Мама стояла спиной к кровати, но почему-то сказала:
      - Проснулся? Полежи немного, я пока поглажу.
      Разложила на столе белую рубашку его первой школьной формы, взяла левой рукой стакан, набрала в рот воды и как брызнет! Сколько раз он пытался так красиво брызгать, ни разу не получилось. Тысячи крохотных капель воды с раскатистым хрустом зависли на миг в воздухе, разноцветно отражая утреннее солнце, и быстро опали на рубашку; а мама, наклонившись, растопырив руки, как большая птица, поставила стакан, одновременно подхватила с подставки на табурете чугунный утюг с дырками внизу, выпрямилась. Утюг проплыл над столом, замедлил ход как раз над рубашкой; мама чмокнула пальцем снизу по утюгу, мягко приземлила его на рубашку; та, равномерно обрызганная, влажно зашипела - то ли хорошо ей стало, то ли так принято у рубашек влажно шипеть. Славка приподнял голову, но мама почувствовала движение его любопытной души:
      - Полежи чуть-чуть, немного осталось.
      И опустила утюг на подставку.
      В утюгах Славка ничего не понимал: железный, большой, с деревянной ручкой, с дырками и острым носом, с приятным запахом не то угасшего костра, не то раннего воздуха над прохладной речкой Рожайкой. Утюг как утюг. Обыкновенный.
      Мама погладила рубашку, затем серые брюки, пиджак; сложила форму рядом на диване, посмотрела на себя в длинное зеркало диванной спинки, взяла с пола новые чёрные ботинки, сказала тихо, словно бы в чём-то сомневалась:
      - Вставай, пора.
      И вышла в коридор.
      Сомневалась она не зря, хотя и не догадывалась, что может случиться, пока она будет чистить ботинки.
      Славка поднялся, осмотрел утюг, который стоял на подставке в центре стола, заглянул в дырочки, увидел угольки, золотые, но уже осыпанные свинцовым порошком мягкого пепла, и резко дунул.
      И мама услышала его испуганный крик:
      - Ой! Что такое?!
      С ботинком и щёткой она влетела в комнату. Там, в центре стола, окутанный дымом и пеплом, стоял утюг на подставке. Справа от него зияли чёрные дымящиеся раны, слева, часто моргая, стоял сын.
      - Я чуть дунул, а вон чего получилось, - лепетал он, но мама его не слышала.
      Она бросила щётку и ботинок на табурет, схватила правой рукой утюг, левой - подставку, тут же отбросила её, побежала на кухню, оставила на железной печке бывший ледокол, вернулась с тряпкой в комнату, прихватила ею подставку, поставила на пол. Затем набрала в рот воды из стакана и с рассыпчатым хрустом брызнула по белой израненной простыне. Правда, не так сочно и красиво брызнула, а будто бы сомневаясь, надо ли брызгать вообще.
      Дымные точки над простынёй углубились, перестали дымить. Мама развернула материю ослабевшими руками, подняла её к окну, рыжему от солнца. Славка удивился - какое оно, солнце! Окно в рыжий цвет превратило да ещё и в дырочки простыни пробралось тонкими, как у паука, лапками.
      - Ой, в школу же опоздаем! - мама, скомкав, бросила простыню на стол. - Умывайся, ешь. Я ботинки почищу. Да не разводи канитель. Опаздывать стыдно.
      В школу они не опоздали. В школе ему понравилось.
      А когда листьев на деревьях не стало, мама получила какую-то премию и купила блестящий электрический утюг в картонной коробке. Со шнуром и вилкой.
      - Ты утюг не включай, пожар натворишь, - строго сказала она сыну и добавила: - И вообще не вынимай его из коробки. Не игрушка это. К Новому году куплю тебе конструктор.
      Славка обрадовался неожиданному обещанию, потому что к концу осени он схлопотал по чистописанию несколько двоек и даже не думал о конструкторе.
      С электрическим утюгом он не играл, спокойно ждал новогодних праздников. А угольный железный утюг молча ржавел в сарае и так поржавел, что даже Славка о нём не вспоминал, удивляясь, почему мама не выбросит ненужную железяку.
      А весной, когда конструктор уже надоел и на посёлок однажды приехал тряпичник на старенькой телеге, Славка понял, какая у него хорошая мама. Он очень хотел на что-нибудь выменять у тряпичника пугач - почти настоящий кольт на вид, только очень белый для настоящего пистолета, но всё равно красивый. Славка отдал тряпичнику старое своё пальто и одеяло, которым мама накрывала люк погреба, где зимою хранилась картошка и стояла большая бочка с квашеной капустой, ещё какие-то ненужные тряпки. Но дядьке этого была мало.
      - Не хватает на пугач, - пробубнил он коротко.
      Славка кроме своей мамы никого больше не умел уговаривать. Он угрюмо отвернулся от телеги, но вспомнил, что дома старых тряпок больше нет, буркнул печально:
      - А железяку возьмёте?
      - Какую ещё железяку?
      - Угольный утюг, тяжёлый…
      - Совсем обеднял народ на посёлке. Даже тряпок старых нет, - тряпичник вредно цыкнул: мол, не обещаю, но если хочешь, неси, посмотрим, на что потянет твой утюг.
      Славка мигом сбегал в сарай, нашёл там рыжий утюг, принёс его к телеге. Дядька скривился:
      - Он же ржавый совсем!
      - Он тяжёлый, еле донёс! - Славкин голос дрожал от усталости и страха: последний пугач остался у тряпичника, теперь не будет его на посёлке неделю, а то и больше, да и старых вещей у них с мамой уже давно не было - тут с тряпичником не поспоришь.
      - Ладно, возьму. Что тебе за него? Новогодние игрушки? Выбирай.
      - Мне же пугач нужен! Кольт.
      - А где я тебе возьму?! Нет у меня пугачей. До следующего раза.
      - Вы же сами сказали, что есть, что никому не отдадите! Кому вы его отдали?
      - А ты мне не начальник, чтобы я отчитывался перед тобой. Бери свою ржавчину и не мешай работать. Но, залётная! - Тряпичник такое делал не раз, когда у него было плохое настроение. - Бери свой утюг, вояка мне нашёлся.
      Нет, если бы у Славки был отец, он бы с ним так не разговаривал. Он знал, у кого из мальчишек есть отцы. И Славка, забыв от обиды про одеяло и старое пальто, лишь утюг из рук тряпичника взял обеими руками.
      Старая лошадь медленно потянула телегу с жилпосёловским тряпьём по асфальту, ещё не промытому весенними дождями, а Славка, меняя руки, понёс утюг на сарайную улицу.
      - Ты чего туда-сюда утюг таскаешь? - удивился сосед дядя Лёша, куривший у подъезда.
      - Надо и таскаю, - буркнул Славка.
      - Тренируешься, что ли?
      - Надо и тренируюсь.
      - Сильнее всех хочешь стать? Ну-ну.
      "Надо и стану", - подумал Славка, подходя к своему сараю.
      А вскоре пришла с работы мама и не узнала сына:
      - Что у тебя с лицом?! А руки! А рубашка! - заохала она, ни о чём ещё не зная и не догадываясь.
      Потом, когда Славка рассказал ей обо всём, когда умылся и переоделся, она стала успокаивать его.
      - Вот чудак человек, нашёл из-за чего переживать! Я-то думала, ты какой-нибудь желтухой заболел, весь жёлтый. Испугалась! Есть будешь? Весь день, поди, не ел. А старые тряпки не жалей, это дело наживное. И пистолет мы тебе купим не у какого-то тряпичника, а в магазине. Может, поешь?
      - А когда купим-то? - чистый Славка повеселел от маминых слов, но есть ещё не захотел.
      - Да хоть завтра. На станции, в универмаге.
      - Там один дорогой, один не очень мне нравится…
      - Какой нравится, такой и купим. Нам сегодня деньги дали.
      - Мам, а патронов купим к нему побольше?
      - Купим-купим. Ты есть-то будешь, горе мое?
      - Буду-буду, - Славка вдруг почувствовал, как нетерпеливо бурлит его живот, еды требует.

[в пампасы]