Довольные, с тайной в глазах, подходили к Толькиному сараю пацаны, складывали в углу удочки и, перебросившись одной-двумя фразами, затихали. Был заговор - это чувствовалось во всей атмосфере июньского утра. Была жадная мальчишеская удаль, бесившаяся в глазах. Было хрупкое детское нетерпение.
      Но не было Васьки! Все знали, он обязательно придёт, только время не стоит на месте, не умеет ждать.
      - Идёт!
      Наконец-то появился Васька, и Толька закрыл дверь.
      Озираясь по сторонам, мягко, по-кошачьи потопали мальчишки в овраг, который, медленно толстея, круто развернул вправо, обогнул кладбище, скучную щербатую стройку, здание подстанции; всё это не интересовало мальчишек - спичечных коробков там в помине не было. Ещё с весны. А на железной дороге они есть, дураку понятно. Туда и надо идти.
      - В какую сторону пойдём? - Лёнька остановился у насыпи.
      - В Москву. В Каширу нельзя - на станции кто-нибудь увидит, - ответил Толька.
      - В Москву, ура! - заколошматили по насыпи мальчишеские кеды.
      Железная дорога - это здорово! Туда-сюда снуют электрички, дубасят по рельсам грузовые составы, бегут пассажирские поезда. И везде коробки, коробки... Этикетки от спичечных коробков мальчишки начали собирать весной, а в июне эпидемия спичечной филателии опустошила табачные ларьки, очистила улицы.
      - Смотрите! - вскинул руки Васька. - С трактором!
      Вокруг него собрались все.
      - Какой длинный! У нас таких не бывает.
      - Везёт тебе, - сказал Славка. - Восемь коробков нашёл. Я только один. Зря пёрся в такую даль.
      Грустить никому не хотелось, особенно Ваське и Лёньке, который вообще про это слово ещё ничего не знал.
      - Давайте в кучу собирать! - улыбнулся он рыжими веснушками. - Потом по-честному разделим.
      - Давай. - Васька неохотно кинул коробки в Толькину сумку.
      И опять грохот составов, гул поездов, свист электричек - и остановки, и радость, сладкая как мёд, одна на всех. На Ленинской мальчишки задумались. Этикеток много, только собирай, но солнце уже на самой верхотуре - до Москвы не дойти. Что делать?
      Зашли в красивое здание вокзала.
      - А почему здесь всё каменное? - спросил Васька.
      - Это же Ленинская! - сказал Лёнька. - Там в лесу музей. "Горки". Мы туда со школой ездили. Здоровско! Иностранцы ходят. Каля-маля всякие.
      - Иностранцы! - зачарованно прошептал Васька; мальчишки поняли его и тут же выскочили на улицу.
      Бежали сначала полем с крохотной капустой, потом через мост и по асфальту в лес. Там на площадке перед воротами стоял автобус. Из него выходили радостные люди, собирались возле тоненькой девушки. Она провела их через калитку, и мальчишки звонким клубком подкатили ко входу. За калиткой старый дворник с рыжими усами подметал асфальт.
      - Небось, хотите посмотреть, как дедушка Ленин жил? - добродушно спросил он.
      - Да!
      - Хорошо. Но дедушка Ленин чумазых не любил. И без родителей нельзя. Ступайте, ступайте! - Дворник решительно оттеснил их за калитку.
      Они отошли в сторонку и, насвистывая песенку про капитана, отправились за родителями, но как только дорога свернула вправо, юркнули в лес, добежали до загородки, перелетели через неё и остановились. Никого. Можно идти. Тесной кучкой двинулись мальчишки по дорожкам старого чистого парка. Чистого-чистого! Ни одной спички, ни одного коробка. Даже в урнах!
      - Там дуб растёт. Ему тысяча лет, - сказал Лёнька. - Посмотрим?
      - Так мы и поверили, - буркнул Славка, но дуб ему понравился: очень толстый, с ребристой корой, из которой можно было бы сделать хорошие кораблики.
      - А в этом доме Ленин жил. Посмотрим?
      - Прогонят, - вздохнул Толька, но его авторитет не остановил ребят.
      - А мы от этого метёлкина убежим! - крикнул Колька. - Айда!
      Перед жёлтым домом с колоннами и балконом стояли туристы.
      - До революции имение Горки принадлежало московскому градоначальнику Рейнботу, - чётко выговаривала тоненькая девушка; мальчишки притихли за деревьями. - Впервые Владимир Ильич приехал сюда осенью восемнадцатого года после покушения на него. А теперь пройдёмте в дом. - Девушка повела туристов в здание, а на площади остались только пропылённые "филателисты" и... маленькая девочка с фруктовым мороженым в стаканчике.
      - Кто это? - удивился Васька.
      - Девчонка! - сказал Славка. - Морожено лопает, вредная!
      Улыбаясь, девочка медленно слизывала розовым языком розовое мороженое, а они понять не могли, что же в ней такого интересного? Быстрее всех сообразил Колька.
      - Хлебушка бы чёрного! С чесночком, эх!
      Девочка бросила стаканчик в урну, мечтательно посмотрела в небо и захлопала туфельками - тоже розовыми! - по асфальту. Мальчишки заглянули в урну и побрели к выходу.
      - Вот я вам, сорванцы! - увидел их дворник, но они промчались мимо него, как рой пчёл.
      - У-у! Не догонишь!
      На посёлок входили шумно. Каждый мечтал о том, как расскажет дома о походе в Горки, как... Но мамы и папы думали о другом. Они и два милиционера с удочками и бидоном стояли у Толькиного подъезда и грустно смотрели на растрёпанных путешественников. Мальчишки остановились. Колька свистнул. Васька скривил губы. Игорь потупил взгляд. Прошло всего мгновение, чтобы решить, что делать дальше. Они решили - молчать.
      Молча пошли родители и дети навстречу друг другу.
      Потом мальчишек били. Кого-то сразу на улице. Кого-то дома. Кого-то перед этим накормив. Но били всех. Били и приговаривали: "Где был, такой-сякой?" А они - кто плакал, а кто нет, - вспоминали прекрасный день, истории о революциях и войнах, молчали как один и думали: "Вроде к Ленину ходили, а бьют, как буржуинов каких-то. За что?!"

[в пампасы]