В моих снах живут три старика.
Первый приходит перекладывать печь. У ног его лежат две кучки праха - желтая
и серая. Не торопясь, он перемешивает их в корыте, подливает воды и делает
тесто. Этим клейким тестом он обмазывает красные шершавые кирпичи и вставляет
их в развороченное брюхо печи. Все новые ребра вставляет в нее морщинистый
старик, и печь обрастает плотью, покрывается шкурой штукатурки.
На улице слепит солнце, мы сидим в тени на ступеньках и жадно смотрим, как
старик месит свое тесто, как обмазывает кирпичи, как вкладывает их, пошевелив
напоследок и пристукнув мастерком, в брюхо печи...
Гремит гром, ползет туча. Старик говорит, что это едет на колеснице
Илья-пророк. Мы страшно удивляемся: никаких пророков мы не знаем, слыхом не
слыхали. Старик нам рассказывает, что молнии, как стрелы, мечет грозный Илья
- он едет по ободу небес, над тучами, и бросает свои стрелы в тех, кто
провинился перед Богом, в грешников. И гром гремит, чтобы настращать
неучтивых и невежд. Старик много рассказывает, он все время что-то говорит,
когда работает, а мы, как завороженные, смотрим на руки его, которые
приготавливают тесто, обваливают в нем кирпич, кладут в печь...
Растет печь, в брюхе которой можно спокойно поместиться маленькому человеку.
Растут в нашей душе уважение и почитание к старику, который строит печь, и к
тому старику, который на огненной колеснице едет по краю, ободу небес и мечет
молнии, гремит громами.
Двор наш закрыт со всех сторон, защищен, как кожей, высоким забором, и, чтобы
проникнуть в него, надо отворить высокую деревянную калитку из толстых
морщинистых досок.
Старика с точильным станком опережает крик. Крик с улицы проникает за наш
забор, перескакивает, не открывая калитки, - истошный, дикий, пронзительный
крик:
- ТО-О-О Ч-У-У НО-О-О ЖИ-И!
От крика этого, в котором живут ножи острые, становится не по себе. Он
застигает врасплох, словно гром с ясного неба. Может быть, это тот самый
Илья-пророк притащился на своей колеснице под наш дом и сейчас начнет
наказывать неучтивых.
Отворяется калитка, и входит тощий старик, тертый какой-то, мелкий, плюгавый
и, как мне кажется, очень злой. Он тащит на своем плече колесо и орет
пронзительно, противно, так, что хочется уши заткнуть, захлопнуть ладонями от
этого всепроникающегo крика.
Но вот он ставит колесо посреди двора. Принимает от соседей ножи, ножницы,
кусачки, шила, косы и серпы - разглядывает их, что-то бормочет, раскручивает
колесо, прикладывает к нему нож - и оно начинает бросаться яркими искрами,
снопами пламени.
Это колесо от огненной колесницы! Мы разбегаемся подальше, чтобы не угодили,
не попали случайно на голые коленки мелкие молнии. А старик косит на нас
глазом и подманивает:
- Подойди, не бойся...
Но мы не верим этому пророку, мы прячемся за спины взрослых, не отрывая,
как завороженные, глаз: из камня и железа рождается огонь!
Однажды в полдень старик этот входит к нам во двор, где никого нет, только я
один-одинешенек. Старик движется ко мне, и, загипнотизированный его алчным
интересом, я начинаю бежать от яблони к крыльцу. Но у меня отнимаются ноги, и
я ползу в траве, едва двигая руками, словно плыву в вязкой воде. Он
неотвратимо приближается, настигает меня. Я вползаю на крыльцо и чувствую,
как он меня хватает за шиворот, за загривок, за затылок - за все, что сзади -
и придавливает лицом к земле.
Третий старик живет в ларьке, за прилавком. В большой черной шляпе - он
выглядывает, высовывается из-за прилавка, вырастает вдвое, когда мы к нему
подходим с отцом. Он радуется каждый раз, когда видит нас с папой. Он
начинает махать руками, что-то рассказывать, расспрашивать. Улыбается и
снимает шляпу. И достает из мешка книги.
Да, у него есть мешок, набитый книгами. И он каждый раз достает оттуда что-то
удивительное и заманчивое, какую-то чудесную, редкую книгу - и мы с папой
очень радуемся и ее покупаем. Но покупка, деньги - это не главное. Главное,
что мы опять с ним увиделись, опять обрадовались друг другу. Он еще к тому же
и хромает, а может быть, у него нет руки - точно не вижу, но чувствую, что
чего-то у него не хватает.
Наверное, поэтому он носит шляпу, что не хватает у него тела, но зато есть
мешок, откуда он, как фокусник, извлекает то, что нам очень хочется
прочесть...
Эти три старика живут у меня во сне, продолжают жить - Тот, Кто Кладет Печи,
Тот, Кто Точит Ножи, и Тот, Кто Дает Книги.
