Дёмочка открыл дверь и радостно завопил:
- А! Наш ангелочек пришёл!
Я слегка опешил, потом постоял немного в дверях и сказал:
- А может, лучше я пойду? Тут у вас и без меня весело.
Но он уже втащил меня внутрь, а выглянувший из комнаты Вовик сказал:
- Не обращай внимания. Больной человек наш Дёмочка, что с него возьмёшь. Не
обижайся.
- Ну, давай, Лёва, раздевайся, давай проходи, раз пришёл, - возбуждённо произнёс
Дёмочка.
Я долго ковырялся в прихожей, снимая ботинки и накидывая куртку на высокий крючок.
Да!
Не зря я сомневался, не зря тревожился вчера перед сном и сегодня с утра, сразу
как встал, - а стоит ли идти в гости к Дёмочке и не выйдет ли от этого
каких-нибудь мучений? (Кстати, немного об этом слове. Мама часто говорила мне:
"Мучение ты моё!" - но я никогда не мог понять, насколько она говорит серьёзно. И
выражение это было для меня какое-то ненадёжное, туманное, как вот, например, мои
мучения с Вовиком и Дёмочкой в данном случае - вроде мучение, а вроде в гости
пришёл.)
Уж очень язвительный человек был этот Дёмочка. И выносить его кривлянья, по сути
дела, мог в нашем дворе спокойно один только Вовик. Ну, уж на то он и Вовик,
непробиваемый как слон, но таящий за грубой кожей израненное сердце.
Такой человек не мог, конечно, дружить с кем попало. Он мог дружить только с кем-то
одним, кто бы очень сильно нуждался в его защите. Всё это я и так знал. И для того
чтобы убедиться в том, что никто Вовику с Дёмочкой, кроме друг друга, не нужен,
вовсе не обязательно было переться к ним в гости и испытывать все эти мучения.
…Но для того чтобы прийти к Дёмочке в гости, было у меня три важнейших причины.
Первая. Я хотел узнать, будут ли они вообще участвовать в строительстве "коробочки",
то есть нашего дворового стадиона, которое я задумал во время приезда моего дяди
Юзи. Все уже давно согласились, кроме них. Колупаев согласился, Бурый, Женька
Хромой - короче, все. Теперь вот оставались только Вовик с Дёмочкой.
Была и ещё одна причина. Дёмочка говорил мне, когда звал в гости, что у него есть
знаменитая в западном мире игра "Монополия", где покупаешь и продаёшь дома, землю, -
в общем, всё, что в нашем незападном мире, как известно, не продаётся и не
покупается. Ни за какие деньги. Поиграть в такую интересную и опасную игру мне,
честно говоря, очень хотелось. Хотя смысл её изначально, конечно, был мне непонятен.
Ну кому, скажите пожалуйста, можно было продать, например, наш двор? И кто бы после
этого стал в нём жить? Да никто! Вообще никто!
Но так или иначе, а эти две причины были вполне простые и понятные. А вот третья
уже была с оттенком мучения. Хотя, с другой стороны, она-то и была самая главная.
…Оказывается, до этого момента ещё никто не приглашал меня в гости! Не с родителями
(с родителями-то, понятное дело, много раз приглашали), а меня одного! Это я
выяснил для себя, когда поступило Дёмочкино приглашение и я стал от нечего делать
вспоминать, а кто же ещё и когда приглашал меня в гости? И выяснил, что НИКТО и
НИКОГДА! От этой мысли мне даже стало как-то жарко. Дожил до таких лет, и даже
никто в гости не зовёт? Разве это жизнь?
Вот ведь какая история! Самый неприятный человек нашего двора первым зазвал меня в
гости. Но думать над этим парадоксом мне теперь было совершенно некогда. Я ведь УЖЕ
пришёл к нему.
Я уже сидел на стуле и смотрел в бегающие туда-сюда разные Дёмочкины глаза.
Наконец он сфокусировал на мне свой бегающий взгляд и лениво спросил:
- Ну что, Лёва? Чай-то будешь? Или, может, сразу играть начнём?
- А варенье есть? - ответил я. Вообще-то вопрос был так, для проформы. Посередине
круглого стола стояла приличная такая вазочка с клубничным вареньем.
Дёмочка с недовольным видом сходил на кухню, принёс блюдце с ложечкой и поставил
передо мной.
Я взял вазочку, переложил в блюдце три-четыре ложки варенья и задумался: а где же
чай? Гонять Дёмочку второй раз на кухню за чаем не хотелось, но и есть варенье без
чая - тоже. Поэтому я отодвинул блюдце и торжественно сказал:
- У меня к вам дело, ребята.
…И в этот момент произошло что-то странное. В комнате повисла какая-то нехорошая
тишина. Как будто Вовик с Дёмочкой что-то хотели сказать, но никак не решались.
Вовик тёр себе уши и смотрел в одну точку. А Дёмочка моргал то одним, то другим
глазом, засовывал под нижнюю губу язык, хрюкал, что-то напевал, как будто находился
в комнате совершенно один.
Но что самое поразительное - до меня сразу дошли смысл и значение всех этих диких
движений и безумных звуков! Я понял, что как человек неопытный - повёл себя в
гостях неправильно. Не нужно было сразу говорить о деле, нужно было сначала повести
светскую беседу о том о сём.
Но я что-то никак не мог её начать.
И тут Вовик вдруг встрепенулся и спросил совершенно неожиданно:
- Ну, как дела? Как, Лёва, вообще настроение? Как погода?
Я напрягся немного, но сказал честно, без запинки:
- Спасибо, хорошо. Погода дрянь, сплошные дожди. А так вообще нормально. А как у
вас дела?
Вовик с Дёмочкой как-то сразу заулыбались.
- Как у нас дела? - повторил мой вопрос Дёмочка. - Сновидения нас замучили.
Кошмары, понимаешь. А так вообще всё хорошо.
- Маньяк ему по ночам снится, - сообщил Вовик, накладывая себе варенье. - Душит
Дёмочку подушкой, сволочь белоглазая. Его уж и к врачу водили, и к бабке-знахарше,
и в церковь к попу. Ничего не помогает. Снится, на фиг, маньяк с синим лицом.
Наверное, в психиатрическую скоро Дёмочку положат. Будут ему уколы делать.
Лошадиные дозы.
- Главное дело, я ему говорю, - подхватил Дёмочка, - уйди! Уйди, паскудный сон!
Уйди, сновидение! Ни хрена не уходит! Душит и душит, зараза…
- Ну, ты в монополию играть-то будешь? - лениво спросил Вовик. - Только мы на
деньги играем. Деньги есть? Если с собой нет, то ничего страшного: потом отдашь.
- У меня к вам дело, - упрямо сказал я. - Мы стадион строить будем!
- Да мы знаем, знаем! - вдруг завопил Дёмочка. - Вот пристал со своим стадионом!
Мы тебя про другое спрашиваем! Ты играешь или нет, Лёва? Мы два раза предлагать не
будем!
И тут я выпалил, прямо как из пушки, первое, что пришло в голову:
- А я тут, между прочим, на днях винтовку нашёл. Ржавую. Но стрелять можно.
Возникла неожиданная пауза.
- Покажешь? - тяжело спросил Вовик.
- Нет, не могу, - задумчиво и неохотно сказал я. - Боюсь, что украдут. Не хочу к
тайнику внимание привлекать. Может, там ещё что-нибудь есть…
- Может, там черепа есть? - горячо поддержал меня Дёмочка.
- Не знаю, может, и есть. Гнилью там пахнет. Там, в одном дворе, рабочие яму
большую копали. Ну я и нашёл. Темно уже было. Дай-ка, думаю, посмотрю. У меня как
раз фонарик с собой был.
- Человеческий череп помогает от разных болезней! - убеждённо заговорил Дёмочка. -
Нужно вот так вот руки на него положить (и Дёмочка вдруг встал и положил руки на
круглую и рыжую Вовикову башку), и всё как рукой снимает, всякую порчу, всякий
дурной глаз. Только череп нужен целый. Чтоб не рассыпался.
- Пойдём, покажешь! - тяжело засопел Вовик.
- Может, в монополию лучше поиграем? - спросил я, глядя прямо в его прозрачные
неподвижные глаза.
Дёмочка крякнул от удовольствия и стал убирать со стола.
- Давно бы так, Лёва! - сказал он.
- Потом покажешь свою яму, понял? - сказал Вовочка и углубился в раскладывание и
рассматривание, а заодно и я вместе с ним.
…Ничего более фантастического я, признаюсь вам честно, до той поры никогда не
видел. Это была не "фирменная" монополия (та, что нынче свободно продаётся в
магазинах), а её как бы точная копия, аккуратно срисованная с оригинала талантливым
русским художником. Причём одновременно с переводом и с добавлением некоторых
художественных деталей.
Так, например, в тюрьме, куда обычно попадает незадачливый домовладелец, над
мрачной решёткой были приписаны вдобавок душераздирающие слова: "Тюрьма строгого
режима". Изображение поезда, который, как всем известно, в четырёх местах игрового
поля обозначает железнодорожные станции, было снабжено чёрным дымом из трубы и
красными искрами из-под стальных колёс. Больше того, из окна этого паровоза
выглядывал симпатичный чумазый машинист в фуражке и говорил следующие слова (изо
рта его высовывался овальный пузырь, а в пузыре были буквы): "Удачи тебе, сынок!".
Все стрелки были снабжены довольно угрожающими словами типа "Иди туда!". Или
"Стоять на месте!".
Возле некоторых жилых районов были нарисованы иностранные автомобили, а возле
некоторых - изящные женские фигурки в одних лифчиках и коротких юбках.
Игра была нарисована особо устойчивыми цветными карандашами. Но некоторые детали,
как, например, машинист паровоза или девицы в лифчиках, - те были изображены чёрной
шариковой ручкой с добавлением ещё какой-то гибельной зелени.
- У "Детского мира" взял. За пять рублей! - похвастался Дёмочка и бережно погладил
разрисованный ватманский лист ладонью.
- Ну вы даёте! - восхищённо сказал я. Никогда ещё мне не доводилось играть в такую
интересную игру, столь популярную в западном мире. А это значило, что не зря я
пришёл в гости к Дёмочке и выдержал эти первые мучения! Да и что это были за
мучения, если вдуматься! Просто ерунда какая-то, а не мучения!
- Итак! - испытующе сказал Вовик, по-прежнему неподвижно глядя в мои глаза. -
Сейчас я раздам кассу и мы приступим. Я даю тебе пятьсот фунтов английских
стерлингов, и ты приступаешь, на фиг, к игре. Ходишь как обычно, только не один
кубик бросаешь, а два. И тут перед тобой открываются широкие возможности! - на этих
словах Вовик обвёл пухлой белой рукой игровое поле.
…Я бросил кубики.
Моей игровой фишкой был напёрсток - настоящий бабкин напёрсток для протыкания
иголок сквозь плотную материю; Вовик же облюбовал себе железную солдатскую пуговицу
с петлёй, с гербом на выпуклой части, а Дёмочка играл вообще не пойми чем -
бабкиным нательным крестиком, только сломанным и от времени непригодным к
ношению.
Вовик постоянно выдавал мне какие-то бумажки, разрисованные всё тем же талантливым
художником, а потом сам же их забирал обратно. Причём когда я пытался что-то
купить, он страшно орал: "Не имеешь права!", сам же при этом покупал, брал в кредит
и, по-моему, что-то ещё подворовывал из общего банка. Главным недостатком игры было
то, что Вовик никак не мог мне объяснить правила.
- Ты попал в мой район! - бубнил он, не отрывая жадных неподвижных глаз от кассы с
условными фунтами. - Теперь! Смотри, я тут уже всё купил, построил, на фиг, два
дома. И ты мне уже должен! Ты уже должен сто фунтов. Если я четыре дома куплю, это
уже будет гостиница. И тогда ты уже должен четыреста фунтов!
- А если я не хочу ночевать в твоей гостинице? А, Вовик?
- Вот именно! - дико хохотал Дёмочка. - А если он не хочет ночевать в твоей
гостинице? А, Вовик? Если в ней тараканы? Клопы? Или воздух вредный?
- Не имеешь права! - багровел Вовик, и я, вздыхая, отдавал ему последние деньги.
Куплю-продажу домов и участков я ещё кое-как освоил, но когда Вовик вдруг страшным
голосом начал требовать: "С тебя, на фиг, налог сто фунтов!", я уже переставал
соображать что к чему и ходил просто механически. Вовика такое отношение к сложной
и умной игре очень злило, а Дёмочку - как раз наоборот.
- Ну что, Лёва? - весело говорил он и бесконечно долго тряс кубики в худых кулаках,
прежде чем сделать ход. - Что, Лёва, хочешь стать миллионером? У тебя тогда будет
много женщин и машин!
- Пошёл ты! - угрюмо говорил я. - Не нужно мне твоих женщин и машин. И гостиниц не
нужно. Я, может, один-единственный дом хочу иметь с видом из окна на площадь
Восстания.
- Значит, всё-таки хочешь один маленький домик? - ласково спрашивал Дёмочка,
продолжая трясти кубики. - Хочешь или не хочешь?
Выражение лица у него было такое, что в этом месте игры я не выдержал и
непроизвольно запустил в него своим напёрстком.
Вовик сразу кинулся мне мстить, а Дёмочка быстро схватился за глаз. Пытаясь
удержать равновесие, пока Вовик по-настоящему душил меня толстыми пальцами, я
схватился за стол и опрокинул вазочку с вареньем, и тут Дёмочка вдруг страшно
завопил:
- Стоп! Стоп! Стоп, машина!
Стало тихо. Вовик продолжал обиженно сопеть, и его пальцы сами по себе сжимались
и разжимались. Дёмочка вдруг начал наводить порядок на столе, быстро-быстро
переставляя чашки, ложки, игровые фишки и какие-то другие мелкие предметы.
- Ты чего? - спросил я, не в силах оторвать взгляд от его лихорадочных движений.
- Сейчас бабка из церкви придёт, - сухо объяснил Дёмочка. - ...Порядок навожу,
видишь? Лучше пойдём ко мне в комнату. Там и доиграем.
…Вовик с Дёмочкой бережно, вдвоём, на вытянутых руках перенесли игру в соседнюю
комнату и положили на пол. И сами легли рядом, в привычной позе, на животы,
подперев головы руками. При этом Дёмочка свою голову устало положил на сложенные
кулаки, а Вовочка - важно опёрся на локоть.
Тикали ходики. На улице дворник скрёб лопатой замёрзший снег и долбал ломом лёд.
Тут я заметил, что в комнатах у Дёмочки абсолютно тепло, сухо и даже как-то
прозрачно от этой теплоты и сухости. Вообще, если кто не знает, воздух во всех
квартирах разный, - от хозяев зависит.
Несмотря на моё сложное отношение к Дёмочке, воздух в его квартире был просто
замечательный - проветренный, чистый и уютный. И ещё я заметил, что все вещи в этой
квартире тяжёлые. Каждая вещь стояла или лежала на своём месте как-то важно и
неподвижно. Вот в нашей квартире всё было совсем не так. Можно было везде валяться,
кидать подушки с дивана, можно было залезать куда угодно - ничего бы от этого не
изменилось. Наша квартира была в этом отношении добрая, нестрогая. А Дёмочкина
квартира была незлая, но строгая. Сразу было видно, что здесь хозяйничает Дёмочкина
бабка и все вещи её слушаются. Я был уверен, что стоит мне неожиданно дотронуться
до какого-нибудь шкафчика или ещё до какой-нибудь мебели, и всё нарушится. И
Дёмочка опять страшно заорёт:
- Стоп, машина!
- Каждые сто фунтов - это на наши деньги десять копеек. Если играть прекращаем,
ты мне должен пятьдесят копеек, - сказал Вовик.
- Да ладно тебе, Вовик, - вдруг отозвался Дёмочка. - А я вот всё думаю: что в мире
будет, когда мы умрём, Лёва?
- Не знаю, - растерялся я. - Не знаю, что будет. То же самое будет. Что и сейчас.
- Ну, как это то же самое, - расстроился Дёмочка. - Вот прямо то же самое?
- Учти, Лёва, я ничего не забываю. Долг - это святое, на фиг, - упорствовал Вовик,
не отрывая неподвижного взгляда от любимой игры.
Странное дело - играть дальше мне совершенно не хотелось. А вот смотреть на игру
я мог бесконечно. Особенно интересно было смотреть на неё вот так - лёжа на полу,
глядя на дома, машины, девушек, тюрьму и паровозы, на деревья и башни, на мосты и
реки близко-близко, до слёз, до рези в глазах. От этого странного способа играть в
игру, не играя, что-то прямо-таки переворачивалось в душе, становилось страшно и
весело одновременно, и хотелось уехать подальше, в этот далёкий мир, где всегда
ветер с моря и солнце печёт макушку…
"Вот это и есть тот мир, который будет, когда мы умрём", - вдруг подумалось мне,
но вслух я этого не сказал. И в этот момент пришла из церкви Дёмочкина бабка.
Пришла она молча, тихо, ни с кем не стала разговаривать и ничего спрашивать. Но
Дёмочка закрыл дверь, сел на кровать и начал говорить, глядя поочередно то на меня,
то на Вовика, отчего голова его ходила ходуном, как на шарнирах.
- У меня бабка, между прочим, в церковь ходит! - таинственным голосом заговорил
он. - Часто-часто. Совершенно несознательная женщина. Она думает, что я не знаю.
А я знаю.
- А я знаю, что ты в церковь ходишь! - вдруг дурным голосом заорал Дёмочка в
приоткрытую дверь.
В это время случилось что-то невероятное. Дёмочкина бабка со страшным криком и
даже, по-моему, свистом ворвалась в нашу комнату и со словами "Паршивец! Опять
начал! Паршивец такой!" стала хлестать Дёмочку кухонным полотенцем.
Причём довольно сильно.
Было уже темно, когда мы, основательно перепуганные, выскочили на улицу, - немного
исхлёстанный Дёмочка, недовольно сопящий Вовик и слегка обалдевший я. На улице было
тихо и довольно морозно. Дворник уже ушёл, оставив после себя целую груду колотого
серого льда. Мы стояли в подворотне, и Вовик кидался этими кусками льда в старый
забор. Забор ухал и скрипел.
- Бабка хорошая, не злая, - как-то виновато объяснял мне Дёмочка. - Просто не
любит, когда я смеюсь. А я же не смеюсь, я просто рассказываю.
Дёмочка протянул вдруг руку, и мы, повинуясь какому-то невольному желанию, обогнули
угол стены и подошли прямо к крыльцу старого деревянного дома на снос. Крыльцо было
сломано, дверь заколочена досками, в окнах давно не было и следа стёкол. В пустом
пространстве дома гудел ветер. На крыше хлопал оторвавшийся ржавый кровельный лист.
Всё это происходило в двадцати шагах от подъезда.
- Как же ты тут живёшь-то, а? - спросил я.
Неожиданно стало совершенно тихо. Только что хлопал лист и гудел ветер, тарахтела
машина в переулке и кто-то внятно ругался, открыв форточку и пуская в неё табачный
дым. Как вдруг всё исчезло.
Какая-то сила приглушила все звуки и все голоса. Дом стоял напротив и внимательно
смотрел на нас.
Меня вдруг осенило.
- Слушай, Вовик! - зашептал я с огромной силой убедительности. - Я всё понял! Давай
из этого дома через окна выносить стройматериал! Доски, столбы! Нам же всё это
нужно!
- На фиг? - спросил Вовик.
- Мы строить будем, коробочку!
Вовик молчал долго.
Я даже устал ждать его реакции и просто тупо смотрел вдаль, где виднелся шпиль
высотного дома на площади Восстания с красной звездой на конце.
- Ладно, - сказал вдруг Вовик. - Ты завтра тоже приходи. Часа в три. Мы не
доиграли. Понял?
Я кивнул.
Но больше не приходил к Дёмочке никогда.
А вот теперь жалею об этом.