Евгения Ярцева
Апельсиновый зонтик:
истории, рассказанные восьмиклассницей
(главы из повести)
Цветная бумага
Я и забыла, как пахнет у нас на даче. Переступаешь порог, и
тебя встречает какой-то допотопный, совсем не городской запах: не то отсыревшей трухи, не
то лежалой одежды. И погребом отдаёт. Будто в запертом доме сохранилось чуть-чуть зимы.
Потому-то в первый дачный день полагается непременно протопить печку, даже если снаружи -
плюс двадцать пять.
Мама как раз завернула в комнату с целой охапищей дров. Придерживая подбородком
верхнее полено, она плывущим шагом приблизилась к печке и обрушила охапку на
железный лист, прибитый к полу под печной дверцей. Поверх дров бросила газету для
розжига:
- Ты давай печку топи, а я - в магазин.
...Но печка за зиму тоже забыла, как топиться. Дым повалил в комнату, а дрова так и
не взялись, только газета прогорела. Распахнув окно, я пошарила в простенке за
печкой. Туда закидывают всё ненужное бумажное. Вытащила ещё одну газету... а хватит
ли одной? Лучше сразу две. Нет, даже три! Распотрошила их на необъятные, как паруса,
страницы. С хрустким шелестом скрутила в жгуты, по очереди запихнула между
поленьями, чиркнула спичкой...
Опять та же история! С единственной разницей - дыма в комнату навалило в три раза
больше.
Я помахала руками - вверх-вниз, крест-накрест, - разгоняя дымные волны. Посолидней
бы разжигу. О, тут что-то картонное! Вытянула из простенка расплющенную коробку,
разодрала её - хрусь, хрясь! - на части. Так, дрова нужно обложить на совесть, и
снизу, и с боков, да и сверху не помешает. Каждую-каждую картонку поджечь, чтобы все
разом заполыхали. Теперь-то должно получиться!
Из невидимой щели над дверцей заструились дымные ручейки. И делались всё гуще. И
летели вверх всё стремительней, точно перевёрнутый водопад. Миг - и целый залп
белого дыма вырвался на свободу, а я бросилась вон из комнаты.
Стоя на крыльце, я нещадно тёрла глаза кулаками: щипало до слёз. Может, кто-нибудь
свил в трубе гнездо, или дымоход зарос сажей! Я дотёрла глаза до того, что веки
склеились и, наверное, ужасно покраснели. Отняв руки от лица, увидела, что уйти в
магазин мама не успела: возле калитки её поймала соседка тётя Тамара. И теперь они
разговаривали. Вернее, мама стояла и слушала, как тётя Тамара тараторит, а сама
украдкой озиралась - как бы улизнуть.
Она заметила меня, я жестами сказала: мол, подойди, надо кое о чём сообщить! Срочном
и важном! Она, тоже жестом, ответила: сейчас, подожди.
Когда я вернулась в комнату, дым почти выветрился, только над кроватью висел
синеватым коромыслом. По инерции я запустила руку за печку, вытащила какую-то папку.
Старый-престарый набор цветной бумаги. Присев на корточки, я открыла печную дверцу -
внутри зияла чернота, лишь одно полено затлело с краю - машинально смяла один за
другим разноцветные листы и запихнула их в промежутки между дровами. Потянулась было
за спичками, но махнула рукой. Не раскочегарить мне эту печку никогда! Я с досадой
захлопнула дверцу.
В руках осталась папка с незаконченной аппликацией. Синий, как небо, лист, а на нём
оранжевый круг. Солнце, наверное. И почему я так увлекалась этими аппликациями? Без
конца просила у мамы: "Дай двадцать рублей!", чтобы купить очередной набор цветной
бумаги, - и в Москве, и здесь, в магазинчике за железнодорожными путями. Часами
вырезала и клеила, притворяясь, что делаю уроки. А однажды забыла на кресле открытый
тюбик жидкого ПВА, и папа на него сел. А в другой раз мама нечаянно смахнула с
письменного стола в мусор, вместе с обрезками, домашку по инглишу, которую нам
выдали на листочке. Заглядевшись на оранжевое солнце, я вспоминала и вспоминала, и в
комнате как будто посветлело и потеплело.
- Саш, ну что? Саша, ау! Ты что-то хотела сказать?
- Ммм, хотела сказать, - я взялась за железный кругляшок на печной дверце... и
отдёрнула руку. Горячо! В щёлке между кирпичной кладкой и дверцей виднелся огонь,
весёлый и яркий. Поленья жизнерадостно потрескивали. - Хотела сказать, - я вскочила
на ноги, - давай я сама в магазин съезжу!
- Ну, если так хочешь, - мама немножко удивилась, - ладно. Список вот. И деньги.
- Ага. Рублей двадцать сдачи останется?
Что изменилось?
Случайный проезжий человек, окажись он на наших дачах в начале
июня, наверняка вообразит, что дачный посёлок ютится на подступах к аэродрому. "У-у-у", -
несётся отовсюду. Это газонокосилки гудят, как низколетящие самолёты. Выключаешь свою,
чтобы остыл мотор, и с других участков эхом отдаётся всё то же монотонное "У-у-у!".
А пока мотор остывает, не сделать ли кружок по дачам? На велике? Разведать, что
изменилось с прошлого года.
Наша улица, как всегда в будни, пуста. Только двое таджиков в тёмной одежде идут по
солнцепёку - ищут работу. Вот они останавливаются у красного забора и выкликают:
"Хазай-ва!" Не докличутся: хозяев этих, по обыкновению, ни слуху, ни духу. А дачу
свою они сдают. Из года в год.
Я миновала красный забор, доехала до водонапорной башни и завернула на вторую улицу.
С других участков тоже вряд ли кто откликнется. Все отстроились несколько лет назад:
тогда первые две улицы, именуемые "Садоводческое товарищество Полёт", охватила
строительная эпидемия. Полётчики со сказочной быстротой обшились сайдингом,
покрылись металлочерепицей и поставили свежие заборы.
По хлипкому мостку через канавку я на всякий случай перешла пешком, придерживая
велик за седло и за руль, и покатила дальше. До третьей улицы, которая зовётся
"Садоводческое товарищество Калининец", эпидемия не дошла. Здесь по-прежнему
бревенчатые дома, серые заборы в лишайнике. Где поворот к колодцу, так же гавкает из
подворотни на прохожих мелкая шавка. А мимо следующего участка по-прежнему никто не
ходит. Там живёт здоровенная собака Матрос; этот хоть и не гавкает, но может
выскочить внезапно и укусить! Потому-то седенький сосед калининец громыхает по
окольной тропинке своей неизменной тачкой, в тачке - двадцатилитровая цистерна, а в
цистерне приглушённо булькает вода. Или, быть может, бульканье слышится из канавки:
это протекает, уже который год, труба общего водопровода.
Дорога из плит, что отделяет дачи от леса, всё такая же ухабистая. Бетонные обломки
как лежали, так и лежат бестолковой грудой с краю футбольного поля. Даже мяч,
застрявший прошлым летом в развилке ветвей (его туда нечаянно зафутболил Серый), -
даже этот злополучный мяч по-прежнему красуется на берёзе!
Я съехала с плит, промчалась по полю, лихо затормозила и спрыгнула с велика напротив
нашей задней калитки. Целый год прошёл, а ничегошеньки не...
- Здравствуйте! - оторвавшись от своих мыслей, поздоровалась я с соседкой; та, как
обычно, прогуливалась по дороге вдоль поля.
- Здравствуйте, - приветливо отозвалась она. И вдруг остановилась: - Саша? Неужели
это ты?
- Ну да, я, - сказала я.
- Я тебя не узнала... Ты так ИЗМЕНИЛАСЬ!
Опасная профессия
На маму временами нападает жажда деятельности, и в доме
разражается генеральная уборка. Настежь распахиваются окна, из-под топчанов и шкафов, из
тайника под лестницей и прочих тёмных местечек выуживаются километры и тонны ненужных
вещей. Но мамина кипучая энергия, как дрожжевое тесто в кастрюльке, не помещается в нашей
тесной даче, распространяется по участку и даже выплёскивается за его пределы.
Граблями-веером мама усердно прочёсывает нейтральную территорию за забором. А в доме весь
мусор уже распихан по великанским чёрным мешкам. На шестке стопка из рекламных проспектов
и толстой книжки с истрёпанными углами. Что за книжку, интересно, мама предназначила на
растопку? Хм, справочник. Медицинский. Я повертела его в руках. Оглянуться не успею, как
пойду в девятый класс, пора определяться с будущей профессией. Вот, например, одна
девчонка из нашей школы изучает медицину на специальных курсах для девятиклассников. А
что если моё предназначение - стать врачом? И справочник - это знак? Судьбы?
Я наугад раскрыла книгу. "Столбняк". С него и начну!
Изучив абзац про столбнячную палочку и вырабатываемые ею смертельно опасные токсины,
я дошла до слов: "Классический пример заражения столбняком - уколоться ржавым
гвоздём". И тут же ощутила, что правая нога, а вернее, пятка, немного побаливает.
Потому что на днях я шастала по участку босиком и наступила на что-то острое.
На что, не посмотрела.
Я попыталась читать дальше, но этот укол в пятку засел в голове, как заноза.
Сунув ноги в шлёпанцы, я со справочником в руках побежала в конец участка. Кажется,
здесь. О, в траве что-то валяется. Я подняла подгнивший обрезок доски. Из него
торчало остриё гвоздя. Ржавого-прержавого.
Пятка заболела сильней. Я заглянула в справочник:
"Первые симптомы могут проявиться уже через сорок восемь часов (да, кажется, это
было позавчера... точно, позавчера!): незначительное повышение температуры (я
потрогала себе лоб - подозрительно тёплый), потеря аппетита (ну да, мне не до еды,
куда там!), беспокойство (ещё бы, от беспокойства аж дышать трудно!), судороги
дыхательной мускулатуры (так значит, это уже не от беспокойства), которые потом
переходят и на глотательные мышцы. Кормят больных столбняком через резиновую
трубку, - испуганно читала я, - вливая в желудок бульон, молоко, сырые яйца". Я
представила себя с резиновой трубкой, торчащей изо рта, и горло свело самой
настоящей судорогой!
Мама волокла мимо чёрный мешок, когда я, цепенея, читала про то, как лицо больного
сводит страшная сардоническая улыбка.
- Ты чего это застыла как в столбняке? - спросила мама беззаботно. И заметила
деревяшку с гвоздём, которую я всё держала в руке. - Давай сюда. Я её специально
из-за забора перекинула, чтобы не забыть в мусор положить.
- Из-за забора?
- Да, только что, - мама забрала у меня деревяшку и опустила в мешок. И
целеустремлённо поволокла его дальше.
А я медленно приходила в себя. Голова разболелась. Шею до сих пор сводило судорогой,
я даже не могла ею двигать, вдобавок меня знобило. Глазам было больно от солнечного
света. Захотелось прилечь: после пережитых столбнячных ужасов накатила сонливость.
Устроившись на диванчике, я снова открыла книгу. На сей раз попался "Менингит". Я
прочла, что это воспаление мозговых оболочек, нередко приводящее к летальному
исходу. Интересно, каковы его симптомы? Я перелистнула страницу. И узнала, что
"наиболее часто встречающиеся симптомы менингита - головная боль, неподвижность шеи
одновременно с ознобом, светобоязнь, а у детей - сонливость"!
Я захлопнула справочник и с размаху закинула его за печку.
Нет, с медициной пора завязывать. Изучать её опасно для здоровья. Этак я до девятого
класса не доживу!
Художник Ирина Гаврилова
[в пампасы]
[окончание]
|