На озере в хижине из тростника жил Гусь со сломанным крылом. Другие птицы улетали и прилетали, а этот летать не мог; он сидел у озера, ждал их и вязал жилетки - тёплые и прочные, с клапаном на кармане, чтобы складывать гусениц для перекуса в пути и всякую другую всячину, которая могла пригодиться в дороге. На спине у каждой жилетки было написано: "СП". "Счастливого пути", или "Скоро прилечу", или "Сухого пуха"? Надпись каждый понимал, как ему нравилось. Были жилетки с бахромой из осоки, с капюшоном, вышитым водорослями; жилетки, украшенные великолепными перламутровыми пуговицами из раковин речных улиток; жилетки, заговорённые на попутный ветер, умное потомство, с вплетёнными амулетами и талисманами.
      Но Гусь со сломанным крылом не отдавал свои жилетки просто так, а продавал их за истории. Другие птицы - те, что возвращались из путешествия, - рассказывали всякие небылицы, да старались поинтереснее, чтобы заполучить жилетку получше. Например, где "СП" вышито рыбьими глазами, а вместо пуговиц - речные камни с блёстками или ягоды шиповника. Особенно сильна была врать молодёжь. Эти плели невесть что: будто в дальних краях модно выщипывать пух вокруг ушей, или взбивать хохолок, или выводить краской из лягушачьей икры узоры между лопаток, или протыкать перепонки на лапах мышиными костями. После таких рассказов Гусь со сломанным крылом старался вовсю, чтобы выглядеть, как следует. То есть всем остальным птицам на смех.
      Однако те, кто постарше, кто уже испытал в полётах тёплые и прочные жилетки, относились к Гусю со сломанным крылом иначе. Они приносили ему из далёких стран подарки: флажки, бусины, диковинные семена и листья, засохшие печенюшки, которые пахли по-нездешнему, разноцветные кусочки материи, стекляшки, - то, что могло бы ему понравиться. И чем он украшал не только жилетки, но и стены и крышу своего дома из тростника, так что тот и снаружи и внутри был похож на пёструю шкатулку, специально поставленную у воды, словно маяк для тех, кто летит издалека.
      Так вот, однажды поздней весной после полудня Гусь со сломанным крылом сидел у себя дома в кресле-качалке и, глядя поверх очков, у которых вместо стёкол были вставлены два зеркальца, вязал жилетку.
      - Лицевая, изнаночная, - считал он вслух, ловко орудуя крючком для вязания.
      Стукнувшись головой о связку колокольчиков над входом, к нему заглянул молодой долговязый гусь, только что вернувшийся из своего первого путешествия.
      - Ну-ка, ну-ка, - обрадовался Гусь со сломанным крылом, продолжая между тем прилежно считать, - изнаночная, лицевая. Расскажи-ка, расскажи-ка!
      Молодой нерешительно переступил с лапы на лапу, покосился на полку, где стояло внушительных размеров чучело ящерицы, каких в этих краях не встретишь, и откашлялся.
      - И две изнаночные с накидом, - радостно подытожил Гусь со сломанным крылом, перестал качаться и кивнул, приготовившись слушать.
      Камень с дырочкой, висящий у него на шее, и тот, казалось, выжидательно уставился на Долговязого.
      - Сначала мы летели над речкой.
      - Ну-ка, ну-ка, - Гусь со сломанным крылом убрал рукоделие за спину - всё, кроме вязального крючка, - и поёрзал, устраиваясь.
      - Потом над полем.
      Гусь со сломанным крылом поморщился и принялся покусывать вязальный крючок.
      - И над лесом.
      Гусь со сломанным крылом оглядел потолок и лапой, украшенной массивным браслетом из рыбьих голов, забарабанил по узорчатому коврику.
      - Потом мы летели над городом. Настала ночь. Тучи. И ничего не было видно. Но никто не отстал. Вожак подгонял нас, а иных щипал за шеи прямо на лету, и мы шли ровно, как положено.
      - М-м-да-а-а, - разочарованно протянул Гусь со сломанным крылом.
      Клюв его над левой ноздрёй был покрыт иероглифами.
      - Наутро мы по ветру обогнули гору и - на юг. Потом мы летели над полем, потом над речкой, потом…
      Неожиданно кресло-качалка скрипнула - Гусь со сломанным крылом подскочил к Долговязому и поверх очков, у которых вместо стёкол были вставлены два зеркальца, снизу вверх несколько минут внимательно изучал его вытянувшуюся физиономию. Гость не шевелился - он слышал много небылиц о том, как можно заполучить жилетку.
      - Что ты такое говоришь? - Гусь со сломанным крылом раздражённо похлопал себя по боку вязальным крючком. - Разве не видел ты, когда пролетал над рекой, рыбу, что гадает по выпавшим перьям, надо только угостить её вялеными мухами, вскормленными черничным вареньем?
      - Нет, не видел, - растерялся молодой гусь, на крохотный шажок отступая к двери.
      - А пролетая над полем, разве не заметил ты вишню, у которой нет листьев, одни только ягоды? И как над ней идёт война - и днём и ночью, и зимой и летом - дрозды с воронами бьются насмерть?
      - Насмерть? - испугался молодой гусь. - Па-па-па-паравда?
      - А когда ты летел над лесом, - наступал Гусь со сломанным крылом, тыча в Долговязого крючком, загнутым, как совиный клюв, - неужели не заметил ты медведя, у которого под правой подмышкой - плохая погода, а под левой - хорошая? И если он почешет одну, то стоит ясный день, а если другую, то так себе - метель и буря.
      Вязальный крючок описал дугу и уткнулся в связку почерневших сушёных ягод на потолке.
      - А разве не встретил ты там же хитрую, вертлявую птичку с зелёными ресницами и изогнутой шеей по имени Сацуки, которая торгует вразнос горячими лепёшками из толчёной печени рогатых жуков, сдобренными свежей стрекозиной икрой?
      Гусь со сломанным крылом аппетитно причмокнул.
      Молодой попятился, не спуская глаз с вязального крючка, который плясал перед ним, словно дрессированный червяк.
      - А над городом?
      Долговязый добросовестно нахмурился, стараясь припомнить хоть что-нибудь, и даже поискал глазами ответ на полу, среди узорчатых ковриков и мусора: не попалось ли ему над городом что-нибудь эдакое?
      - Не видел ли ты маленькую собачку, у которой вечно бессонница? Она не может спать, ей мешают скрипящие двери - что поделаешь, такой уж у неё слух. Она бегает по городу и таскает в зубах баночку с маслом, чтобы смазывать петли. Но она может дотянуться только до нижних, а верхние всё равно скрипят. Так она бегает по городу, и передние лапки у неё вечно в масле. А?
      Долговязый уныло покачал головой: ну что он за птица такая, зачем летал?
      - А самое главное?! Перед тем как ночь сменит день, разве не видел ты, как по небу бежали два громадных волка, - с яркими глазами и клыками, сильными, как самая острая кость? Волки - один белый, другой чёрный? И как белый нагнал чёрного и укусил его за брюхо, и оттуда высыпались звёзды? Но они продолжали бежать, и выть, и драться. А потом, перед рассветом, чёрный нагнал белого и вспорол ему глотку, и оттуда выкатилось солнце?
      Гусь со сломанным крылом сложил крылья и пристроил наконец вязальный крючок у себя на животе, неподалёку от камня с дырочкой, который теперь взирал на Долговязого с нескрываемым осуждением.
      И вдруг молодой гусь оторопел. Ему показалось - на один только миг, - что в зеркальцах очков промелькнули разом и рыба-гадалка, и медведь, делающий погоду, и чудесное вишнёвое дерево, и пронырливая птичка, торгующая лепёшками, и собака с масляными лапками, и волки. И он удивился - как же он мог это всё не увидеть?
      - Знаешь, как сломалось моё крыло?
      Долговязый виновато замотал головой: об этом говорилось разное.
      - В небе. Я столкнулся с огромной штуковиной, из тех, что, бывает, тут у нас пролетают. С большущей, железной, гудящей штуковиной! И - бах! Я летел прямо на неё - вот так - грудь вперёд. Такая игра, знаешь? Кто первый свернёт. Вся стая свернула, а я нет. И штуковина свернула. Вот так. А я нет.
      Гусь со сломанным крылом крякнул.
      - Крыло только.
      - Э-э-э, - молодой гусь неуверенно почесал клюв, где у него, конечно же, не было никакой татуировки. - Если бы ты столкнулся с железной штуковиной, - он даже позволил себе слегка усмехнуться, - ты бы того… ты бы сейчас не того… не этого…
      - Послушай-ка, - устало вздохнул Гусь со сломанным крылом и направился к старому пузатому комоду, заставленному всякой всячиной. Там в нижнем ящике у него хранились готовые жилетки.
      - Ты же хочешь получить одну, так?
      Гость заволновался.
      - Главное, подошла бы по размеру.
      - С оборкой по краям? Отороченную клейкими сосновыми шишками? Подстёганную водорослями?
      Долговязый помедлил в нерешительности: немного не то, на что он рассчитывал, но возражать не решился, - была бы тёплой. И карман, карман с клапаном.
      - Я дам тебе не простую жилетку, - Гусь со сломанным крылом подмигнул, и одно из зеркалец в очках заговорщически блеснуло. - Ты должен будешь сообщать мне всё, что увидишь в следующий раз. Детали! Запомни: главное - детали! Видишь это? - Гусь со сломанным крылом потряс перед носом гостя жилеткой с серыми пуговицами из обычных прибрежных камней. - Вот прямо сюда и будешь мне всё сообщать, - и он с гордостью потыкал в верхний камешек. - Слушаю! Привет! А я вот здесь, - он похлопал по лежащему на полке большому серому камню, о который обычно обтачивал края ракушек, - буду слышать тебя - всё, что бы ты ни говорил.
      Молодой сделал круглые глаза: хорош же он будет, нечего сказать. Гусь со сломанным крылом потрепал его по плечу.
      - Наш позывной будет "Смотрю! Привет!" - "СП". А за твой рассказ я насыплю тебе в карман пыльцы из сушёных крыльев липовых бабочек - проверенная защита от грозы: отводит молнию.
      Гусь со сломанным крылом перетряхнул верхний ящик комода и добыл со дна мешочек с вонючей бурой пылью, отчего оба немедленно принялись чихать и кланяться друг другу, а камень с дырочкой подпрыгивал и болтался туда-сюда, будто ему стало весело.
      Когда Долговязый, озадаченный, ушёл со своей жилеткой, Гусь со сломанным крылом снова забрался в кресло-качалку. Со стен на него смотрели диковинные заморские безделушки, а он смотрел на них. Он слышал, как снаружи дождь вышел на охоту за тем, что сухое, - и ступает по тростниковой крыше осторожно, почтительно и тихо. Дождь стирал и гладил флажки и ленточки на крыше, чтобы те стали ярче и заметнее тем, кто летит издалека.
      Отряхиваясь и подпрыгивая, чтобы дотянуться до связки колокольчиков при входе, к Гусю со сломанным крылом пришли бобрята.
      - Дедушка послал тебе новые спицы, дяденька Гусь.
      Гусь со сломанным крылом сидел неподвижно, его глаз за очками, у которых вместо стёкол были вставлены два зеркальца, не было видно, а вязание торчало из-за спины.
      - Дурная погода, дяденька Гусь. Дедушка сказал, что дождь надолго, и даже велел закрыть лаз.
      - Да-да, - пробормотал Гусь со сломанным крылом, - отличный стоит денёк.
      Бобрята прыснули и обменялись взглядами: ну, что я тебе говорил? Положили новёхонькие сосновые спицы на полку, между чучелом ящерицы и камнем для заточки ракушек, и, хихикая и толкаясь, выбежали из дома.
      Накинув жилетку с поясом, на концах которого болтались два сушёных головастика, вышел под дождь и Гусь со сломанным крылом. Он положил свои чудные очки в карман с клапаном и стал глядеть в небо, сплошь затянутое тучами. Тучи плыли уверенно и неторопливо, словно огромная стая птиц, которая твёрдо знает дорогу.
      Капли танцевали на клюве Гуся со сломанным крылом, старательно избегая иероглифов над левой ноздрей, - кто знает, что они могут означать. Вода стекала ему под ноги по массивному браслету из рыбьих голов.
      - Отличный стоит денёк. Отличный для "СП".
      Он потянулся, чтобы размять больное крыло, и головастики у него на поясе весело стукнулись лбами.

[в пампасы]