Александр Александрович Солодовников

Бурные события нарушили преемственность семейных традиций, оторвали людей от родного корня, разметали их по белу свету, а мне хочется, чтобы дети росли не безродными, чтобы дух семьи, связь c дедами и прадедами сохранились в них. Для этого и описываю домашние спектакли, в которых участвовали матери, отцы и дедушки моей родной молодёжи, когда сами были в большинстве своём подростками.

Душа моя - элизиум теней.
Ф.И. Тютчев

Шли двадцатые годы двадцатого века. Москва жила в эти годы совсем особой жизнью, постепенно выползая из разрухи, нащупывая новые формы общественных отношений. Всё впереди было неясно, туманно, повсюду шло брожение и поиски. В живописи преобладали крайние формалисты, на симфонических концертах выступал оркестр без дирижёра - Персимфанс, множество различных течений клокотало в театре. Процветала студия . . . . . . на Арбате, шумела "Синяя блуза", ТРАМ, Семперанте. Высоко стоял авторитет Мейерхольда и Таирова. М.А. Чехов создал собственную студию. Вахтанговцы подготавливали чудо - "Принцессу Турандот". Частные издательства выпускали книги. Одно из них называлось "Дельфин". Название это намекало на спасение от гибели в буре легендарного певца Ариона. В Газетном переулке толстовцы собирались на беседы "Общества истинной свободы", а в Политехническом музее аудитория не вмещала всех желающих попасть на религиозные диспуты.
      В частной жизни ещё не закрепился бытовой стандарт. Не было телевизора, который своим появлением убил домашнее музицирование и дружескую беседу. Служба, работа и общественная нагрузка не до конца заполняли день. Оставалось время для личной жизни. В эти интересные годы в семье Солодовниковых на Гоголевском бульваре возникли домашние спектакли. Они начались в 1921 году и продолжались до 1932 года. Последний спектакль был подготовлен, но не состоялся из-за болезни самой младшей участницы - семилетней Мариночки Солодовниковой.
      Спектакли происходили обычно на Святках, в первых числах Нового года, а участниками их были старые и малые представители нескольких родственных семей.
      Участники приходили к Солодовниковым на репетиции издалека, пешком, так как трамвай ещё пошаливал. С Новослободской приходили члены семьи Р.Р. Мальмберга, с Таганки - семья Е.Р. Мальмберга, приходили сыновья Анатолия Романовича Мальмберга и А.П. Микини, их подруги и товарищи. Одни были исполнителями ролей, другие - осветителями, декораторами и проч. Музыкальное сопровождение осуществляли Евгения Васильевна Щёголева - соседка по квартире, и сестра её, Елена Васильевна, обе хорошо владевшие роялем.
      Что же привлекало взрослых и детей, родных и знакомых к участию в этих спектаклях? Думается, пережитые трудности военных и послевоенных лет, разруха, а потом всеобщее брожение и неопределённость влекли людей на поиски светлых, жизнеутверждающих переживаний. Есенин говорил про эти годы: "Друзья, друзья! Какой развал в стране! Какая грусть в кипении весёлом!"
      Хотелось верить, что человеческое море наконец-то успокоится, что на смену завистливой вражде в человеческих отношениях придут благожелательность и взаимное доверие. Пока что это было мечтой, которая могла воплотиться только в сказку. В стихотворении "1919" Б. Пастернак писал:
     
     
           Тот год! Как часто у окна
           Нашёптывал мне старый: "Выкинься!"
           А этот новый всё прогнал
           Рождественскою сказкой Диккенса.
     
           (1V книга стихов "Темы и варьяции", изд. "Пеликан", 1923).
     
     
      Именно светлый дух Диккенса привлекал к себе многих. "Сверчок на печи" в I-ой студии Художественного театра покорял сердца. Хотелось принести незлобивый дух Диккенса в семью, в свою частную жизнь. Но для того чтобы диккенсовская рождественская сказка могла воплотиться в частной жизни, необходима была подходящая атмосфера. И эта атмосфера нашлась в дружной семье Солодовниковых.

Александр Александрович Солодовников
с женой и дочерью Мариной.
Начало 30-х гг.

      Отец семьи, Александр Дмитриевич Солодовников, до революции преподавал правоведение в московских гимназиях, а после работал юрисконсультом в советском учреждении. Он был любим всеми, знавшими его. Когда начались домашние спектакли, ему было уже 53 года, но он полностью сохранил всю доброту, мягкость и поэтичность своей души. Его карие глаза всегда светились приветом, красивое лицо с небольшой седеющей бородкой и вьющимися тёмно-русыми волосами излучало благожелательность и душевный мир. Он любил тишину и порядок в доме, но когда во время репетиций и спектаклей весь дом становился вверх дном, он безропотно сносил это и ласково улыбался. Дети пели про него:
     
     
           Пaпa рад гостям своим,
           Старикам и молодым,
           Но украдкой смотрит с жалостью,
           Как порядок скомкан шалостью.
     
     
      Ольга Романовна - хозяйка дома, гармонически дополняла своего добряка-мужа. Ей не дано было вкусить старости. Она умерла пятидесяти восьми лет, 6 июля 1931 года, без единого седого волоса, пережив всего на три недели своего мужа, скончавшегося 2 июня 1931 года. Как жили, так и легли они рядом в одной могиле на Ваганьковском кладбище в Москве.
      Ольга Романовна осталась в памяти знавших её золотистой блондинкой с милыми серыми глазами и каким-то радостным тембром голоса. Неприспособленная к жизни, с больным сердцем, при встрече с несчастиями, которых много выпало на её долю, она терялась, испытывала острые сердечные приступы. Но достаточно было малейшего луча солнца, лёгкого дуновения мира и красоты, чтобы она снова засветилась улыбкой. У неё было чудесное сопрано. Она сама себе аккомпанировала на рояле, и, кажется, никто так не волновал душу исполнением песен Шуберта, романсов Чайковского и "Сирени" Рахманинова, как она. Способность Ольги Романовны воскресать от первого светлого луча, несмотря на материальную необеспеченность, была хорошо известна. В шуточном куплете про неё пели:
     
     
           Нашей маме жребий дан,
           Светел дух, но пуст карман.
           Что ей деньги! Каждый год
           И без них весна цветёт.
     
     
      Чувство ясной гармонии, исходившее от четы старших Солодовниковых, и вся обстановка их квартиры: большие книжные шкафы, старинные портреты, иконы с зажжёнными лампадами, великолепный концертный рояль Бехштейна, старомодная удобная мебель - всё создавало какой-то остров Тишины среди взбаламученного человеческого моря. Всё располагало к дружескому общению, к творчеству, мирным занятиям музыкой и поэзии.
      Не мудрено, что в этом доме родились домашние рождественские спектакли. Пьесы для этих спектаклей не претендовали на глубину и художественность. Это были спектакли-шутки, импровизировавшие старинные святочные рассказы, но подчас за нарочито наивным сюжетом скрывалось искреннее движение ума и сердца. Главной целью их было - объединить в спектакле всех членов семьи.
      Пьесы писались с таким расчётом, чтобы в них могли участвовать артисты всех возрастов - от пяти до пятидесяти. Поэтому в несложную фабулу обязательно вводился дивертисмент. По мере того как подрастали младшие участники спектаклей, усложнялось содержание пьес. По сравнению с первыми пьесами, последние, особенно "Джон Весёлое Сердце" и "Пенаты", несут в себе более глубокие мысли. С них следует начинать знакомство со спектаклями.
      Авторами пьес, режиссёрами и исполнителями были братья Николай и Александр Александровичи Солодовниковы. Об исключительно интересной личности Николая Александровича существует отдельная тетрадь воспоминаний и сохранился сборник его литературных работ.
      Исполнительницей главной вокальной партии являлась сестра, Анна Александровна, обладательница превосходного меццо-сопрано. В 1922 году она уехала учиться петь в Италию. По окончании курса у маэстро из Ля Скала она успешно дебютировала в театре города Катанья на острове Сицилия, а потом была солисткой Королевской оперы в Брюсселе. Она пела под именем Анны Юргенс (по фамилии мужа).
      Младший из братьев Солодовниковых - Люсик (Алексей Александрович), в первом спектакле участвовал десятилетним мальчиком - исполнял танец фарфоровой статуэтки в паре со своей двоюродной сестрой Зоей. Постепенно степень его участия повышалась, а в последнем спектакле 1932 года он был очень хорош в роли духа книжного шкафа. Эта роль ему - книголюбу, музыканту и художнику - пришлась по душе. Его талантам не суждено было развернуться - он был убит на фронте Великой Отечественной войны в 1942 году.
      Басовые партии и роли весёлых носителей счастья исполнял Роман Романович Мальмберг - дядя Рома. До революции он был московским мировым судьёй и замечательно рассказывал интересные случаи из своей судебной практики. Остроумный, живой, наблюдательный и весёлый, он вносил оживление повсюду, где только появлялся. 0 нём был сочинён куплет:
     
     
           Что раскатистее грома?
           Это голос дяди Ромы.
           Кто как солнце южных стран?
           Это - дядюшка Роман.
     
     
      Брат его, Евгений Романович - нежнейший тенор, толстяк и добряк, человек широкого размаха, был горячим "болельщиком" спектаклей, но участвовал в них не постоянно. Он всегда кипел в каких-то делах, стараясь материально как можно лучше обеспечить семью. Иногда он едва выкручивался из долгов, а то внезапно богател. Про него пели:
     
     
           Штрих один - и был бы гений
           Деловитости Евгений.
           Нет штриха - в поту и в пене
           Тщетно крутится Евгений.
           Но душа его, душа
           Неизменно хороша.
     
     
      В последнем подготовительном спектакле он исполнял роль духа дивана. Дети его - Руфина и Кирилл - играли в каждом спектакле, начиная с шестилетнего возраста.
      Постановкой танцев занималась жена Александра Александровича, Нина Станиславовна, которая одно время училась у известного балетмейстера Мордкина.
      Из младших участников выделялись дочери Романа Романовича, Нина и Зоя. Зоя впоследствии стала артисткой Московской филармонии, мастером художественного слова З. Моложатовой.
      В спектаклях принимали участие подруги Нины и Зои. Особенно памятна рано умершая, трогательно милая Шурочка Ганько.
      Неизменно играл в спектаклях двоюродный брат Шура Микини - близкий друг Люсика. Он имел большое влияние на Люсика, проповедовал воспитание характера, закаливание воли. Люсик называл его аввой, т.е. наставником. Впоследствии, когда жизнь Шурика складывалась среди довольно трудных обстоятельств, ему весьма пригодилась эта закалка воли.
      Из других активных членов труппы запомнились Толя Мальмберг и Коля Маслов. Последний - страстный любитель электрорадиотехники, был постоянным осветителем и заведующим световыми эффектами.
      Зрителей на спектаклях собиралось больше, чем могло вместить помещение. К счастью, оно было, как все помещения в те годы - "резиновое".
      Кроме ближайших родных-участников, приезжали знакомые, друзья. Приходили соседи. Из старшего поколения постоянно бывала тётя Саша Шемякина, остававшаяся ночевать в большом кресле, в котором можно было полулежать. Бывала тётя Люба Минакова с сыном Андреем Петровичем, который после спектакля замечательно читал свои удивительные стихи.
      Угощением на спектаклях был только чай с дешёвыми карамелями. Объявлялось, что буфета не будет, а кто хочет чаю, может идти на кухню, где кипит большой самовар, заварен крепкий чай и имеются чашки из расчёта пять штук на двадцать пять человек. Дело было не в угощении. Каждый присутствующий приобщался к мирной беседе дома и заряжался верой в обновление жизни, источник которого виделся прежде всего в семье. Казалось, что ДОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ, царствующие в семье отношения, основанные на неограниченном доверии и любви, сохранятся, несмотря на ледяные ветры Истории, как трава возрождается каждый раз после зимы.

июль 1961

[в пампасы]