Жил один человек. Всё свободное время он проводил с удочкой на берегу реки. Никто никогда не видел, чтобы он кого-нибудь поймал. Никто не видел, чтобы у него когда-нибудь клевало! Это потому, что ловил он рыбу без наживки и даже вообще без крючка. А вот поплавок у него был, и грузило тоже. Другие рыбаки приставали к нему с дельными советами. Но он отшучивался и продолжал неподвижно сидеть, глядя на поплавок.
      Один раз человек всё-таки попробовал ловить как все, но ему это не понравилось, и он вернулся к своему способу.
      Если вы увидите его, сидящего на берегу, то, скорее всего, не узнаете. Но вам обязательно захочется сесть рядом и помолчать. Кстати, зовут его Михалыч.
     
     
      Жил когда-то человек. Он работал парикмахером у императора. Стриг его и брил. (В давние времена императоры подстригались каждое утро.) Человек наш был никудышним специалистом. Стриг плохо, а брил - и того хуже. Посмотрев на себя в зеркало, император приходил в ярость, звал палача и приказывал немедленно отрубить парикмахеру голову. Но палач был специалист ещё хуже, чем парикмахер: не мог даже топор поднять, не говоря уже о том, чтобы кому-нибудь что-нибудь отрубить. Поэтому, как рассказывают хроники, император ходил всё время с неровной укладкой и следами порезов на подбородке, а у придворного парикмахера на шее не было ни единой царапины.
     
     
      Жил один человек. Он часто ходил на охоту и стрелял - мимо белки, мимо зайца, мимо оленя... Испуганные звери разбегались куда глаза глядят. А потом, отдышавшись, страшно радовались, что остались живы, и чувствовали себя заново рождёнными.
      - Представляешь, - рассказывал человек своей жене, - сегодня промахнулся всего на три сантиметра - это когда в оленя, а в белку - и вовсе на один!
      - Но ты же мог попасть! - всплёскивала руками жена.
      - Что ты, что ты! - успокаивал её муж. - Я стрелять умею!
     
     
      Один солдат был бессмертный. Он всё время воевал. И его часто убивали: то саблей, то штыком, то картечью. А ночью на поле сражения приходила Смерть.
      - А-а-а! - говорила она. - Бессмертный! Ну-ну… - и шла дальше.
      А у солдата после этих слов затягивались раны, жизнь возвращалась. И он, довольный, снова шёл воевать. Но уже не в ту армию, где служил прежде, а в другую, вражескую - для разнообразия.
     
     
      Один пёс каждый день выходил на прогулку со своей хозяйкой. И как только выбегал из дома, сразу находил во дворе палочку, приносил хозяйке и говорил:
      - Брось, пожалуйста!
      - Нет, нет, нет! - мотала головой хозяйка. - Хватит, надоело, каждый день одно и то же!
      - Неправда! - возражал пёс. - Палочки всегда разные. То берёзовая, то кленовая! Дубовые тоже бывают. Иногда они близко летят, а иногда - далеко-далеко, замучаешься искать.
      - Глупости! - отвечала хозяйка. - Вон, смотри, спаниель носится как угорелый безо всякой палочки.
      - Ну пожалуйста! - умолял пёс. - В последний раз!
      - Последний раз уже был вчера, - не сдавалась хозяйка.
      - Значит, нет?
      - Нет!
      - Никогда?
      - Никогда!
      Пёс покорно вздыхал, ложился на траву или на снег, прикрывал ухом правый глаз и думал: "Сейчас бросит".
      И она бросала.
     
     
      Жил в одной деревне оборотень. Так-то, вообще, был добрый крестьянин, но в полнолуние становился волком и бегал по окрестностям. Наутро снова оборачивался человеком и обходил соседей.
      - Никого не загрыз? - спрашивал.
      - Нет, только покусал немного! - отвечали добрые соседи - и показывали: кто - руку перевязанную, кто - ногу, кто - голову.
      - Что же вы в меня не стреляли-то? - возмущался оборотень.
      - Мы стреляли! - отвечали добрые соседи. - Я даже попал, кажется! И я, кажется! И я!
      - Сколько раз вам повторять: оборотня простой пулей не убьёшь, серебряной надо!
      - Да ну! - махали руками добрые соседи. - Скажешь тоже: серебряной! Что мы, звери?!!
     
     
      По воскресеньям, ближе к вечеру, крокодил проглатывал солнце.
      Потрясённые звери собирались на берегу. Слоны, жирафы, бегемоты.
      - Ужас-то какой! Чувствуете, похолодало? Это катастрофа!
      Раздавался плач, вой, стенания. Все понимали: просить жестокого крокодила о пощаде бесполезно.
      - Медведя нужно звать!
      - Правильно, медведя! Где медведь?
      - Да здесь я! - раздавался голос медведя. - Только не знаю, справлюсь ли.
      - Ты уж постарайся! - ревели звери. - А мы тебя отблагодарим.
      Медведь прыгал на крокодила, боролся с ним, ломал его так и эдак. Затаив дыхание, наблюдали звери за жестокой схваткой. Наконец из пасти крокодила выкатывалось солнце и все кричали: "Ура!"
      В сумерках к одиноко сидящему на берегу медведю тихо подплывал крокодил.
      - Всё, Миша, не могу больше! Это солнце такое противное, да ещё жжётся, тьфу! Ну почему я должен его глотать?
      - А ты посмотри, Федя, сколько мы заработали! - отвечал медведь и показывал приношения благодарных зверей. - Мёд - триста кило! Козы - тридцать штук! Рыба (ты любишь, я знаю) - тридцать три центнера, ешь не хочу! Но главное даже не это. Пойми, Федя: шоу должно продолжаться!
     
     
      Один крокодил-мутант жил в канализации. Ему нужно было чем-то питаться, поэтому в крупном рекламном агенстве постоянно исчезали пиар-менеджеры. Уходили в туалет - и не возвращались. Следствие сразу пошло по ложному пути, предположив, что кто-то охотится именно на пиар-менеджеров. Хотя это было простое совпадение. Крокодилу, конечно, нравились менеджеры, но однажды он попробовал директора по маркетингу - и не почувствовал большой разницы…
     
     
      Один лесной паук был художником. Ткал не простую паутину, а настоящие картины. Получалось талантливо и оригинально. Мухи тучами слетались на вернисажи модного художника. Самые горячие поклонницы врезались головой прямо в паутину. Паук съедал не всех - одну-двух, остальных отпускал на свободу.
      - Прилетайте, - говорил, - дня через четыре. Будет на что посмотреть. Есть у меня один замысел, но я его пока вам не буду раскрывать.
     
     
      Обретался на небесах один бывший полководец. Фельдмаршал. Внимательно смотрел на землю, как там войска без него воюют. А воевали, конечно, неважно. С новым-то фельдмаршалом.
      - Ну куда ж он третий-то полк послал: в штыковую атаку - рано, в резерве бы попридержать! А конница - она же в лесу не развернётся! Ну и полководец! Ни стратегии, ни тактики… Вот, уже отступают… Паника началась. Нет, не могу на это смотреть. Эх, Господи, зря ты меня забрал, я бы дело выправил.
      - Тебе же ядром голову оторвало, - отзывался Господь, - что ж я мог поделать? Не нужно было в самую гущу лезть, да ещё на белом коне!
      - Был грех, - соглашался фельдмаршал. - Любил, чего скрывать, чтоб в самую гущу, да на белом коне! И чтоб пули свистели, ядра рвались.
      - Ваше высокородие! - раздавался голос новопреставившегося. - Узнаёте меня?
      - Кузькин! Четвёртого гвардейского первой роты унтер-офицер?
      - Так точно! Эх, ваше высокородие, и как же мы вас любили! Особенно когда вы в самую гущу, да на белом коне! Такое находило воодушевление - кого угодно могли победить! А с нынешним проиграем! Столько наших полегло - и всё зря!
      - Господи, - не выдерживал фельдмаршал, - отпусти! Хоть на полчасика!
      - Что ты, что ты, не могу! Против законов природы.
      - Но ведь наши гибнут!
      - Ну как ты там с оторванной-то головой?
      - Приставь как-нибудь, яви чудо!
      - Ну не знаю, не знаю, - колебался Господь. - На полчаса - нет, максимум три минуты.
      - Ладно! Только быстрее, Господи, быстрее, а то поздно будет, бегут ведь уже!
      И фельдмаршал появлялся на белом коне в самой гуще сражения. Воодушевлённые полки переходили в атаку, вмиг разбивали дрогнувшего неприятеля и кричали ура!
      А фельдмаршал со слезами на глазах уже обнимал Всевышнего:
      - Прости, я раньше в тебя не очень-то верил, а теперь вижу, ты и в самом деле БОГ!
     
     
      У одного лётчика была жена и четверо детей: два мальчика и две девочки. Лётчик любил летать на своём истребителе. А на землю возвращаться не любил. Вот и не возвращался.
      Неделю, месяц, два.
      Наконец жене это надоедало. Собирала детей, приходила на базу.
      - Где муж? - спрашивала.
      - Да вот, - отвечало командование, - летает!
      - Он летает, а у меня дети без отца растут!
      - Что мы можем сделать? - пожимало плечами командование.
      - Дайте мне пять истребителей! - требовала жена.
      Давало командование.
      В один истребитель сама жена садилась, во второй - старший сын, в третий - младший, в четвёртый - старшая дочь, в пятый - младшая.
      Подлетали к мужу - отцу незадачливому, окружали со всех сторон: Старший сын спереди, младший - сзади, старшая дочь - справа, младшая - слева, жена - сверху наседала. И уж как лётчик ни крутился, какие фигуры ни выписывал, высшего пилотажа, а только родные не отставали и слаженными действиями принуждали его к посадке.
      Расстраивался лётчик, стукал кулаком по штурвалу.
      - Эх! Было б у меня не четверо детей, а хотя бы трое! Старший, к примеру, спереди пристроился, второй - сзади, третий - слева (жена, ладно, сверху) - а я вправо бы ушёл!
     
     
      Жил один богач, самый богатый. У него было всё самое дорогое на свете: дом, автомобиль и, разумеется, яхта. Выходил на ней в море.
      Докладывали, конечно, морскому царю.
      - Самая-самая, говорите? - недоверчиво хмурился царь.
      - Самая-пресамая!!! - пускали пузыри верные слуги. - Какой богач - такая и яхта.
      - Яхту - ко мне! - приказывал царь. - А богачу организуйте счастливое спасение. Он нам ещё пригодится!
      Выбрасывали волны богача на пустынный берег. Топал он ногами, грозил океану кулаком:
      - Будет у меня яхта круче прежней! - кричал.
      Приказывал царь очистить дно от кораллов
      - Здесь, - говорил, - следующую поставим.
     
     
      Работал в одной поликлинике доктор. Эммануил Соломонович. Приходил пациент, жаловался. Доктор внимательно слушал.
      - Вот, попейте это лекарство, - говорил, - и вам станет легче.
      Пациент приходил домой и чувствовал, что ему действительно стало легче. Причём независимо от того, пил он то лекарство или нет.
      Так было со всеми пациентами этого доктора. Но кто-то из них иногда всё-таки умирал. Попадал на небо, встречал Всевышнего и сразу его узнавал.
      - Эммануил Соломонович, так вы, значит, Бог?
      - Ну, - разводил руками Эммануил Соломонович, - можно и так сказать.
     
     
      Один мальчик очень плохо учился по русскому. В каждом слове делал три, а то и четыре ошибки. В конце года учительница заходила к директору. - Ну что, двойку ему годовую ставить? - спрашивала.
      Директор чесал в затылке.
      - Неужели я в нём ошибся? - бормотал.
      Открывал ящики стола, доставал непонятные чертежи, расстилал их и долго, внимательно изучал, бормотал какие-то странные слова: Сатурн в доме… эклиптика…
      - Нет никакой ошибки. В нашей школе, Надежда Сергеевна, растёт великий русский писатель! Может быть, даже в мировом масштабе!!!
      - Троечку, конечно, могу натянуть, - нерешительно предлагала учительница.
      Директор решительно тряс головой:
      - Четвёрочку!
     
     
      Одна небольшая звезда долго мыкалась по небу. Никак не могла найти себе место. Из одних созвездий её прогоняли (например, из Большой Медведицы), потому что она нарушала конфигурацию. А в других ей самой было неуютно: слишком тесно, или рядом оказывалась чересчур шумная сверхновая, а ещё хуже, какая-нибудь ужасная чёрная дыра…
      Некоторые астрономы замечали неустроенную звезду, признавались ей в любви и звали каждый в свою обсерваторию. А сами мечтали получить за неё Нобелевскую премию. Звезда чувствовала подвох и не давала согласия.
      Сейчас она живёт у одной девушки в волосах. А та об этом и не подозревает. Девушку зовут Сьюзен. Вообще-то она считается некрасивой. У неё неправильные черты лица и ноги коротковаты. Но если вы её встретите и не будете знать, что это Сьюзен, она вам понравится.

[в пампасы]