Сейчас я вам расскажу о маньяках.
      Дёмочка жил в том доме, где на первом этаже находилась булочная. И вот он довольно часто ошивался там, без всякого дела.
      Однажды меня послали за хлебом, и вот, войдя в булочную, я немедленно обнаружил его.
      Он стоял прямо у входа, вжавшись спиной в угол между дверью и стеной. Ну, в смысле, он стоял прямо у двери, одна часть которой всё время закрывалась и открывалась, а другая была неподвижной; вот там он и стоял, в странной расслабленной позе, глядя себе под ноги.
      - Привет, Лёва! - сказал он мне хмуро, даже не глядя в глаза. - Тебя чего, за хлебом послали?
      - Ну да, - сказал я, остановившись от неожиданности. - А ты чего тут?
      - Да я ключ забыл.
      - А… Ну, пойдём ко мне, - мужественно предложил я, хотя никакого желания принимать у себя Дёмочку, кормить его и поить, совершенно не испытывал.
      - Да ладно, потом… - неопределённо промычал он. - Ты давай, это, бери свой хлеб.
      Вообще-то я не любил булочную, хотя иногда, когда можно было там купить тульский пряник за двенадцать копеек или поджаренную булку с изюмом за десять, я как-то нехотя признавался сам себе, что место, в принципе, не такое уж и плохое. Если же хлеб был ещё свежий, то есть мягкий, тут пахло довольно вкусно, а не так как всегда, - хотя если бы вы попросили меня сейчас описать обычный, нелюбимый мной запах булочной, я бы затруднился с быстрым ответом.
      Наверное, здесь пахло какой-то грустью.
      Не то чтобы это был какой-нибудь неприятный запах, нет. В сырую погоду здесь пахло мокрыми пальто, опилками, которые наваливали и рассыпали мелким слоем по полу, чтобы не разносить грязь, в сухую - старыми деревянными лотками, железным барьерчиком, вдоль которого двигались люди, внимательно рассматривая хлебобулочные изделия, и даже как-то интересно пахло кассой, за которой сидела знакомая мне тётя с высокой причёской и в белом застиранном халате, - ну в общем, всякой ерундой, не имеющей к грусти никакого отношения.
      Но в том-то и дело…
      В том-то и дело, что двигаясь вместе со всеми от одного отделения к другому, от сдоб и булочек через чёрный хлеб к белому, где на бечёвке висела длинная железная вилка и батоны нужно было тыкать именно ею, а не пальцем или ладонью, ты всё больше проникался этой грустью, которая бралась неизвестно откуда.
      Грустно мне становилось ещё и потому, что в булочной я обязательно делал что-то не так. Или я слишком долго выбирал между батоном по тринадцать и батоном по восемнадцать, и на меня начинали ругаться люди в очереди. Или я что-нибудь забывал: купить две булочки с изюмом, килограмм сахарного песку, например. А идти во второй раз я стеснялся. И тогда на меня потом ругалась уже мама. Или я почему-то не мог найти эту злосчастную вилку и начинал пристально вглядываться в темноту, которая была там, за лотками, и из этой темноты вдруг появлялся новый хлеб, свежий, и мне хотелось его дождаться, потому что он был лучше, а ждать было нельзя, надо было двигаться к кассе…
      Правда, на этот раз всё обошлось.
      Я взял батон по тринадцать, получил сдачу с полтинника и спокойно направился к двери.
      Как вдруг снова воткнулся в Дёмочку. Он стоял всё в той же позе и будто бы ждал меня с нетерпением.
      - Тебе мать, Лёва, сколько денег дала? - нетерпеливо спросил он и, узнав ответ, быстро закончил:
      - Давай, это, знаешь чего, давай холодок купим, а то я тут заскучал чего-то.
      - Давай, - немного оторопело сказал я, дал ему десять копеек и тоже прислонился к двери.
      "Холодком" назывались тогда мятные белые таблетки, вкус которых я не любил и которые продавались в круглой упаковке, завёрнутые в фольгу. Стоили они, как мне кажется теперь, шесть копеек. А может быть, и семь. Дёмочка быстро распотрошил фольгу и с наслаждением отправил в рот сразу две таблетки.
      - Ништяк! - сказал он. - Всякий запах отбивает. Постой-ка тут со мной, Лёва!
      Я даже замер от неожиданности.
      Все мои мысли были уже дома. Я уже представлял себе, как отдам маме батон, как помою руки и пойду на кухню, где меня ожидают мои любимые макароны с сахаром или шипящая со сковородки котлета, а может быть, винегрет или селёдка, заправленная подсолнечным маслом.
      Я знал, что мама тоже с нетерпением ожидает меня и будет волноваться, если я задержусь даже на пять минут, и что она давно уже хочет разрезать этот батон на аккуратные ломтики и положить его на тарелку, но сам вид Дёмочки, который бесцельно стоял в этой булочной и жевал холодок, купленный на мои десять копеек, был так для меня удивителен, что я остановился и тоже прислонился к этой двери.
      И не мог уйти, даже сам не знаю, почему.
      Щека у Дёмочки чуть оттопырилась от двух мятных таблеток, уши слегка покраснели, и он сосредоточенно смотрел куда-то в невидимую для меня даль.
      - Вот, значит, Лёва, ходишь-ходишь ты в эту булочную каждый день, а самое-то главное тебе неизвестно, - тихо сказал он, не отводя глаз от тёти-кассирши с высокой причёской, которая одновременно читала книгу и пробивала чеки.
      - А тебе известно? - спросил я.
      - Мне-то известно. Я в этом доме с самого начала живу.
      - Ну и что?
      - Да ничего, - сказал Дёмочка скучным голосом, которым он всегда начинал свои истории. - Ничего в принципе такого. Ты вот машины, предположим, видел, на которых хлеб привозят? С надписью "Хлеб" на борту? Такие, знаешь, грузовички?
      - Видел, - сказал я. - Ты чего, опять за своё?
      - За что "за своё"? - грустно отозвался Дёмочка. - Ну, не хочешь, не слушай, я же тебя не заставляю. Просто на этих машинах ведь не только хлеб возят.
      - А что ещё? - как загипнотизированный отозвался я.
      Дёмочка повернулся ко мне и громко шепнул на ухо:
      - Мертвяков!
      Я молча уставился в глаза Дёмочки, которые у него смотрели всегда в разные стороны.
      А он придвинулся ещё ближе ко мне и заговорил как-то очень быстро.
      - Раньше на них, самое, заключённых возили. Ну как, в смысле, возили - ну просто для отвода глаз. Ну, короче, самое, едет машина "Хлеб", да? А там эти… ну подконвойные, короче. Убийцы, самое, всякие, маньяки. Ну, кого милиция поймала. Это всё раньше так было. Машина такая без окошек, чтоб они убежать не могли. А сейчас нет. Сейчас только хлеб. Написано "Хлеб" - значит, хлеб и есть. Секёшь?
      - И что?
      - А то, что есть такие машины, которые с того времени остались.
      - Слушайте, вы! - вдруг громко сказала тётя за кассой и повернулась к нам всем своим большим телом. - Тут вам что, клуб? Мальчик, - обратилась она ко мне. - Ты уже хлеб купил, тебя дома ждут. Иди домой. А ты дождёшься у меня.
      - Тётя, тётя, ну пожалуйста, - вдруг гнусаво заныл Дёмочка. - Ну пожалуйста, ну можно мы тут постоим ещё пять минуточек? Я ключ от дома забыл, меня бабушка должна забрать, она знает, что я здесь. А то холодно мне на улице стоять. Понимаете?
      - Да ничего ты не забыл, - вдруг сказала тётя и отвернулась. - Ладно, стойте. Только говорите тише. Не могу я эти ваши глупости спокойно слушать.
      - Ну вот, короче, - заговорил Дёмочка прямо мне в ухо громким торжественным шёпотом. - Машины эти иногда тоже в нашу булочную приезжают. Хлеб привозят знаешь когда? В четыре часа!
      - В четыре чего? - тупо переспросил я.
      - Ночи! И вот приезжает машина, а из неё никто не выходит. И в кабине, самое, никого нет. Там, короче, стекло такое чёрное. Не видно. Выходит однажды наш рабочий дядя Коля, стучится в стекло. А там ноль. Тишина. И только дождь смывает все следы.
      - При чём тут дождь? А может, снег?
      - Ну может, и снег, - задумчиво произнёс Дёмочка. - Но обычно маньяки все, они к дождю ближе. Они как дождь, все, самое, на улицу выходят. У них на сырость волна такая по телу идёт. Кайф их ломает.
      …В булочную всё время заходили и выходили из неё люди. Они шли сюда после работы, чтобы купить хлеба на ужин, обед и завтрак. Некоторым не терпелось также купить сахарного песка, чтобы сварить варенья или посыпать им макароны; другие любили соломку в синих больших пакетах, чтобы погрызть её за чаем; одна старушка долго выбирала развесные серые конфеты ("батончики") и купила их триста грамм. Все эти покупки были такими привычными, что мне опять и остро захотелось домой. Все люди были на этом свете заняты чем-то понятным и имеющим конечную цель. Только мы с Дёмочкой стояли в булочной просто так и разговаривали про разных маньяков.
      Это было настолько дико, что я внезапно покраснел от стыда.
      - Ты чего так вспотел, Лёва? - толкнул меня в бок Дёмочка. - Ты боишься, что ли? Ты не бойся их. Ты, главное дело, знаешь, иди по улице и ни с кем не говори. Вот подойдёт к тебе дяденька и скажет: мальчик, а куда ты идёшь, самое, а ты просто стой и молчи. Или ещё лучше - беги быстрей, и всё. Мне-то бояться нечего, я вообще в этом доме живу, - закончил Дёмочка свою речь и засунул в рот новую мятную таблетку.
      Я не знал, что ему ответить, и просто закрыл глаза.
      Почему-то мне живо представилось всё, о чём рассказывал Дёмочка: и пустой двор, и тёмная ночь, хоть глаз выколи, и в арку дома въезжает машина "Хлеб", и стоит тихо-тихо. Из неё никто не выходит, не открывает дверцы, не выносит лотков со свежим хлебом. Машина молча стоит с работающим мотором. По фургону барабанит дождь. В темноте из булочной выходит рабочий дядя Коля и орёт:
      - Алё, фургон!
      Это представилось мне так ярко, что я сразу открыл глаза.
      - Ну а потом?
      - Чего потом?
      - Ну вот приехала машина, в четыре ночи, и хлеб не привезла. А потом?
      - А я не пойму, Лёва, ты чё, и правда такой валенок, или прикидываешься? - неприятно удивился Дёмочка. - Ну что "потом"? Потом суп с котом! Потом раз, машина фары включила и уехала. Но только в ней нет никого!
      - Почему это нет?
      - Да потому что дядя Коля однажды взял и сам этот фургон открыл!
      - А там что?
      - Ничего! Только он после этого седой стал!
      - Ну, что значит седой?
      - Лёва! - торжественно произнёс Дёмочка. - Не дай тебе бог когда-нибудь маньяку в глаза посмотреть! Он, может, тебе ничего не сделает! Но смотреть ему в глаза - не дай тебе бог! - повторил он и как-то обиженно замолчал.
      Мы ещё постояли молча и пожевали холодок.
      - Там холодно очень, - как-то неохотно добавил Дёмочка.
      - Где?
      - Ну вот в машине этой. Ну а люди, они вроде как люди. Только им в глаза смотреть нельзя. Ну там сидит такой, ну как бы дед. Сидит так спокойно. Ну вроде он заснул. А потом, знаешь, так голову поднимает. Опа!
      Дёмочка неожиданно быстро посмотрел на меня, и я вдруг понял, что он имел в виду.
      Хлопнула дверь, и в булочную вошла тётя в расстёгнутом красном пальто. Она как-то недовольно оглянулась на нас и стала изучать хлеб.
      - Простите, - вдруг громко сказала она, - а вот у вас есть булочки городские?
      - Нету, - не поднимая глаз от книги, сказала тётя за кассой.
      - А тортик у вас есть? Такой не очень большой, половинный? "Сказка" или что-то ещё? У вас на прошлой неделе такие маленькие тортики были…
      - Нету, - опять сказала тётя за кассой и медленно подняла глаза. - У нас кондитерского отдела нет. У нас просто хлеб. И выпечка.
      - Ну как же так! - сказала тётя в красном пальто и стала как-то немного отдуваться. - У вас же на прошлой неделе были маленькие тортики. Ну я же помню. Я к вам ещё специально заходила.
      Тётя за кассой напряжённо молчала и делала вид, что читает книгу.
      - Безобразие, - сказала тётя и застегнула своё красное пальто. - Ну мне же нужно что-то купить к чаю.
      - Возьмите пряники или соломку, - с некоторым облегчением сказала тётя за кассой.
      - Соломка очень вкусная, - неожиданно и громко сказал Дёмочка. - С солодом. Конфеты ещё есть, развесные.
      - Что? - сказала тётя в красном. - Не поняла тебя.
      - Ну к чаю, к чаю! - ответил ей Дёмочка и зачем-то вышел из своего угла - может быть, для того, чтобы его было лучше видно. - На сладкое! Соломка очень вкусная. И денег, кстати, сэкономите.
      - Какой-то кошмар, - сказала тётя в красном пальто и вышла, громко хлопнув дверью.
      - Знаете что? - устало сказала тётя за кассой. - Я вас попросила молчать в тряпочку? А теперь идите прочь, оглоеды. Вы меня хорошо поняли? Пошли вон!
      Дёмочка как-то съёжился и помрачнел.
      Он перестал жевать холодок и неуверенно оглянулся на меня.
      - Да мы сейчас пойдём, - сказал я. - Он просто историю мне одну расскажет, и всё.
      - Покупателей мне всех распугаете! - сказала тётя за кассой и вдруг снова принялась за книгу.
      Дёмочка подошёл ко мне и сказал:
      - Молодец, Лёва. Вовремя вступил.
      - Слушай, - сказал я. - А маньяки - они вообще кто?
      - Ну как тебе объяснить… - задумался Дёмочка. - Ну как бы они нормальные люди. Но у них от рождения такая фигня в крови.
      - Где? - Ну в крови… Кровь, слышал про такое?
      - Ну и что, что кровь?
      - А вот и то. У них кровь с такими элементами. Такие, самое, тельца белые у них там. Ну как мыши, только маленькие. И вот они, самое…
      Дёмочка вдруг задумался.
      - Ну вот ты видел эту тётю в красном пальто?
      - И чего?
      - Ну вот она, например, точно может быть, самое, маньяком.
      - Да иди ты! - обиделся я. - Маньяки всегда мужчины, женщины не бывают.
      - Ну как это не бывают!.. Ну вот ты сам подумай. Ну вот она пришла и всё что-то ищет, ищет, самое. А что она ищет - она сама не знает. То ей тортик, то булочку городскую. А на самом деле она чувствует дождь, и давай по улицам ходить. У ней кровь возбудилась на мокроту.
      - И что?
      - А то, что она пойдёт сейчас и начнёт кровь сосать. Из детей.
      - Я больше не могу, - сказала тётя у кассы. - Ну что ты его слушаешь? - обратилась она лично ко мне. - Он же ничего не знает. Кровь сосут вампиры. Мёртвые люди в машине - это привидения. А маньяки…
      - Стоп-стоп-стоп, - сказал Дёмочка и подошёл прямо к кассе. - А у вас вообще сколько стоят эти батончики? Можно их купить на десять копеек?
      Оказывается, у Дёмочки были свои десять копеек! Это открытие меня настолько поразило, что я на некоторое время задохнулся от удивления.
      - Лёва, ты извини - сказал Дёмочка. - Я просто стоял вот когда тут с тобой, я вот руку сунул в карман пальто, а у меня там подкладка порвалась. И они там глубоко лежали, в дырке. И я их нашёл.
      - Нельзя на десять копеек! - злорадно сказала тётя за кассой. - Боже, как же ты мне надоел!
      - Лёва, ты, короче, значит, так… - сказал Дёмочка, вновь подойдя ко мне и опершись спиной о дверь. - Ты её не слушай. Маньяки это маньяки. Привидения это привидения. Вампиры это вампиры. Упыри это упыри. Вурдалаки, самое, это вурдалаки. Ну и так далее.
      - Сейчас за тобой мать придёт! - мстительно сказала мне тётя у кассы. - Она тебе всё расскажет про маньяков. Надолго запомнишь.
      - Ну подожди, - сказал я, - Дёмочка, давай всё сначала. Приезжает машина "Хлеб". Без водителя. Стоит. Так?
      - Так, - устало сказал Дёмочка. - Ну какой же ты тупой, Лёва. Ну я даже не знаю.
      - Не, ну давай представим себе. Вот дядя Коля идёт, открывает машину. А там что?
      - А там маньяки! - заорал Дёмочка в полный голос.
      Тётя у кассы стала мелко трястись и закрывать лицо книгой.
      - Идите, идите отсюда! - слабым, задыхающимся от смеха голосом сказала она, делая нам повелительный знак белой пухлой рукой в кольцах.
      Мы вышли из булочной.
      Дёмочка сунул в рот остававшиеся в упаковке таблетки и зажевал их, глядя куда-то вдаль.
      - Прям довёл меня до ручки своей тупизной, - пожаловался он какому-то далёкому и невидимому человеку. - Ну вот ты когда по улице идёшь, неужели ничего не замечаешь?
      Я оглянулся вокруг.
      Внезапно мне стало понятно то, о чём говорил Дёмочка.
      - А ты сам-то их видел? - спросил я его.
      - Бог миловал, - сурово ответил он и отвернулся. - Ты ж видишь, что я живой пока.
      - Слушай, - сказал я. - Ну вот нас же двое. К нам же не пристанут. Давай их выслеживать.
      - Как выслеживать? - не понял Дёмочка.
      - Ну вот увидим и пойдём за ним. Куда он, туда и мы.
      - Ты чего, Лёва, больной? - испуганно оглянулся на меня Дёмочка. - Тебя же мать ждёт. Ты же за хлебом шёл. К ужину.
      - Да, - сказал я. - Это всё верно, конечно.
      Мы вошли в арку дома, через которую я ходил в булочную. Ходить можно было и через улицу, но так было короче.
      - Здесь вот, самое, машина проезжает, под аркой, медленно-медленно, - сказал Дёмочка в темноте. - В четыре часа. Я всегда встаю и смотрю - она такая или другая?
      - А дядя Коля? - спросил я тихо.
      - Дяди Коли больше нет. Он умер.
      Холодный тихий воздух коснулся моего лица. Ветер слабо подул и как будто задумался - а дуть ли дальше? Дёмочка распространял в арке острый запах мятных таблеток.
      - А вдруг мы тоже маньяки? - неожиданно сказал я. - Ну, в смысле, не сейчас, а потом, когда вырастем? Никто же не знает, кто мы такие.
      - Кто, мы?
      - Ну да.
      - Ну ты или я?
      - Ну я, к примеру.
      - А почему ты так говоришь?
      - Не знаю, - сказал я и задумался. - Чувствую что-то.
      В темноте я почти не видел лица Дёмочки.
      - Ну, может быть, - неохотно сказал он. - Всё, конечно, бывает. А ты вообще дождь любишь?
      - Очень.
      - Ну да, ну да… - задумчиво пробормотал Дёмочка. - А вот тебе хочется на улицу выходить, когда дождь идёт?
      - Ага! - сказал я и сам испугался.
      - Ну ты, самое, не волнуйся, Лёва, - сказал Дёмочка. - Так тоже бывает. Ничего страшного пока не происходит.
      - Да я не боюсь, - сказал я и напряжённо замолчал.
      - Слушай, - спросил Дёмочка с неподдельным интересом, - а вот бывает так, что ты чего-то хочешь, хочешь, а сам не знаешь чего?
      - Не знаю. Может, и бывает. Я просто внимания не обращал. А есть больницы для маньяков?
      - Есть, наверное. Просто я тебе не советую. Это ещё неизвестно ведь, что там у тебя, а лечить всё равно будут.
      - А как? - спросил я. - Эти вот элементы, которые в крови, их под микроскопом видно?
      - Да не знаю я, - сказал Дёмочка и оглянулся вокруг. - Ты сейчас что чувствуешь?
      - Ничего, - сказал я подавленно. - Пока ничего.
      - Да всё нормально, Лёва, - сказал Дёмочка. - Чего ты, правда, разнюнился? Нафантазировал себе. Ты обычный человек. Правда?
      - Надеюсь, - сказал я.
      Мы ещё походили по улице туда-сюда. Дёмочка успокаивал меня как мог. Но легче не становилось.
      - Ну слушай, в конце концов! - сказал он. - Ты, самое, не думай об этом. Живи как жил! Ну маньяк и маньяк, они тоже разные бывают! Некоторые живут себе и живут, горя не знают. Так, иногда хочется кого-то цапнуть, но они, это, не позволяют себе. Воспитывай в себе волю, и всё.
      Наконец я окончательно решил идти домой.
      Навалилась какая-то усталость.
      - Пока, Дёмочка! - сказал я печально. - Мне пора, наверное.
      - Ну пора так пора, - сказал он равнодушно.
      Я проводил его до дверей булочной.
      Он открыл дверь и в последний раз оглянулся, помахав мне рукой.

[в пампасы]