Ксюша смотрит в окно. Снег до того густой, что Ксюше кажется – это и не снег вовсе, а цельная белая ткань струится с неба, падает складками. Как будто бабушка взмахивает над столом скатертью. Всех накрыло снежным платком, и так хорошо, спокойно внутри. Фонари за окном льют свет на снежные дорожки. Они похожи на огромные перевёрнутые стаканы, которые вырезают из теста пухлое печенье.

Бабушка сидит в кресле и шьёт мережкой льняную скатерть. Ксюша примостилась рядом на диване и вышивает полотенце. Мережка – кропотливая работа, тонкая. Ксюша отсчитывает кончиком иглы вертикальные нити, прихватывает их в пучок. Будто соединяет рукой ниточные жизни: попадёт следующая в этот пучок – или уже в другой? Она воображает, что у нитей, как у людей, есть судьбы и вот она, Ксюша, отсчитав следующие пять, скрепляет их, – теперь это семья. 

Бабушкин дом живой. Стройные стулья-близнецы в белых чехлах. Грузный стол, смягчённый вышитой скатертью. Скатерть обнимает стол, гладит его массивные ножки, когда бабушка, проходя мимо, приводит всё в движение. Серьёзный книжный шкаф осел под тяжкой ношей. Он сердится на пахнущий конфетами легкомысленный сервант, в который Ксюше разрешается заглянуть лишь в редких, торжественных случаях.

Снегопад такой дивный, что Ксюша не может долго смотреть в шитьё, опять подходит к окну. Снег завивается на лету, месяц завивается, бабушка шьёт, завивая нитку… 

- Ксюша! – зовёт из соседней комнаты брат Миша. 

Миша – старший, он её Белый Всадник. Он научил сестру свистеть, рисовать звёздочки, вырезать из бумаги снежинки – те самые, что украшают теперь бабушкины окна… Однажды в фильме про огромный тонущий корабль мальчик с пробором в светлых, как у Миши, волосах – вдруг утонул… Ксюша плакала, вцепившись в брата; икая, расплёскивая, долго пыталась сделать глоток из бабушкиной чашки…

Ксюша юркнула в соседнюю комнату. Брат сидит под настольной лампой и читает с экрана планшета. Как жаль, что по вечерам нельзя ему мешать, ведь с ним происходит что-то пока ещё не вполне постижимое: ему «задали» на каникулы… Он уже школьник – четвероклассник! – ей же в школу лишь на следующий год.

- Ксюша, сколько в мире звёзд? Ни за что не угадаешь!

- Миллион миллионов тысяч! Бабушка говорит, их никто не может сосчитать.

- Нет, – смеётся Миша. Глядя на него, Ксюша тоже улыбается. – Вот слушай: «В доступной для обзора Вселенной существует более ста миллиардов галактик, в каждой из которых сотни миллиардов звёзд. Определить количество звёзд учёные смогли при помощи орбитального телескопа имени Хаббла. Этот телескоп избавлен от помех земной атмосферы»… Понимаешь, он находится в небе, далеко от Земли – в таком месте, где нет света!

Как странно, что есть в мире такое место, где совершенно темно – нет ни капельки света! Там живёт огромный распахнутый глаз, и этот глаз видит то, что недоступно людям. 

- Знаешь, что такое сто миллиардов? – говорит Миша. – Один с одиннадцатью нулями! Смотри! – Нули на экране теснятся, толкаются.

- Очень много!

- Очень, очень много! 

- А это больше, чем снежинок за окном? 

- Больше, больше! 

- А больше, чем снежинок во дворе? 

- Конечно, больше!

- И за домами, и в лесу, и за лесом?

Миша смотрит вдаль, за зубчатый край деревьев, откуда летят к окну мерцающие снежные мотыльки.

- Не знаю. Давай считать. Вот смотри: снежинка примерно такого размера? Как клеточка в тетради? – Ксюша кивает. – В сантиметре – две клеточки, в метре – сто сантиметров, а в километре – тысяча метров. Если сто миллиардов снежинок выложить в ряд, его длина будет… умножаем… делим… пятьсот тысяч километров! Это только галактики, выложенные в линию одна к одной. Если бы в каждой галактике было по одной только звезде – была бы такая ниточка… А в каждой галактике – сотни миллиардов звёзд! Получается, что это не нитка, а целый платок! Понимаешь?

Тикают часы, тоже что-то считая.

- Ширина этого платка – пятьсот тысяч километров, длина – тоже пятьсот тысяч километров, и даже больше! И весь платок – это снежинки-звёзды, одна к одной! Вот сколько в мире звёзд!

- Ух ты, – шепчет Ксюша. 

- Если пойти прямо по Земле – сколько километров пройдёшь?

- Миллион? – спрашивает Ксюша. Она представляет, будто они с Мишей идут по волнистому вьюжному полю; белые медведи бродят по плавным льдинам, а далеко впереди сияет огнями знак: «Северный полюс»…

- Прям уж миллион! Сорок тысяч! Длина земного экватора. Значит, в наш платок можно десять с лишним раз обернуть Землю, как конфету. И дли-и-инные хвосты по бокам останутся. А если их подстричь и снова заворачивать в них Землю – можно сто раз обернуть, и даже больше! Всю нашу Землю можно снегом покрыть, в сто слоев – вот сколько в мире звёзд!

Ксюша снова подходит к окну – чтобы представить себе это несметное число звёзд над Землёй. Сто слоёв снега звеня взмывают вверх, рассыпаются в белом небе. Тянется ввысь головокружительная снежная дорога…

Бабушка уже убрала вышивку в короб и теперь снимает с кроватей покрывала, мнёт бока белым курицам-подушкам. На сонной кухне в фарфоровых чашках дрожит кефир. Пора его пить и ложиться спать.

В темноте слышно бабушкино дыхание. Под Мишиной дверью гаснет стрела света. Брату разрешается читать, когда все уже легли; теперь поздно, засыпает и Белый Всадник.

Отстукивают железные часы. Фонари перестали гореть, только далёкая лампа колышется под козырьком подъезда, тускло светит сквозь снег. В комнате темно; едва различимо проступают углы стола, ровные линии шкафа, чёрные чехлы стульев. Вспыхивают и движутся непознаваемые прямоугольники света на потолке. Они открываются Ксюше только наедине – приходят ночью, когда все спят. Теперь она уверена: это огромный глаз Хаббла заглядывает в комнату. Из ледяной черноты смотрит на Землю пристальный, неподвижный глаз Хаббла, глядит в доступную для обзора Вселенную…

Утром зимнее солнце бьёт сквозь кружевной тюль, поджигая края бумажных снежинок, и будит Ксюшу.