Пятый год подряд я ждал открытия
ярмарки с нетерпением: ярмарка - повод
повидаться с друзьями. Конечно, книги - тоже прекрасно, но книги можно увидеть в любом хорошем магазине, а вот друзей…
Четыре года подряд на ярмарку приезжала делегация из Сербии. В её составе появлялось много интересных людей - переводчиков,
писателей, и главное, каждый раз приезжал Зорислав Паункович. Зорислав (одно имя чего стоит! а знаете, что такое Паункович? -
это по-нашему Павлинов) - главный редактор "Русского альманаха", чуть ли не единственного в мире издания, специализирующегося
на русской литературе. Зорислав из Белграда зорко следит за новинками русской литературы, русской культуры; всё достойное он
обозревает в главной сербской газете "Политика". И мне тоже доставалось что-то от его ума и связей: доставались приёмы в
бывшем посольстве Югославии на Мосфильмовской, доставались знакомства с послами Сербии и Черногории, доставался взгляд на
русскую культуру из Белграда - взгляд добрый и строгий. Зорислав спуску нам не давал, судил все события по высшему,
европейскому разряду.
Случился известный кризис, который так сильно ударил по Сербии, что она впервые за пять лет не смогла прислать делегацию
на ярмарку… Так жаль, ведь сейчас мне было бы чем похвастаться перед Зориславом - моя книга "Ярмарочный мальчик" вошла
в шорт-лист "Лучшая книга года", теперь и сам я мог бы пригласить Зорислава на какой-нибудь приём и даже познакомить с
каким-нибудь послом!
Ярмарка для меня началась с награждения победителей конкурса "Книга года". И хотя мне премию не дали, - прекрасную
золотую статуэтку в нашей номинации "Вместе с книгой мы растём" уволок издательский дом "Эгмонт" - мне было не очень
обидно - ведь победила серия книг прекрасных писателей:
Артур Гиваргизов со товарищи, целая команда из пяти человек,
победила меня одного. Что тут сказать - один в поле не воин, одна книга о Гоголе против пяти весёлых книг о детстве и
школе… Хотя мне и сшил прекрасную "шинель" иллюстратор Евгений Подколзин - но и там были иллюстрации отменные!
Зато полюбовался на других победителей - так, целых две статуэтки отхватил Аркадий Витрук, главный редактор "Махаона"
и "Аттикуса" (одну он получил вместе с Леонидом Парфёновым за книжное издание "Намедни", что жюри посчитало и вовсе
книгой года). Ещё одну статуэтку получил удивительный человек, который не был похож ни на издателя, ни на медиагероя, -
он выглядел так приватно, так нетусовочно. Милого этого человека ведущий церемонию Флярковский ничтоже сумняшеся даже и
назвал чужим именем. Однако статуэтку ему дали - оказалось, за полиграфию - потому как Роман Соболев - директор Московской
печатной фабрики Гознака, которая печатает обычно деньги, а в этот раз напечатала "Евгения Онегина"! Так мне захотелось
заполучить этого "Евгения Онегина", что теперь у нас вместо денег! И то сказать - Пушкин играет роль национальной валюты,
которая, может, и не очень хорошо конвертируется на другие языки, но очень много значит для нас самих…
В номинации "Поэзия" премию получила Олеся Николаева за сборник "500 стихотворений", который издал Александр Шишкин в
своём "Арт Хаус медиа", - триумф для малого и молодого издательства. Что же касается прозы, тут сыграла роль магия
имени, - премию получил именитый Александр Кабаков, а не менее известный прекрасный прозаик Александр Терехов.
Но Бог с ними, с премиями… Литература - не спорт, здесь каждая хорошая книга создаёт свой мир, в котором автор прыгает
не в длину или высоту, а в ширину и глубину, сразу во все стороны, - и сравнивать эти "прыжки" разных авторов,
художников, издателей - дело неблагодарное, так что членам жюри, которые должны были по всем позициям сравнить
несравнимое, можно только посочувствовать.
После награждения, как водится, случился фуршет - и здесь я увидел того самого директора фабрики Гознака, который
слонялся со своей статуэткой, - похоже, он знать никого не знал в этом зале. Я его сразу пригласил к нашему столу,
расспросил про "Евгения Онегина" - и предложил махнуть, как это мы делали в детстве, книгу на книгу - его на мою. Надо
отдать должное директору, он не скривился, а согласился. Махнём не глядя!
На следующий день я уже получил мэйл от его секретаря, пару звонков - и книгу привезли к подъезду… Ну, я вам скажу! Вот
это повезло так повезло! Книга с водяными знаками (на каждой странице вместо Ленина - Пушкин), с прекрасными
иллюстрациями, часть из которых была сделана таким резцом, что казалось, будто сцены из "Онегина" врезаются в сердце
читателя навеки. Это вам не какая-нибудь татуировка "Не забуду мать родную" - всё свежо, по-новому, не без юмора. Роман
Соболев мне сказал, что художники очень горячо отнеслись к этому проекту, - ещё бы, надоело им всё завитушки на купюрах
гравировать, куда уж лучше кудри пушкинских красоток!
Когда обмен произошёл, я всё же осторожно справился о цене этой уникальной книги, изданной тиражом в 1000 экземпляров с
кожаным переплётом ручной работы. Так вот, должен вам сказать, что книга эта стоит примерно в 50 раз дороже моего
"Ярмарочного мальчика". Такого проходимства от себя я даже не ожидал, такого выгодного обмена в жизни не совершал!
Сразу бросился я "Евгения Онегина" листать - и даже читать, как нового. Всё мне понравилось, вот разве что букву "ё"
хотелось видеть в тексте - да иногда возникало сомнение, не надо ли слово "Бог" написать с большой буквы. В книге было
сказано, что издание осуществлено по тексту 1966 года, - ну, здесь дело пушкинистов разбираться с текстом…
В музее Пушкина как раз состоялся приём по случаю закрытия ярмарки. Здесь были представители иностранных делегаций,
милые индусы и болгары (Индия - почётный гость ярмарки, Болгария - центральный экспонент). Приём начался с экскурсии по
музею. Нашу группу вела научный сотрудник Мария Меметова, и как вела! Издатели узнали, что Пушкин был не только великим
поэтом и писателем, но и гениальным издателем. Он выбрал для своего "Онегина" такой формат, чтобы книжечки глав, которые
выходили одна за другой на протяжении девяти лет, ровно помещались в карманчик дамского бального платья. В светском
обществе все только и говорили об "Онегине". Интрига издания заставляла держать в напряжении общество на протяжении
нескольких лет. По девять месяцев порой дамы ждали новой главы, тонкой книжицы, которую бросались покупать по выходе из
печати.
На фуршете, которым завершился приём, в числе прочих выступил писатель Владимир Маканин. Его речь показалась
сомнительной - если не сказать более… Он живописал стареющего Пушкина, поэта, теряющего вдохновение, трагедию гаснущего
таланта. Не думаю, что предположение о том, что гений Пушкина в 1837 году уже катился к закату, многого стоит. Эта не
новая и сомнительная мысль напомнила высказывание Белинского, который объявил, что звезда Пушкина заходит и восходит
новый гений - Гоголь.
Происходящее вокруг Пушкина превращалось в литературу высшего рода. Это почувствовал, почуял из далёкого Нежина Николай
Гоголь-Яновский своим длинным носом - и приехал в Санкт-Петербург, вошёл в круг ближайших друзей Пушкина, познакомился
с поэтом. Оттого у нас есть "Мёртвые души" и "Ревизор", что была пара встреч и разговоров между этими людьми. Пуля,
убившая Пушкина, лишила нас и Гоголя, которым он мог бы быть. Какой там стареющий Пушкин! Как будто в мире не было
светлых стареющих гениев - к примеру, Гёте… Уже более ста пятидесяти лет, после ухода людей пушкинского круга, мы лишены
литературного центра, лишены света абсолютного вкуса, у нас в литературе царит раздрай.
Вот и ходи после этого на званые приёмы: чего только не услышишь, чего только не увидишь! Хотя выступления наших
индийских и болгарских гостей были не в пример корректнее. Как бы там ни было, лучше просто пройтись по ярмарке,
полюбоваться новым просторным павильоном, зайти на стенды милых сердцу издательств.
Здесь, на стенде у клуба "36,6", выступал и я. Пришли добрые люди, кто-то даже прислушивался к моим словам, купил книжку.
Тут же выступал и телеведущий Александр Шаталов - старый знакомый, автор и издатель, на мои слова о хорошей прозе
"сделал стойку":
- А кому нужна сейчас хорошая проза?
- Читателю, читателю - которого мы не держим за дурака, которого мы считаем своим другом и собеседником. А иначе зачем
писать - разве что выпендриваться?
Читатели шастали по ярмарке с ополоумевшими глазами, с тележками - закупали удешевлённые интеллектуальные издания
"Независимой газеты", закупали и новое пятитомное собрание сочинений Газданова, покупали стихи Оболдуева и детские
книжки Гиваргизова,
Дорофеева,
Драгунской, Есеновского,
Седова - как много хороших авторов, как много прекрасных изданий!
Выйдя на улицу, я не мог расстаться с ярмаркой, ходил вокруг вместе с фанатичными читателями, которые слушали вполуха
джазовый концерт группы из Израиля - и всё спрашивали, всё приценивались, покупали… Вот уже и у меня остались последние
сто пятьдесят рублей; я вижу книги, на которых висит ценник - 150; что может быть проще - купи, но я спрашиваю
у продавца:
- Сколько стоит Даррелл?
Он смотрит на меня и говорит:
- Семьдесят.
Я покупаю книгу за полцены! Вторая попытка - книга идёт за полтинник. Третья уже идёт вообще за тридцатку. Я набиваю рюкзак
и чувствую себя обкуренным, во хмелю - я покупаю книги, которые не буду читать, которые некуда ставить, я покупаю ради
покупки, потому что это инстинктивное желание с детства: хорошую книгу надо купить.
Деньги кончаются - и я хожу между такими же пьяными без вина покупателями, встречаю уже и тех, кто покупал мои книги,
и думаю, что бы такое ещё купить - или продать, чтобы купить опять?
Ярмарка заканчивается оргией покупок. Прекрасная погода, покупатели не хотят расходиться - и как пчёлы вокруг улья,
вьются вокруг нового павильона.
На следующий день я с утра уже на ярмарке. Покупаю Газданова, путеводители,
Юрия Коваля, Гоголя с чудесными иллюстрациями, прицениваюсь к ранее не
изданному Жюль Верну, покупаю "Заклятие смехом":
Выкатили, выкатили
Смоляную бочку
Выманили, выманили
У Пацюрихи дочку
Положили, положили
На новой кровати
Что хотели, то и делали
Чужому дитяти… 1
Еду домой, лезу в сеть и читаю статьи о ярмарке: "ничего интересного", "ничего нового",
рейтинги десятка книг… Какая чушь, какая глупость - вот уж действительно наши критики "что
хотели, то и делали чужому дитяти". Да читатели ли вы вообще, дорогие критики и писатели?
Как вы можете оценить это гигантское событие, эти сотни тысяч названий? Или вам платят
исключительно за снобизм? Какое самомнение - оценщики… Ярмарка - это тысячи и тысячи книг,
тысячи миров, сотни событий, тысячи и тысячи милых и умных людей.
Да, вот же была ещё приятная неожиданность: встретил я на ярмарке и сербский стенд. Какой-то
самочинный издатель из Сербии, выпускающий книги по кулинарии, книги на сербском языке по
балканской кухне, написал на своём стенде: "Сербия". Я чуть не бросился к нему целоваться!
Есть, есть Сербия среди участников ярмарки - и не государственная делегация, а приватный
человек, который и по-русски не очень балакает, однако в тяжёлую минуту может представить свою
страну! Самое крепкое, что осталось от Сербии, - кухня, книги по кулинарии. Он мне рассказал,
что люди приходят и покупают книги - даже не зная языка; многие ждали сербов на этой ярмарке,
многие пришли - не я один такой.
