Верба.
      Она возносится над двором, как зеленый фонтан. Ветер перебирает струйки, канатики веток - словно прядет зеленую сеть, чадру с блестками. Верба укрывает дом от жаркого солнца, тени перебегают по земле.
      Дом белый, двухэтажный.
      Двор огромный, как материк, ограниченный неровной линией заборов, сараев, гаражей, - они теснятся по краям двора, выступают, отступают - так меняет свои очертания полоса прибоя.
      В жару все время соседи проводят во дворе, в летних кухнях. В сараях кур, кроликов и индюков разводят.
      Из гаражей высовываются "Волги" - как огромные хищные рыбины с зубастыми радиаторами.
      Цыплята по двору прыскают, петухи выклевывают свое отражение в хромированных зубах автомашин, скворцы с Вербы трещат, стрекочут, заливаются - во жизнь!
     
     
      Из кухонь веет вкусными дымами - когда борщ варят, картошку жарят, яблоки пекут.
      У каждой двери летней кухни по яблоне растет.
      Непонятно, это личные яблони тех, кто в кухнях живет, или общие?
      Которые чуть поодаль растут, я обрывал смело - потому что верно общие. Одна яблоня особенно не давала мне покоя - перед входом в летнюю кухню Андрусских. Яблоки здоровые - как мячики на ней. Но хотя сам Андрусский, Федор Петрович, мне крестный, как-то не совсем удобно, если они во дворе, тут же без спросу рвать у них под носом яблоки.
      Потому приходится ждать до вечера, пока они домой пойдут.
      Но окна их квартиры тоже выходят в эту сторону - так что и вечером приходится все делать осторожно - не трясти яблоню, как макака вешаясь на ветки, а тихонько обирать: будто проходишь мимо - и ненароком яблоко на глаза попало… Ну, хочется его потрогать - спелое ли, потому что интересно, когда же они поспевают? Тут оно как раз поспевает - и само падает в руку. Значит, суждено так, чтобы съесть его именно мне.
      А бывает - сами соседи печеными яблоками угощают, или вареной кукурузой с горячими пупырышками на желтом початке…
      Одна соседка у нас такая злая - все время за своим деревом следит и яблоки считает.
      Это же надо догадаться - яблоки на дереве считать!
      И потом, конечно, заявление моему отцу - мол, ваш сын опять на нашем дереве пасся…
      Во-первых, я не баран какой, чтобы пастись. И вообще, вопрос это спорный: пусть даже эта тетка посадила яблоню сама, но на дороге, и когда проходишь мимо, то ты уже как будто вместе с этими яблоками, заодно. Да и я сам, помню, эту яблоню из лейки поливал. Если бы оно было за загородкой - тогда другое дело. А так проходишь мимо - и всякий раз соображаешь: "Вот яблоко висит". А я не могу долго думать про одно и то же - тупею.
      Вот яблоко висит вот облако висит яблоко висит…
      Надо как-то выходить из этого круга.
      Опять иду по дорожке на кухню и вижу: на тебе!
      Висит…
      Конечно, хочется сорвать.
      А тетка эта смотрит злобным взглядом - меня подозревает.
      Я от этого взгляда последнее уважение к ней теряю и хочется яблоко съесть не просто так, а ей назло.
      Потому что не люблю, когда люди подозревают… Это низко! И надо обязательно сделать то, что они подозревают: иначе получается нечестно - подозревают ни за что!
      Поэтому то дерево я оборву вечером в первую очередь.
      Другое дело - соседний двор. У них там настоящий сад: яблони, вишни, шелковица, крыжовник…
      Особенно вишни. Они к нам через забор перевешиваются.
      Которые на нашей стороне ветки, мы обираем смело: они законно наши. Но и совсем рядом с ними тоже растут лакомые вишни, только за забором. Тут - хотя, может быть, мы и неправильно поступаем - но лезем на забор.
      Неудобно: он шатается, держишься за него одними ногами - потому что руки очень заняты…
      Соседи, которые за забором, заключили однажды с нами договор. Поставили полведра шелковицы, чтобы только мы в их сад не лазили.
      Это я понимаю! Конечно, на такое условие мы согласны. Они показывают, что нас уважают. Не просто так орут из-за забора:
      Не лезь кому сказал сейчас поймаю штаны сниму ноги повыдергиваю!
      А вежливо говорят - мол, понимаем ваши трудности: у вас людей много, а деревьев мало…
      Это тонко и дипломатично - так что я потом в их сад за вишнями совсем не лазил.
      Только, конечно, такой договор не навсегда - когда в следующем году созреют вишни и опять будет тяжко на них смотреть - тогда надо опять полведра шелковицы…
     
     
      Весной соседи всем двором причесывают Вербу.
      Из земли рогаткой, раскорякой торчит огромный ствол - я обхватить его не мог. Он с мощными извилистыми морщинами на коре.
      Кора с извилинами - как в мозгу. Когда глупый, говорят: "извилин мало". На дереве было много извилин. Потрогаешь пальцем - они с подплавленными краями, внизу у земли - серые, глубокие: как борозды на поле, а кверху становятся все мельче. Кора утоньчается - и верхние веточки вовсе нежные, как у рака усики. Ветки свешиваются вниз - и целая кипа, копна таких усиков-волос с длинными узкими листьями спускается почти до земли. Так Верба сама себя укрывает.
      Листья на ней есть совсем мелкие - как перышки на школьной ручке. По кромке идут зазубринки, а на внутренней стороне листа - белесая подоплека из мелких волосков: словно пух цыплячий. Листья похожи еще на перышки птиц. Интересно, если бы Верба взмахнула ветками, - она бы, верно, взлетела!
      Соседи залезают по стволу наверх, карабкаются по приставным лестницам, сидят на ветках. Стиляга Витька Гордукалов, и толстенькие Малышевы девки, и Печенковых целая семья, Андрусский Петька, похожий на Буратино - и Нищенко дородная мадам, и друг мой, Толик Гордукалов…
      Персональный пенсионер наш, бывший председатель исполкома Боровский на дерево не лазил. В холщовом сюртуке, руки заложив за спину, стоял поодаль, словно суслик в стойке. Следил, распоряжался.
      А остальные - все на дереве: что-то там чистят, копошатся. Им то одно нужно, то другое - меня гоняют:
      - Подай то, принеси это!
      И я им приношу - то ножик, то отвертку, то метлу - а они там возятся, кричат, не утихают - вдруг им надо тяпку, тряпку, потом стакан воды… С разных веток раздаются их вопли.
      Наверное, это субботник по благоустройству двора - и все из дома вывалили причесывать деревья.
      Там, на Вербе, есть такие опасные кубла - это сгущения, комки, клубки.
      Несколько веточек запутываются, сплетаются, срастаются - и получается такое кубло. В нем застревают старые листья, ветки, шелуха - всякий хлам и мусор. Если подобраться к нему по тонкой ветке близко, то заметно, что молодая зелень там - особенная: листья не прямые, как перышки, а витые, искореженные, с наростами и жирными, лоснящимися бородавками.
      И вот такая гадость собирается в кубло. Его надо осторожно вычесать, или вырезать так, чтобы не повредить живых здоровых веток. Соседи расплетают косы дереву, освобождают зеленые волосы, сбрасывают вниз обезвреженные кубла. А там живет погань всякая - жирные рогатые жуки, козявки с раздвоенными хвостами, блохи желтые копошатся. Может оттуда и змейка выскользнуть, и скорпион: разные твари есть опасные и ядовитые, готовые укусить.
      Но все на этот раз обошлось благополучно: никого не покусали, никто не упал: дерево причесали - и лезут вниз Витька в брюках дудочкой, насмешник Петька-Буратино, Андруссчиха в косынке - и друг мой Толик Гордукалов.
      Побелкой красят низ ствола - и как отличница в белом переднике стоит, красуется наша Верба!
     
     
      Разве это правда, что весною забирались соседи на деревья? Может, это мне приснилось? Но если я и видел это во сне когда-то, то вспоминаю сейчас, как будто было наяву. Наверное, со временем меняется сон с явью - то, что когда-то было на самом деле, вспоминаешь во сне. А наяву вспоминаешь детские сны: какой-то получается обмен, переворот…
      Но погоди, я помню совершенно точно, как мы расчесывали эти кубла. На дереве их видно хорошо: ранней весной, когда листва еще совсем мелкая, кажется, что дерево полуодето. Дрожит наша Верба на ветру в прозрачной рубашонке, как девчонка после купанья.
      Тогда заметно очень ясно - есть там сгущения, комки. Можно взять палку, залезть на дерево - и издалека пошевелить такое вот кубло: оттуда высунутся твари разные.
      Весной соседи лезли на дерево и эти кубла вычищали. Расплетали, отрывали, отрезали - и сверху на землю сыпались гнилушки, ветки с бородавками, старые, от зимы оставшиеся листья… Мы все это сжигали на костре - и погань мерзкая лезла оттуда, корчилась и издыхала!
      Потом, с каких-то пор, соседи престали чистить дерево и убирать уродливые наросты.
     
     
      Раньше все собирались вечерами под деревом: лампу на ветку повесят - и сидят, в домино играют - "забивают козла". Тут же и дети бегают - и за полночь теплыми вечерами жизнь во дворе продолжается.
      Ветви шевелятся, уютно и душевно под этой зеленой кипой, сверху звезды проглядывают…
     
     
      А соседи в основном мужики крепкие, в силах - начальники. Представьте: НАЧАЛЬНИК ШАХТЫ. Там в шахте народу работает - тьма, тысячи человек. Под землей, где горючие газы, каждый миг все взорваться может! А ты распорядись всем хозяйством - и план гони, и перевыполнение давай.
      Потом уже странные начальники появились - странники переезжие, как калики перехожие. Вот они развалят всю работу, шахту испортят, до аварии доведут. Их и снимают. А куда девать? Как они начальники крупные, то по мелочам командовать не могут: вот их и переводят на другую шахту. А они и там все развалят. Так и переезжают с места на место - пока есть еще что развалить.
     
     
      Когда кто-нибудь уезжал из нашего дома, гараж свой нашему отцу оставлял. Так у нас, хотя и не было машины, завелся один гараж, потом другой - и чуть было третий не появился, но тут уж отец отказался. Всего три гаража было в нашем дворе, серьезные, каменные - и чтобы они только нам принадлежали - это уж слишком…
      В гаражах стояли верстаки, велосипеды, были свалены журналы "Крокодил" и "Знание-сила" вместе со съестными припасами: кучи семечек подсолнечных, пирамиды арбузов и дынь, лук, заплетенный в косы. Мы заходили в гараж, осматривали закрома, выбирали себе арбузы и дыни на ужин.
     
     
      А вот в том, что соседи весной на дерево лезли - никак не разберусь: правда ли? Может, я все это в "Веселых картинках" видел - как по дереву кот бродит и русалка на ветвях сидит… А перекинулось на соседей - будто это Валька Малышева, которую мой приятель назвал обидным словом б… - вместо русалки, и что там кот ученый.
      Стоп! Точно, был у нас во дворе ученый - он в техникуме преподавал, и фамилия у него была смешная…
      БАЗИЛЕВ! И сам на кота похож - с сухоньким личиком, тощий - он нам под деревом сказки рассказывал, книжку читал про хозяйку медной горы.
      Все сходится: я не придумал ничего, у нас во дворе было Лукоморье. И через сказку я вспомнил еще одну фамилию соседей в нашем дворе. Они еще кота держали - рыжего такого, бравого котяру Ваську. Потом его кто-то отравил.
      Да, фамилия - это неспроста, дается она нам не случайно. Такое слово, под которым кто-то живет, старается, высовывается. И что-то оно значит - и род, и дом это, и дерево - генеалогия.
      Набор, соединенье звуков звучит для кого-то остро и кровно, как клич и шифр. Впечатанная в мозг, прожужжавшая все уши предков фамилия окружает человека, вызывая любовь, смех, боязнь, неприязнь. Такая сказка ходит с каждым человеком. Особенное это слово - и надо его тихо повторить, прислушаться, попробовать на вкус: вот новый человек, а вот его фамилия…
      Была у нас во дворе тетка - та, что яблоки считала - Вдовина. Так она для оправдания своей фамилии мужа из дому выжила. Он к нам приходил, жаловался (отец наш тогда депутатом был). А какой тут депутат поможет, коли баба - дура? Потом она и дочь свою мужа лишила: выставила зятя. Он, бедный, ходил по двору и плакал. Но видно: так уж на роду написано - фамилия!
     
     
      Еще фамилия: Нищенко. Под ней жил странный инженер - весь раздутый, важный, похожий на резинового мишку. Раньше он еще улыбался, со всеми вместе "козла" забивал, а как перессорились соседи - стал мрачным, хмурым: все ходил во дворе по дорожке и пыхтел сигаретой. Никого не замечал - словно на него свалились мировые проблемы, а он их решает, решает… Верно, насмотрелся телевизора.
      Говорили, что он - дурак. Но его не выгоняли с работы - для ревизии берегли. А то его выгонишь - и кто-то другой глупее всех окажется. Приезжает на шахту комиссия - и давай громить: такие растакие план не выполняете аварии у вас и шахтеры ругаются матом.
      А им отвечают: вот Михаил Иванович у нас во всем виноват - круглый дурак. Причина выявлена и комиссия добреет - что с него, дурака, возьмешь? Потом становится интересно - такой ли он дурак, как говорят… Вот ему дают задание попроще: позвонить туда и сюда и сказать то и се. А он и этого не смог выполнить - все к черту перепутал: не туда позвонил и не то сказал! По его вине в шахте уголь кончился… И тут все смеются, довольны - значит, и вправду дурак. Настоящий. Его за это и держат: он, хоть сам и угрюмый, всем настроение повышает - а это коллективу полезно.
      Однако же его дети не такие глупые. Конечно, еще не все потеряно: может, с возрастом проявится. С его дочкой мы во дворе играли. Помню, как-то поссорились - и она, недолго думая, схватила палку с гвоздями и начала меня по башке колошматить. Очень неприятно - я, как мог, руками закрывался: гвозди были ржавые и могло произойти заражение крови.
      А в школе вышла она отличницей с золотой медалью. Конечно, сочинение пришлось переписывать с учителем вместе: проверяющие в области не любят ошибок в сочинениях - видно, они там трясутся над своими медалями, жадные.
      Потом она поступила в Торговый Институт. Этим она сильно меня удивила во второй раз - после доски с гвоздями. Я думал почему-то, что она поступит в Институт Культуры Здоровья Красоты - а она бац! - и в Торговый! Тогда я еще не понимал, что это очень умно, то есть самый прямой путь в Здоровье Культуру Красоту. Без подвоха говорю!
      Теперь она домой изредка на черной "Волге" подкатывает, невзрачной черной "Волге" - конечно, не чета тем огромным рыбинам, которые паслись в соседских гаражах…
      И живет она в городе… - не поверите, как город называется!
      Город называется "Счастье"!
      Возьмите карту и проверьте - есть такой городок на берегу моря. Только надо взять крупномасштабную карту - потому что городок маленький: на всех места там не хватает.
      Счастье - что-то прячется нищее в этом слове…
     
     
      Кто там был еще, в этой фамилии: молчаливый папа, которого за дурака держали, дородная маман и бабушка, что сидела сиднем на летней кухне, расставив сухие коленки. Мерцала иногда из-под бровей белесым взглядом. Медленно поводила, как черепаха, головой: Баба-яга-костяная нога…
      Человека какие-то слова с детства держат страшными зажимами. Так бывает, что весь век идет борьба со словами-призраками, своей фамилией…
     
     
      Живут, меняются в нашем дворе семьи-фамилии, как в калейдоскопе, трубке с дырочкой, что подарили мне на день рождения. Складываются разные узоры, кто-то переезжает, переставляются осколки - и каждый год - как поворот калейдоскопа. А вверху, над домом, над Вербой, над двором по кругу ходят звезды.
     
     
      Боровский. Старый боров с пустым и тяжелым взглядом… Он решил, что ветка Вербы загораживает свет в его квартире. Дерево так стояло - словно руку к дому протягивало, и ветки, как пальчики, тянулись к нам. Они мне очень нравились - может быть, потому что росли с каждым годом, - как и мы, ребята с улицы Победа. А взрослые не росли - они сохли и белели. Как эта старушка костяная, как Боровский. Все более пустым становился его взгляд - и, странное дело, все тяжелел.
      Собрались соседи и сговорились руку у дерева отрезать. А нам было жаль ее - мы на нее качели привязывали, лазили по ней - она упруго пружинила, нас качала и баюкала.
      Отрезали.
      Не потерпело дерево такого измывательства - начало сохнуть с тех пор, как вместо ветки осталась одна уродливая культя.
      И стало дерево ветки сухие в соседей бросать: расшевелит кроной воздух, вызовет ветер, листьями грозно зашелестит - словно уже и дождь идет. Так оно и дождь накличет: соседи бегают по двору, белье снимают, кухни закрывают - а Верба как затрещит, размахнется - и ветку сухую как кинет! Все врассыпную!
      Тут словно проклятие нашло на наш двор - все перессорились, переругались.
      Перестали соседи дерево расчесывать и убирать, и больше уже под ним не собирались.
      А мы целые дни проводили на дереве - устроили себе там насест, как птицы. По вечерам играли в водолазов: когда во дворе темнело, привязывались к ветке веревкой и спускались вниз. Но отходить далеко было нельзя - только на длину веревки. И то ненадолго - надо было опять потом лезть вверх на ветви, запасаться кислородом.
      Сумрачно внизу, и воздух вязкий, темный - как вода… Много попадается интересного на дне морском, словно в подводной Атлантиде: дорожки цементные, как развалины древних храмов, диковинные окаменелости, следы прежней цивилизации. Так на нас кто-то посмотрит через толщу лет, из будущего, нового мира.
     
     
      Соседка на крыльце читала книжку: НОВЫЙ МИР - и цифры снизу.
      Интересно - новый мир и какой-то номер.
      Миры под номерами.
      А-а-а - это год указан: тысяча девятьсот семидесятый!
      Почему же НОВЫЙ - раз уже полежал, то старым должен стать!
      Какая-то неправда в названии! Какой новый мир в тысячу девятьсот семидесятом?
      Интересно заглянуть в книжку…
      Я дал соседке "Последний дюйм", а взамен этот НОВЫЙ МИР взял.
      Ну и мура!
      Потом еще долго плевался - куда сравнить с "Последним дюймом", а уж с "Последним из могикан"…
      Соседка сказала, что есть специальные журналы для писателей, чтобы их печатать.
      Я возмутился: если настоящие писатели, то пусть книги пишут - как про Незнайку или профессора Вагнера. А не можешь написать так же интересно - вываливайся: нечего бумагу марать! А то пишут скуку смертную, и слова все серые, сухие…
     
     
      У нашей Вербы полствола засохло. Ее измордовали - отпилили эту половину, так что никакого вида не осталось: торчит голая культя среди двора. Тогда дерево с горя совсем засохло. Когда Вербу нашу обрезали под корень, смотреть на это место стало больно. А потом пустота эта бесстыжая повсюду распространилась - засохли и яблони и вишни.
      А соседи совсем обмельчали. Приехали новенькие - так они то коврик у нас из-под двери стащат, то стаканы из кухни унесут… Даже не верится. А так - ничего, неплохие люди: она учительницей работала, он - инженером. Видно, от безденежья свихнулись. Хорошо, что хотя бы писем на нас не пишут, - доносов и кляуз. А другие соседи начали писать: "В незаконном владении у них находятся два гаража, которые занимают большую часть двора и мешают развешивать белье". Десять лет не мешали им гаражи - а тут, видно, выросли - и зашалили, проказники: гоняются по двору за соседями - и мешают, мешают развешивать белье.
      Соседи написали на нас письмо. А кто подписал? Боровский, Нищенко, Андруссчиха, - почти все подписали.
      Получилась некрасивая история - гаражи ломами раскидали, по камню разнесли.
      Так двор наш превратился в проходной. Со всех сторон в нем засквозили дыры. Под окнами прохожие нужду справляют, в подъезде бутылки распивают - не осталось живого места во дворе.
     
     
      С тех пор, как я уехал из дома, прошло лет двадцать.
      Как двор наш разрушался, я узнавал из писем. Краткие визиты домой - как моментальные снимки: вот дерево с отрубленной рукой, вот от него осталась одна культяпка, вот развалины гаражей… Потом пропали остатки забора - и пространство двора бесстыдно заголилось - как в морге, где студенты-медики разглядывают куски тела, что когда-то двигалось, дышало.
      Двор умер. Мертвое, пустое пространство окружает дом.
      Я жил в общежитии, где делил комнату с четырьмя такими же чудаками, собравшимися в столицу, чтобы решать задачи по математике.
      Мы жили весело и жадно, нас окружали лекции, контрольные, зачеты…
      Когда я узнал о смерти нашего двора - жутко стало. Значит, мне некуда возвращаться - и то, что я лелеял в памяти, что любил: дерево, заборы, гаражи, сараи - все пропало.
      Мне кажется, я помню каждую загогулинку забора, шелушистые шиферные крыши гаражей, шершавые неструганые горбыли сараев…
      Тогда я поклялся, что напишу об этом.
      Что точно-точно вспомню все - и как убирали дерево, как дружили соседи, как забивали своего "козла" длинными вечерами под Вербой во дворе.
      И вкус весенней капли на ветке, и запах почки…
      Расскажу все как было - и про кубла эти, в которых погань.
      Двор наш не простой - в нем русалка и кот ученый.
      Конечно, я тогда не верил в сказки: мы зубрили историю Партии и изучали научный атеизм.
      Потом я забыл о клятве, о дворе своем - все недосуг: диплом, жена, работа…
      Но вот я посмотрел на мир глазами своего сына: на этот новый мир вокруг, сравнил с тем, что я сам видел в детстве - и стало страшно.
      Я опять вспомнил Вербу нашу, вспомнил соседей - смешных, злых, добрых, чванливых и блаженных…
      И вновь увидел наяву: соседи прихорашивают Вербу.
      Она стоит, как девчонка, овеянная косичками тонких веток, - готовится вступить в весну.
      Верба - по латыни значит "слово".
      В начале была Верба…

[в пампасы]