, посвистывают заливисто, будто окликают, - поглядите на нас перед разлукой… Иногда кажется, вернулось лето! Нежное, не палит зноем, а ласкает, баюкает, по голове гладит, как бабушка. Жалко, что сроку ему - неделя-другая. Хрупкое лето в сентябре, осеннее, а зовётся - бабье. Нарядов у бабьего лета - целый сундучище. Что ни день, новый сарафан. И жёлтый, и золотой, и серебряный, и багряный, и алый, и зелёный ещё, и такого иной раз цвета, что слова не подобрать, а только сердце уже грустит, тревожится от мимолётной, уходящей красоты.
      Коротко бабье лето. Хоть и много красок, да все желтеют.
      Рано или поздно покажет Осень свой характер. Пообтрясёт листья с деревьев, и прозрачен станет лес. Светло в нём, будто распахнулись широкие двери, за которыми вдалеке стоит Зима.
      Высоко-высоко летят гуси да журавли. Над лесами, полями, реками да морями. Сколько же раз им крыльями взмахнуть, чтобы до места долететь? Наверное, как мы шагами, так птицы отмеряют свой путь взмахами крыла. К примеру, журавлиных - около миллиона. А соловьиных и не счесть.
      Над деревьями галдят стаи ворон, совещаются, улетать ли. Так и не сговорятся - одни остаются зимовать, другие отправляются к югу, но не слишком далеко.
      А ласточки, говорят, прячутся на зиму в колодцы. Трудно в это поверить - чтобы ласточка да в колодец?! Конечно, летят они в небе осеннем, унося на длинных хвостах Лето.
      Мрачнеет Осень, хмурится. Приходит дядя Артамон с хворостиной и гонит змей спать. Уползают они в укромные уголки, сворачиваются в клубки, засыпают долгим зимним сном.
      Но не спится небесному Скорпиону. Жалит он природу, не жалеет, и всё на глазах увядает.
      По утрам уже заморозки и падает на траву белый иней.
      Горек сентябрь, как ягода осенняя рябина, но и красив. Недаром в былые времена новый год начинался в сентябре. Куда ни глянешь, всё вроде новое. И поле не узнать, и лес, и само небо - прозрачное оно, высокое, даже когда облаками закрыто.
      Вот новоселье в сентябре обязательно будет счастливым. Дедок трёхглазый Жыцень любит новоселья. Когда всё уж прибрано, а на столе летние подарки - хлеб-каравай, варенья, соленья. Собираются за столом и тётка Наталья-овсянница, и дядька Никита-репорез, и Флор-осенние утренники, и крёстные Лупп с Федорой - все дни сентябрьские тут как тут. Справят осеннее новоселье и поклонятся: "Ай, спасибо хозяину за мягкие пирожки! Ай, спасибо тому, кто хозяин в дому!"
      А хозяин-то, известно, - Осень. В сентябре у неё дом просторный, светлый, нарядный и от угощений ломится.
      Осенины - новоселье Осени. В тереме осеннем окна и двери всегда нараспашку - дождь ли, ветер ли - заходите, люди добрые!
      В сентябре Осень приветлива, радует погожими днями. Самое время по грибы. Тихо-тихо в осеннем лесу. Разве что шуршит под ногами палый лист да поползень царапает коготками кору, пробегая по стволу, да синицы, перелетев с ветки на ветку, замрут, прислушаются, не идут ли холода.
      Говорят, что в сентябре и у воробья - мёд на столе. Вот поглядеть бы, как воробей за столом мёд ложкой уплетает. Наверное, прямо из банки.
      Всякое бывает в сентябре, на осенины.

      Солнце вроде бы засыпает в октябре. Чуть потянется спросонья и вновь на боковую. Даже в полдень едва поднимается над землёй.
      Кажется, всё дальше и дальше улетает Земля от Солнца. Дни белые всё короче. Утро поздно, вечер рано. Небо низкое дождя полно. И не пройти, не проехать по октябрьским распутным дорогам.

      Октябрь не любит ни колеса, ни полоза. И телега в грязи завязнет, и сани - ни к селу, ни к городу.
      Октябрь - грязник. Не разгуляешься по такой погоде. Хоть и крылья есть, а не летается - такая тоска тоскливая, унынье унылое.

      Не податься ли и воробью в тёплые края, прискучило под дождём киснуть. Не слыхать в октябре птичьих голосов. Разве что ворона каркнет сгоряча, будто обругает погоду. Ну какие, право, песни в дождь да грязь?!
      Хотя, конечно, есть серьёзные птицы, которые дело своё не бросают - поют, невзирая на ненастье. Таким особый почёт! Для них и сапожки со шпорами, и красна шапка набекрень, и кафтан цветастый, долгополый. "Сидит петух на воротиках, голос до неба, косы до земли". Вот какова песня петушиная - до неба достаёт! Иные считают, что петух просто кричит или, того хуже, - орёт. Это обидно и несправедливо. Петух и рад бы спеть потихонечку песню задушевную, что-нибудь соловьиное, но другая у него задача. Так надобно, чтобы все услыхали, чтобы само солнце пробудилось. И сбивается петух на горластые вопли. Петуха, как говорится, даёт. Зато далеко слышно!
      - Да-да, голубь мой, - кивает бабушка. - Сам батюшка Покров поспешает на петушиный зов. Придёт, оглядится и пожалеет землю - снегом укроет, примерит зимнюю шубу. Хороша шуба! Белый свет от неё по миру. Радостно, когда белый снег ложится, и уже понимаешь, как соскучился по нему и по самой зиме морозной.
      Скорей бы шубу надеть, ушанку, варежки. Санки достать. "Саночки-самокаточки, они в лес глядят, покатиться хотят!" Одна беда - не укатятся далеко, как мечталось. Батюшка Покров не зиму с собой приводит, а так, для пробы, - зазимье. Коротка жизнь у первого снега, не успеешь и снеговика слепить.
      Примерила земля зимнюю шубу и скинула. Ещё не время в шубе щеголять. Настоящая зима теперь через сорок дней пожалует.
      А пока батюшка Покров другой наряд предлагает. Все листья пообтрясёт с деревьев, подгонит один к одному, как портной, - тёплая пёстрая лиственная поддёвочка получается.
      Встречаются на земле листья - и берёзовые, и рябиновые, и осиновые, и кленовые…
      Есть о чём поговорить, что сырой земле порассказать. Долго ещё листья будут шептаться.
      Батюшка Покров доволен. И шубу примерил, и поддёвочка впору. Да это ещё не все гостинца батюшкины. С первым снегом прилетают снегири, рассаживаются по деревьям, как спелые яблоки, и посвистывают задумчиво - фи-инь, фи-инь, фи-инь. Очень любят снегири посиделки с длинными беседами. Как прилетит снегирь, так вроде бы уютнее на земле.
      Хорошо в тёплом доме, глядя на снегирей за окном, послушать батюшку Покрова. У него историй видимо-невидимо, бывальщина-небывальщина, чего душе угодно. А устанет батюшка Покров, так бабушка подхватит.

      И во всё охотно веришь, потому что это не просто враки, а октябрьская небылица, от скуки лекарство.

      "Котябрь, - мурлычет кисурка. - Котябрь на дворе".
      Да так заслушаешься, что не заметишь, как уйдёт батюшка Покров, - то ли был на самом деле, то ли не был, а почудился.
      Уйдёт батюшка Покров, и октябрь опять заплачет, разрыдается. Тем более что явилась тётка Фёкла-зарёвница. Ох, любит слёзы лить, землю заливать! Хлебом не корми, а дай наплакаться вволю. Да будет тебе, тётка Фёкла, реветь понапрасну! Садись, тётка-зарёвница, у огня, послушай, как ветер шумит на дворе, как поленья в печи потрескивают, как идёт из северных краёв Зима к нам в гости. И успокоится Фёкла, призадумается. Чего, спрашивается, ревела?
      Такой месяц октябрь - задумчивый. Самое время лето помянуть и о наступающей зиме подумать. Этому батюшка Покров научил.

 

Мост из осени в зиму

      Бесприютно в ноябре. Дождь снежный. А снег дождливый.
      Раскрыта земля ветрам. Лихие ветры! То ли осенние, то ли зимние - не поймёшь их. Гудят и стонут ветры в ноябре. Расплёскивают лужи, гнут деревья, ломают ветки. Воют, а то будто бы и похрюкивают или визжат. Шальные ветры ноябрьские. Даже когда сидишь в тёплом доме, могут напугать. Это дядька Дворовой буянит. Сердитый дядька. В окна задувает. В каждую щель лезет. Мало ему двора. Пасмурным глазом глядит. Если что не так в доме, не готово к зиме, сразу даст знать.
      - Ноябрьским вечером воду послушай, - говорит бабушка. - Выйди на реку, к озеру или к колодцу, замри и прислушайся, какова вода. Если тиха, спокойно стоит, будет зима тёплая. А коли гудит да стонет, быть зиме бурной, метельной и морозной. Это от Водяного знак. Он точно скажет, чего ожидать. Если, конечно, честный малый. Но бывает и так, что наткнёшься на вруна забубённого, - нарочно шумит, баламутит, чтобы припугнуть строгой зимищей. А на поверку окажется зимушка, зимка мягкая.
      Да какова бы ни была, а готовятся к зиме и Леший, и Полевичок. Побаиваются морозов. Тихое местечко ищут. Водяной-то, ясно, в самом глубоком омуте до весны затаится. Полевичок выберет уютную мышиную норку. Ну а Леший долго ещё по лесу шастает, ломает деревья, кладёт буреломный шалаш, навроде берлоги, где тепло будет, когда снег ляжет. Так и проспит до весенней капели по соседству с медведем. Но прежде Леший лесных зверей торопит, чтобы подыскали убежище на зиму. А птиц прочь гонит, к югу - заботливый он, Леший.

      Бывают такие пташечки-касаточки - ветер в голове - не знают толком, куда податься.
      Осенница, пора ноябрьская, не больно-то весела. Короток день, как куриный шажок. Вот и справляют в ноябре курьи именины. Привечают кур, овса дают, ячменя. Может, шажок куриный пошире станет? Тогда и день прибавится, посветлеет.
      Скорее бы уж осень проводить да зиму встретить, со снегом, с морозами. Хоть дело это не простое - морозы выковать, реки остановить, дождь в снег оборотить.
      Вот придут два братца - Козьма да Демьян - славные строители, в кулаках гвозди горстями. Наводят, сколачивают они крепкий мост. Из Осени мост прямо в Зиму. Должен быть надёжен!
      Сначала Козьма да Демьян на водах ледок устанавливают, пробный. По такому разве что гусь лапчатый пройдётся. Но большие великотрудные дела всегда с малого начинаются. Впереди забот - полон рот! Потому и молчуны Козьма с Демьяном. Видят, что одни не управятся, но подмоги не попросят. Да, в общем-то, знают - подоспеют помощники ко времени.
      Уже тётка Матрёна торопится, тащит за собой волоком морозы с далёких железных гор. Приподнимется Зима, оглядится белым оком - нет, не готов ещё мост зимний, шаткий, хлипкий, боязно пока вставать на него.
      Прибежал как-то боком, почти задом-наперёд, дядька Фёдор Студит. Ох уж застудил, захолодил, уронил ледяные ветры наземь!
      И Мартын, и Михайло помогают, чем могут. Каждый день ноябрьский - строитель зимнего моста. Сам ноябрь, по правде-то - мост в Зиму.

      Так уговаривает ноябрь Зиму. Специальный это заговор. И собрались снеговые тучи и уронили снега. Однако не принимает покуда земля снег небесный, быстро он тает. Не снег, а так - снежура.
      Самое время вроде бы серьёзному снегу упасть. И вот повалил. Да какой густой, да сколько! Хоть снежную бабу лепи, хоть крепость строй. Маленький снежок прокатился всего-то пустяк, а уже обернулся громадным шаром, не сдвинуть. Светло вокруг, празднично. Но короток ноябрьский праздник. Баба снежная оплыла, скособочилась. Ни баба, ни дед - поросячий привет. Да просто ляпа - тяжёлый, мокрый ноябрьский снег. Ляпа долго не продержится, утечёт.
      Ну никак Зима не поднимается! Трудно ноябрю. Капризничает земля, не угодишь - и этот белый платок не к лицу, и то белоснежное покрывало жидковато. Обидно, конечно, когда тебя отвергают, но упорный ноябрь, не отступится. Ветрами морозными гонит прочь облака, чтобы не мешали землю выстудить.
      И вот ночной порой неслышно взойдёт Зима на мост ноябрьский и пойдёт по нему всё выше и выше, накинув на землю тёплую снежную шубу. Глянешь утром в окно - ах, вот она Зима, крепко на ноги встала! Не гостья уж, а хозяйка.

      Декабрьский день, как сорока-белобока, хвостом кивнёт - и нет его. Ночь тёмная.
      И не верится, что наступят тёплые дни, оживут деревья, зазеленеет трава, потекут свободно реки. Деревья голые, как мёртвые. Прикоснёшься к стволу, будто каменный, - такой глубокий у дерева сон. Реки, озёра под крепким льдом, не достучаться - как там они себя чувствуют?
      Солнца и не видать. Чуть одним глазком прищуренным взглянет - и вообще зажмурится. Ну совсем погибает год - почернел и съёжился.
      И входит декабрь на землю об руку с Зимой. В медвежьей шкуре Зима. Метели за ней вереницами. Пройдёт из стороны в сторону - и белым-бело: приняла земля снег декабрьский. И сразу посветлели длинные ночи. Повеселели короткие дни. Пора на санях кататься!
      Особенно лихо, конечно, с горы. Крутой месяц декабрь, и горку бы покруче! Несутся санки со свистом, дух захватывает. Далеко увозят. А в гору путь медленный, шаг за шагом, потихоньку. Но всё же заберёшься, и снова - вниз. От начала горы к концу. От конца - к началу. Так накатаешься, что голова кругом, и уже непонятно, где у той горы начало, а где конец.
      Весь в снегу и сосульках, щёки горят, горячие, как чайники, и пар клубами.
      - Ну, голубь, укатался, - скажет бабушка, разоблачая слоями, будто кочан капусты. - А догадался ли, голубь, каков путь у солнечного года? С высоченной горы в глубокое ущелье! - Поит чаем с малиной и рассказывает: - Доберётся год до самого дна - глядь, дальше некуда. Один путь - на гору. А год-то уж старик стариком, дряхлее не бывает. В бороде путается, спотыкается. Как такому в гору?! Тогда умоется, выкупается в снегу, новый кафтан накинет, и не узнать - оборотился младенцем, день от роду. Щёчки розовы, кудри золоты, глаза смешливы, как у жаворонка. И на гору поглядывает, примеривается одолеть.
      Народился, значит, Новый год. А в дядьках у него Спиридон, по прозвищу Солнцеворот, потому что солнце пробуждает. Заботливый дядюшка. Дорогу укажет, а в провожатые само солнце даст. Далёкий им путь, Новому году да солнцу, высоко подниматься, на горную макушку. Пока доберутся, Новый год возмужает, не иначе как богатырь в силах. Да уж пора вниз, в ущелье - такова дорога у каждого Нового года. Всю пройдёт - старым станет. Омолодится, как вновь родится, и дальше - вверх-вниз, от начала к концу, с горы на гору, от конца к началу.
      А декабрь и есть то самое глубокое ущелье, в котором солнце пробуждается и Новый год рождается. Чуть окрепнет год - недели хватает - как встречают его люди. Хотя разглядеть-то Новый год мудрено, как само время, - то ли видим, то ли нет. Потому и ходит он по домам не один, а с товарищами, с дедом Морозом и со Снегурочкой, они подарки несут.
      Ай, здравствуй Новый год! Ты уж постарайся, не будь хуже старого. Расстарайся, будь получше!
      Да Новый год рад стараться, но больше-то, голубь, от нас зависит, каким ему быть. Как дело поведёшь, таким и будет.
      Уходят дед Мороз со Снегурочкой, а Новый год в каждом доме остаётся. Куда ни обернёшься, всюду Новый год, и целых двенадцать месяцев у него за пазухой…
      Чудно всё это - ущелья, горы крутые с макушками. И вроде так получается, что годы бессмертны. Старый превращается в новый, и время течёт да течёт, не останавливаясь. Впрочем, похоже на правду. В декабре день потихонечку прибавляется, идёт солнце в гору, а зима к лету.
      - Хорошо, когда Новый год в большом снегу рождается, - говорит бабушка. - Будет много хлеба. В декабре, голубь, не только Новому году начало - хлебу доброму начало. Ох, много начал в декабре!
      В былые-то времена и детей грамоте учить начинали.
      В назначенное время приходил в дом учитель - как здоровье? как семья? Ласково его встречали, с почётом. В красный угол сажали, угощали. А затем отец сыночка подводил - научите, мол, господин, уму-разуму! Ну а если что не так, прошу построже - за ухо его и в угол на горох, для просветления.
      И кланялись в пояс учителю. А на другой день, как солнце встанет, отправлялся ученик с азбукой в школу. Солнце в гору пошло, учение в голову вошло - так говаривали.
      И поглядывала бабушка на мою голову. Как там дела, есть ли смысл и толк?
      А я уже засыпал и видел, как поднимаются на гору Новый год об руку с золотым солнцем. Всё выше. И чем выше, тем теплее на земле. Вот и снег тает, трава зеленеет, птицы поют. Вот и яблоки поспели, и ягода лесная, и папоротник зацвёл. И спускаются год с золотым солнцем вниз, под гору, к декабрю. И вот вижу ёлку разукрашенную - то ли среди леса на поляне, то ли в комнате под люстрой, - и деда Мороза со Снегурочкой.
      И проходят, кажется, века. И даже тысячи лет. А рядом со мной всё так же моя бабушка, вяжет тёплую безрукавку-душегрейку. Спицы клювами постукивают, и на коленях клубок шерсти, как серый кот, ворочается, жмурит глаза. И кто-то из них - или оба-вместе? - говорят бесконечные были-небылицы.
      - Где снег, там и след. О, сколько следов-то на снегу! Заяц проскакал. Мышка промелькнула. Лиса танцует. А волк рыщет…

      Ах, как хорошо скакать в полнолунную ночь по декабрьскому снегу! Поглодаешь молодую осинку. Оглядишься, привстав на задние лапы и навострив уши. И дальше вприпрыжку, петляя, кружа по лесу - никто не догонит! - до самого утра.

[начало] [в пампасы]