Так меня прозвали. Шпак - это скворец. Но я же не похож на скворца: у него перья
чёрные, а у меня кожа белая. Он маленький, живёт в скворечнике на тополе, летает по двору, таскает к себе
зёрнышки, пушинки тополиные, гусениц - детей кормит. А я, честно сказать, не очень занят по дому: только что
раз в неделю мама попросит подмести или сходить за хлебом... В общем, я не понимаю связи между собой и этой
птицей.
Шпаками называют людей гражданских - в отличие от военных. В этом смысле все вокруг нас были шпаки, потому что
военные появлялись редко, только по праздникам, а если молодые солдаты из армии домой приходили - они щеголяли
в своей форме перед девчатами пару недель, а потом опять одомашнивались, в шпаков превращались.
В нашем доме жил здоровый оболтус Петька. Он все время болтался во дворе и обзывал меня разными прозвищами. По
числу таких временных кличек я был рекордсменом - помню, Петька насчитал как-то двадцать!
"Плешь Водяная" - это когда мне проломили голову новогодней елкой. То есть не самой елкой, а стволом от нее:
острой новогодней палкой. Долго не заживала рана, и было место на макушке, где волосы не росли: там смазывали
зелёнкой. Странное, конечно, зрелище - зеленая проплешина среди волос, - видно, поэтому и прозвал меня Петька
Плешью Водяной.
"Бледная Поганка" - это из-за того, наверное, что я просиживал целые дни над радиосхемами, которые безуспешно
паял - от этого, конечно, портился цвет лица.
Я обижался на новые прозвища. Это и нравилось Петьке больше всего: неожиданно оглушить меня новым словцом - и
пронаблюдать развитие обиды. Сначала до меня доходил смысл - и я решал, насколько мне обидно, а потом уже
обижался - более или менее сильно. Если обижался несильно - дулся. А если обида была кровной, если кличка брала
за живое, то навертывались слезы на глаза: я кричал, что он - изверг и супостат, топал ногами, обзывал его
сам - и убегал. Так было с Бледной Поганкой. "Поганка" имеет ядовитый оттенок. И почему он выбрал не доброе
прозвище - Опёнок, или хотя бы яркое - Мухомор, а самое противное - Бледная Поганка!
Петька, конечно, был вредным, но так как кроме него у нас во дворе в то время не было мальчишек, то приходилось
волей-неволей с ним ладить. Раньше он не был таким вредным - мы играли вместе в казаков-разбойников и жмурки -
но потом прямо ополчился на меня! Наверное, его самого где-то прижимали - дома или в школе - вот он и
отыгрывался на мне!
Но все эти прозвища мерзкие не приживались, сами собой отпадали - и не шли ни в какое сравнение по популярности
с самой старой и непонятной кличкой - Шпак. В нашем классе все мальчишки меня называли только так. Во дворе -
опять Шпак. И только дома эта кличка не прижилась. Папа удивился, когда услышал - и этого было достаточно,
чтобы сестры больше так меня не дразнили. Получалось, что выходя из дому, где жил с именем человека, я
превращался в заурядного "шпака" какого-то. Словно снимал мундир важной и загадочной армии...
Со временем я как-то обвыкся, притерпелся к этому прозвищу - и перестал обижаться. Начал даже задумываться:
может, не случайно у меня такая судьба, может и правда, в чем-то мы родственники со скворцом, что свистел со
скворечника у нас на тополе. Я переживал за него, присматривался к этому бедному отцу семейства, который
кормил свою орущую ораву. Птенцы высовывали жалкие клювы, разевали их, как прищепки, и пищали истошными
скрипами - если он подлетал к ним и притаскивал червяков.
Песни скворца меня радовали - когда он щебетал по весне своим скрипучим голосом, было очень приятно. Я до сих
пор не могу понять, почему это считается, что соловей как-то необыкновенно красиво поет - и от него все млеют.
По-моему, слава его раздута. Слышал его несколько раз: ну, знает он пару коленец - ничего особенного. Скворец
поёт не хуже. Скворец может по-разному петь. Он и щёлкает, и свистит, и чуть не хрюкает - он и по-петушиному
может кукарекать, и как свинья визжать. Я считаю его самым интересным певцом - с широким диапазоном.
Однажды я даже слышал, как он мяукал. Дело было так: рыжий кот Васька, бандит и хулиган, бежал по двору, подняв
хвост трубой. Опять, наверное, набедокурил. Вдруг я слышу: мяаа-у! Васька весь передёрнулся, к земле прилип,
смотрит по сторонам сумасшедшими глазами: что это за нахал нарушил его территорию, вторгся в наш двор? Он
по-пластунски пополз к сараю - и ушами водит, глазами рыскает по сторонам. Опять слышу явственно: мяаа-у!
Звук доносится сверху: то-то Васька не может понять, откуда его дразнят. Я внимательно осмотрелся по сторонам:
нет никакого кота! На ветке сидит скворец - и спокойно мяукает! Точно! Потому что больше некому.
Тут и Васька догадался, в чем дело - задрал морду кверху, зашипел - и как прыгнет на дерево! И давай
карабкаться по стволу вверх. До середины долез. А скворечник на самой вершине прибит - ещё столько же лезть
надо. Тут Васька оглянулся, увидел, что земля далеко - и завопил от ужаса. Потому что тополь у нас высокий!
Забыл Васька прo своего обидчика, про обиду - только о том думает, как спуститься. Так заорал, что сбежались
соседи его выручать - притащили лестницу приставную, еле сняли...
А скворцу хоть бы что - сидит вверху и чирикает. Хотя он и меньше Васьки в десять раз и слабее, но птица
гордая, смелая - и с юмором. Так что я с тех пор и сам загордился - думаю, здорово, что меня Шпаком назвали!
Это значит, что я могу летать и над дураками смеяться. У Чингачгука Большого Змея и у Последнего из Могикан
тоже были свои тотемы: змея и черепаха. Так и у меня есть свой любимый зверь, с которым я породнился -
скворец.
С тех пор я перестал обижаться на это прозвище. Наоборот, даже почувствовал в себе добавочную силу, способности
новые - как будто все люди - только люди, а я ещё и скворец - словно у меня появилась ещё одна родина - небо и
ещё один дом - скворечник.
И сны мне стали сниться новые: словно летаю я рядом со скворечником, парю над тополем, над крышей и проводами,
сажусь на ветку, рот открываю и начинаю петь.
Не хуже соловья.