В детстве я жил на самой окраине города. И частенько уходил со двора, чтобы исследовать окрестности. Ведь всегда интересно знать, что там, на соседней улице, за поворотом дороги. Там, где кончается город.
      Однажды я набрёл на заросший пруд возле железной дороги. Рядом грохотали поезда, но пруд жил своей дикой жизнью.
      Здесь обитали существа, каких я видел только в книжках. По берегам бегали трясогузки. Да не те белые, что в городе, а жёлтые! Над зарослями кувшинок порхали чёрные крачки - я даже не сразу понял, что это за птицы. А из водных глубин то и дело всплывали редкостные гребенчатые тритоны, похожие на небольших крокодилов. Или на сказочных дракончиков.
      Это место стало моим личным заповедником. Моим царством природы в трёх трамвайных остановках от дома. Я пропадал там целыми днями, неотрывно смотря бесконечное кино о жизни животных.
      А потом всё разом кончилось. Какие-то недоумки слили мазут из железнодорожной цистерны. Прямо в пруд. И поверхность воды, от берега до берега, затянулась мёртвой вонючей плёнкой.
      Прошли годы. Пруд как-то почистили, вода в нём стала немного лучше, но волшебной красоты уже не было. И гребенчатые тритоны там больше не завелись. И чёрных крачек в тех местах я что-то не видел.
      Но всё-таки мой заповедник жив! Он ведь по-прежнему живёт в моей памяти.

      Когда мне было лет десять, к нам в город приехал передвижной зверинец. И расположился на пустыре рядом с нашим домом.
      Было здорово прямо из окна наблюдать за животными. Но этого мне казалось мало, и я напросился в зверинец бесплатным помощником. По вечерам, когда в зверинце начиналась уборка, я таскал вёдра с водой, посыпал дорожки песком или опилками. А потом шёл смотреть на зверей.
      Самым интересным животным в зверинце был слон. Вернее, слониха, когда-то работавшая в цирке. Возле её вольера всегда толпились зрители. Многие кидали ей через ограду пряники, конфеты и прочие лакомства. Слониха подбирала их хоботом и благодарно мотала головой - кланялась. Но не все угощения долетали до цели: кто мазал, а у кого-то силёнок не хватало. А слониха, как ни старалась, не могла дотянуться до еды. И подойти ближе не могла, потому что была привязана двумя толстыми цепями.
      Как-то раз, проходя мимо, я подобрал все эти недолетевшие сласти. Подошёл к слонихе и стал их закладывать прямо ей в рот. Под бурные аплодисменты зрителей. А она даже приобняла меня хоботом. Наверное, из благодарности. А может, боялась, что я убегу вместе с пряниками.
      Необычный аттракцион привлёк много народу, и в слоновий вольер полетели новые угощения. Я подбирал их и складывал в слоновью пасть…
      Не знаю, сколько бы ещё продлилась эта удивительная кормёжка. Но в какой-то миг я глянул на своё окно и увидел маму. Она тоже смотрела на нас. И держалась за сердце.
      Мне не хотелось расстраивать маму. Я погладил напоследок слоновий хобот и пошёл домой.

      Однажды мой старший брат Вова поймал в лесу змею. Да не какого-то безобидного ужика, а настоящую гадюку. Посадил её в лимонадную бутылку и привёз в город, чтобы показать мне. Как будущему зоологу.
      Змее, конечно, было тесно в бутылке. Но брат обещал, что найдёт где-нибудь старый аквариум и сделает ей удобное жилище.
      Полдня я заворожённо смотрел сквозь бутылочное стекло на гадюку. На её грациозные пружинистые движения. Страшно интересно! Точнее, и страшно, и интересно.
      Насмотревшись, я побежал во двор хвастаться, что у меня живёт змея. И, наверное, полдвора захотело проверить: вру я или нет…
      Мы поспели вовремя. Гадюка уже умудрилась выбраться из бутылки и пыталась сползти с подоконника. Вот был бы ужас, если бы она спряталась куда-нибудь под шкаф или диван. Как заправский змеелов или какой-нибудь тореадор, я вооружился длинной вязальной спицей и загнал змею обратно в бутылку. До сих пор не понимаю, как это удалось! Наверное, со страху.
      А вечером гадюка выползла ещё раз. Хорошо, что папа был уже дома. Он надел брезентовые рукавицы, ухватил змею поперёк тела и стал запихивать в узкое бутылочное горлышко.
      Гадюке не хотелось возвращаться в стеклянное жилище. Она грозно зашипела и вцепилась своими ядовитыми зубами в рукавицу. Папа не испугался. Он сказал, что брезент очень толстый и змея прокусить его не сможет. Но я всё-таки боялся, что яд как-нибудь да просочится в папину руку…
      Всё обошлось. Гадюку водворили на место, и папа велел брату отвезти змею обратно в лес. Я не возражал, потому что уже расхотел держать дома такое опасное животное. Птички и рыбки мне нравились больше.

      Мы с отцом поехали за грибами. В какой-то очень дальний лес. Где людей почти нет, зато грибов много.
      Отец, как всегда, шёл впереди и мастерски выискивал грибы. Я брёл следом и глазел по сторонам.
      Сначала мне показалось, что на пне валяется кусок отмершей коры или трухлявый сучок. И лишь подойдя ближе, я понял, что это - птица. Козодой!
      Он и правда был очень похож на старую деревяшку. Пёрышки пёстрые, серо-бурые - как древесная кора.
      Козодой так доверял своей маскировке, что не собирался улетать. А может, просто задремал. Ведь козодои - птицы ночные, днём они спят.
      Я осторожно протянул руку и поймал его. Вернее, просто взял.
      - Ишь как спрятался у всех на виду, - удивился отец. - Я прошёл и не заметил даже.
      Козодой удивительно спокойно вёл себя в человечьих руках. Лишь недоумённо косился на меня огромным тёмно-фиолетовым глазом. Наверное, ещё толком не проснулся.
      Рассмотрев его как следует, я разжал руки. Козодой неспешно расправил свои длинные крылья и медленно, без единого взмаха, полетел над поляной. Словно во сне.
      В полёте он совсем не походил на обломок дерева. Скорее, его можно было принять за сокола или большую ласточку необычной окраски.
      Ловко проскользнув между деревьями, козодой скрылся в чаще леса…
      Спокойного дня тебе, птица! Найди укромное местечко и спи дальше!

      Я не очень хорошо различаю птиц по голосам. Но одну узнаю сразу. Как только слышу в лесу или в парке волшебную флейту, уверен: иволга поёт!
      Самая счастливая встреча с этой птицей была в детстве. Я тогда отдыхал в пионерском лагере, расположенном прямо посреди леса.
      Шёл футбол. Отряд - на отряд. Обе команды играли плохо, смотреть было скучно. И тут сквозь ребячий гомон я услышал сказочные звуки:
      - Фиу-лиу-лиу!
      Тихонько, чтобы не заметила воспитательница, я выскользнул из толпы болельщиков и вошёл в лес.
      Мне давно хотелось увидеть живую иволгу. Как она выглядит, я хорошо знал по картинкам. Тело и голова у неё золотисто-жёлтые, крылья и хвост чёрные, а клюв красный. И меня всегда удивляло: как такая жар-птица может спрятаться среди зелёных ветвей?
      А ещё мне хотелось взглянуть на иволгино гнездо. Хоть я и понимал, что найти его - дело совсем не простое. Любая птаха старается спрятать своих птенцов понадёжней. А иволга - особенно. По книжкам я знал, что её гнездо похоже на маленькую корзиночку, сплетённую из травинок и берёсты. Крылатые строители подвешивают его на развилке гибкой берёзовой ветви. И оно висит между небом и землёй, покачиваясь, как старинная детская колыбелька - зыбка. К такому гнезду ни по ветке не подлезть, ни снизу не достать. Даже увидеть и то трудно - со всех сторон ветки колышутся, листья мельтешат.
      Но мне повезло. Войдя в лес, я услышал громкий трескучий крик: ки-ки-ки. Ещё не зная, что так иволжата зовут своих родителей, я пошёл на звук.
      И тут мне повезло вновь. Я увидел висящее на ветке гнездо. Наверное, солнце как-то очень удачно светило. Или ветер слишком сильно раздвинул листву.
      Из гнезда высовывался орущий птенец. Один. Может, их там было и больше. Просто этот оказался самым голодным и активным.
      На его крик прилетела мать. Скромненькая зеленовато-серая птичка, совсем не похожая на яркого самца. Пока она кормила детёныша гусеницей, появился и отец. Его жёлтое оперение просто полыхало на солнце. Я, затаив дыхание, стоял внизу и глядел во все глаза.
      Но лесная сказка длилась недолго. Взрослые птицы заметили меня и тут же спрятались в листве. А следом, как по волшебству, растворилась среди трепещущих ветвей и плетёная колыбелька. Так и нужно. Гнездо - это самая большая тайна птичьей семьи. И оно должно быть хорошо скрыто от чужих глаз.
      Позже, став взрослым, я не раз встречал выводки этих птиц. Шумные, суетливые, юные иволги наполняли лес своими ушераздирающими криками. И, почти не скрываясь, перепархивали с дерева на дерево.
      Но удивительное гнездо "лесной флейты" видеть больше не приходилось.

      Брат с рыбалки привёз рака. Вернее, маленького рачишку - размером с детский мизинец. Я посадил его в аквариум и стал наблюдать.
      Многие аквариумные рыбки были крупнее рака, поэтому он слегка трусил. И обычно прятался под декоративной коряжкой. Когда же сверху падали какие-нибудь съедобные крошки, рачишка быстро выскакивал из укрытия, хватал добычу и снова прятался.
      Меня очень удивляло, что рак двигался, как все обычные животные, - головой вперёд. Но ведь любой ребёнок знает, что раки ходят задом наперёд. Об этом даже Крылов в своей басне писал: "Рак пятится назад…".
      Мой рачок тоже иногда пятился. Когда залезал в своё тесное убежище. Ведь если он залезет туда головой, то развернуться не сможет. И любой хищник его вытащит за хвост.
      А ещё я видел, как рачишка удирал от испугавшей его рыбы. Он резко загрёб воду хвостовым плавником - и полетел, как подводная ракета. Задом наперёд!
      Много позже я прочитал в книжках, что ничего необычного в моём раке не было. Раки действительно ходят вперёд головой. И только в случае опасности отскакивают назад. Как и мы с вами!

      Мы с папой шли по лесной дороге. Путь был длинный, но не скучный. Вокруг порхали птицы, скакали лягушки. В общем, было на что посмотреть.
      Обходя большую лужу, я заметил, что там кто-то плавает. Жуки-плавунцы? Головастики? Нет, какие-то рачки. Похожие на ракушку с хвостиком. Или на маленькую камбалу. Длиной сантиметра три-четыре. С мизинчик.
      Я ни разу ничего подобного не видел. Но сразу понял, кто это. Просто вспомнил, что читал об этих существах в журнале.
      - Это щитни!
      - Как-как? - переспросил папа. - Я и слова такого не слышал…
      Всю дорогу я рассказывал папе о щитнях. О том, что они - ровесники первых динозавров и живут на Земле двести миллионов лет, а может, и больше. Динозавров давно уже нет, а эти живут! И где! В лужах, которые наполняются весной, а в середине лета уже пересыхают. Но за это время удивительные рачки успевают вылупиться из прошлогодних яиц, вырасти, повзрослеть и отложить новые яйца. Вся жизнь за один-два месяца!
      - Наверное, в нашей деревне их не было, - сказал папа. - Поэтому я их и не видел никогда.
      - Были! - заверил я его. - Просто они живут не в каждой луже. И появляются не каждый год. Вот тебе и не повезло…
      Да, чтобы увидеть этих рачков, нужно везенье. Они ведь встречаются всё реже и реже. И в основном из-за нас, людей. Потому что люди изменяют климат и загрязняют водоёмы.
      После того случая я видел щитня один-единственный раз - во время похода в дальние леса. Кроме нас, там не было ни одного человека. Зато удивительные животные и растения встречались на каждом шагу.

      Как-то в молодости я целый месяц прожил в деревне. Гулял по осеннему лесу, ловил рыбу на речке. Хотя речка там была маленькая, узкая. Метров пять - не больше…
      Вот сижу как-то на берегу, под большим ивовым кустом, и на поплавок смотрю.
      Вдруг в траве, за речкой, кто-то зашуршал. Поднимаю глаза, а из травы полосатая барсучья морда торчит.
      Я очень удивился. Барсук ведь редко попадается на глаза. Он - зверь ночной. На кормёжку выходит только в сумерках, а утром снова в нору прячется. Куда он идёт среди бела дня? И почему? Наверное, ночью увлёкся поиском еды и забрёл далеко. А теперь домой спешит.
      Зрение у барсука неважное, и меня против солнца он не разглядел. Да и ветер дул в мою сторону, так что учуять меня было трудно.
      Зверь головой повертел, прислушался, принюхался. Потом, решив, что опасности нет, плюхнулся в воду - и поплыл. Прямо как собака. Издалека можно было и перепутать.
      Течением реки его снесло немного вниз. Поэтому на берег он вылез по другую сторону куста, возле которого я сидел. И снова меня не заметил.
      Было слышно, как зверь отряхивается от воды и фыркает. Потом всё стихло. Я выглянул из-за куста, а барсук уже далеко - посреди луга. К еловому лесочку направляется.
      Бегущий по луговине барсук был похож на диванный валик. Или на большой батон колбасы, который вдруг решил прогуляться по травке.
      Мне захотелось догнать его и рассмотреть поближе. И я помчался за ним. Но барсук услышал, как громыхают мои сапоги, развернулся - и шмыг мимо меня к берегу. В кусты.
      Я сгоряча полез следом. А барсук как зарычит! Как оскалится! И мне сразу захотелось назад. Только бы в кустах не запутаться. А то ведь ещё набросится: даже если целиком не съест, покусает изрядно. Зубки-то у него - немаленькие! Как у овчарки. Уж их-то я хорошо разглядел.

      Раз гулял я в незнакомом лесу. И вдруг сквозь заросли услышал журчание ручейка. Я с трудом продрался сквозь густые кусты - и неожиданно попал в удивительный мир.
      Неба там не было. Вместо него - крыша из сомкнутых ветвей деревьев. Или лучше сказать, свод сказочной изумрудной пещеры.
      Внизу, в зелёном полумраке, весело струился ручеёк. Совсем неширокий - перешагнуть можно. Попрыгав по камушкам и перескочив через несколько коряжек, он исчезал где-то за поворотом.
      Пройти дальше без резиновых сапог было невозможно, поэтому я решил возвращаться. Но вдруг заметил птичку с ярко-рыжей грудкой - зарянку. Да не одну. Рядом с ней, на камушке, сидел её птенец-слёток.
      Зарянки людей не очень-то боятся. Если их не пугать, они продолжают жить своей жизнью. И даже могут подлететь к человеку совсем близко. Поэтому я стоял и наблюдал.
      Мать-зарянка что-то почирикала сыну и перепорхнула на соседний камень. Птенец, потоптавшись, последовал за ней. Вряд ли это можно назвать полётом. Скорее, большим прыжком. Потому что расстояние между камнями было невелико.
      Мать ещё раз перепорхнула. Уже подальше. И птенец снова поспешил присоединиться к ней. Так повторилось несколько раз.
      "Зарянка учит сына летать", - подумал я. И не ошибся.
      Выбрав местечко поудобней, взрослая зарянка перемахнула на другой берег ручья.
      Что тут началось! Птенец громко и жалобно пищал, прося маму вернуться. Он подпрыгивал на одном месте и беспомощно размахивал коротенькими крыльями. Словно доказывал, что ничего у него не получится!
      Мать на миг вернулась, но снова улетела за ручей. И заряныш понял, что писком делу не поможешь.
      Он долго собирался с духом и наконец подпрыгнул. Высоко, как только смог! И полетел.
      Наверное, ручей казался ему огромным, бескрайним океаном. А полёт - бесконечно долгим. Но птенец летел, отчаянно молотя воздух куцыми крылышками. Летел, пока не оказался рядом с матерью.
      Не знаю, могут ли птицы испытывать гордость. Но этот заряныш выглядел гордым. Чрезвычайно гордым.

      Мы с сыновьями возвращались с прогулки. Уже смеркалось, и всё вокруг становилось иным, непривычным и загадочным.
      - Смотри, папа! - закричали дети. - Кошка танцует!
      И действительно: уличная трёхцветная кошка, хорошо заметная в сумерках, совершала какие-то странные прыжки. То вперёд, то назад - как в танце. Скорее всего, она пыталась кого-то поймать. Или уже поймала и по кошачьей привычке играла с добычей.
      Я присмотрелся и увидел на земле, перед кошкой, непонятное существо. Чёрное и длиннокрылое. Оно судорожно трепыхалось и как могло отбивалось от хищницы.
      Сначала мне показалось, что это летучая мышь. И я сильно удивился: эти зверьки у нас редкость. Но подойдя поближе, разглядел, что кошка играет со стрижом.
      Птица лежала на спине, выставив для защиты свои сильные крылья и когтистые лапки. Только долго ли могла обороняться маленькая пичуга!
      Я отогнал кошку, но стриж не улетал.
      - Он, наверно, расшибся. Или кошка его поранила, - предположили дети.
      - Сейчас проверим, - ответил я. Мне уже было понятно, в чём дело.
      Стрижи - превосходные летуны. Длинные узкие крылья позволяют им летать очень быстро и очень долго - почти круглыми сутками. Но стоит стрижу случайно оказаться на земле, и он становится совсем беспомощным. Из-за очень коротеньких ножек птица даже ходить как следует не может. А уж высоко подпрыгнуть, чтобы взмахнуть своими длиннющими крыльями, - тем более.
      Когти у стрижа острые и цепкие. Не хуже, чем у кошки. Чтобы птаха не поранила мне руку, я взял её за спинку. А потом подкинул в воздух. Стриж быстро расправил крылья и, чирикнув, растворился в сумерках.

      Наши серые вороны очень любят купаться. Летом - в воде или мокрой траве, а зимой - в снегу. Особенно когда извозюкаются на какой-нибудь помойке.
      В тот год зима выдалась малоснежной. Вороны просто мучились без купанья. Несколько таких недовольных птиц бродили по крыше соседнего дома - напротив моего окна. И пытались искупаться в выпавшем за ночь снегу. Но слой пороши был тоненький - не больше пальца. Так что купнуться толком не удавалось.
      Не зря говорят, что вороны - умные птицы. Что-нибудь да придумают.
      Одна пернатая умница залезла на самый гребень крыши, легла на бок - и покатилась бочоночком вниз. У самого края ловко взмахнула крыльями и вернулась на гребень. Но уже на новый участок, где снег ещё не был примят. И так раз пять…
      Другая ворона смотрела-смотрела да и решила повторить этот трюк. Только легла на крышу как-то неловко, сикось-накось. Поэтому её всё заносило то вправо, то влево. Приходилось подниматься на ноги, выравнивать курс - и опять ничего путного не получалось. Под конец она чуть не свалилась с края крыши - хорошо, что крылья успела расправить. Плюнула она на все эти фокусы и полетела искать нормальный сугроб.
      А находчивая ворона осталась. Ей-то снегу хватало!

      Как-то по весне друг взял меня на охоту. На диких гусей. А заодно, если повезёт, и на лесных куликов - вальдшнепов.
      Гусей-то я до этого встречал не раз: они ведь иногда даже над городом пролетают. А вот вальдшнепа вблизи никогда не видел. И не слышал. Хотя говорят, кричит он очень приметно: хорк… хорк… Словно хрюкает кто-то. Или кашляет.
      На закате вышли мы на небольшое поле, со всех сторон окружённое березняком.
      - Здесь, - говорит друг, - на кромке леса как раз и можно встретить валюша. Вальдшнепа то есть.
      Только он проговорил, слышу: хорк… хорк… И вижу: кулик вдоль опушки летит. Прямо над вершинами берёзок. Длинноносый такой, пёстренький, в рыжину.
      - Стреляй! - шепчет друг. - Упустишь!
      - Да подожди, - отмахиваюсь я. - Дай хоть послушать да посмотреть. Первый ведь раз вальдшнепа встретил.
      - Ну ладно, - соглашается друг. - Он сейчас поле по кругу облетит и снова появится. Не прозевай!
      Хожу, смотрю по сторонам. Ружьё наготове. Нет вальдшнепов! Видать, ошибся друг. Улетел кулик вглубь леса.
      Я случайно оглянулся - вот они! Два куличка за моей спиной, втихомолку, летят через поле к берёзам. Спрятаться хотят.
      И так мне вдруг стало стыдно. Они - хозяева здесь! У них - любовь, свадьба. А я к ним на праздник с двустволкой ломлюсь…
      В общем, больше я на охоту не ходил. И мне неважно, что об этом подумают завзятые охотники.

      Мы с сыновьями собрались в деревню. Но утром жутко проспали.
      Нужная нам электричка ходила раз в сутки. Не успеем - потеряем день!
      Была не была! Подхватили рюкзаки и побежали.
      Самая короткая дорога к вокзалу проходила через старое кладбище. Оно так заросло, что больше напоминало лесопарк. Поэтому с некоторых пор там стали гнездиться соловьи.
      Бежим, пыхтим. Дети ещё маленькие, не поспевают. И тут сквозь топот и пыхтение слышу соловьиные трели.
      Вот, думаю, кому хорошо. Никуда не торопится. Сидит и песенки поёт.
      Продолжаем бежать, а голос соловья всё ближе, ближе.
      И вот уже сам певец виден. На сухом берёзовом суку устроился. Крылышки растопырил и поёт-заливается - даже нас не замечает.
      Расстояние до него метра два. Сфотографировать бы - такой кадр получится! Но фотоаппарат глубоко в рюкзаке. Пока остановимся, пока достанем - соловей-то и улетит. Да ещё на электричку опоздаем.
      Чуть притормозил, пальцем на птичку указал и говорю сыновьям:
      - Смотрите и запоминайте! Это соловей…
      И побежали дальше. А вскоре электричка уже везла нас к новым деревенским приключениям.
      Кстати, соловьёв в нашем городе становится всё больше и больше. Каждый год наблюдаю.

      Я гулял по аллее санатория. И случайно увидел цепочку чёрных муравьёв, ползущих по бордюру. Присмотревшись, я заметил, что каждая мурашка тащила будущего муравьёныша - куколку, похожую на рисовое зерно. В народе их не совсем верно называют муравьиными яйцами.
      Переселяются они, что ли? Может, случилось что-то с муравейником?
      Я проследил глазами, откуда начинается цепочка, - и увидел настоящее сражение. Чёрные муравьи дрались с жёлтыми. Из-за этих самых куколок. Причём вскоре стало ясно, что чёрные отнимали, а жёлтые защищали своё потомство как могли.
      Это нападение муравьёв-рабовладельцев, догадался я.
      Да, есть такие муравьи, которые частенько ходят войной на соседние муравейники. Как пираты, они берут в плен тамошних жителей и делают из них рабов. Но бывает, что шестиногие разбойники захватывают не взрослых муравьёв, а их личинок или куколок. И потом выращивают из них себе слуг. Вот на такую разбойничью вылазку я и наткнулся.
      Я долго рассматривал шествие победителей - и вдруг заметил травинку, дугой нависавшую над тропой. Под ней, словно под триумфальной аркой, проходили легионы рабовладельцев. А на самом верху притаился одинокий жёлтый муравей и прижимал к себе драгоценное зёрнышко - куколку. Наверное, он отвоевал это сокровище в борьбе с захватчиками. И хотел во что бы то ни стало сохранить его. Ведь это будущее его семьи, его муравейника.
      Начался дождь, и мне пришлось уйти. Поэтому я не знаю, как сложилась судьба отважного муравьишки.
      На следующий день возле ограбленного муравейника как обычно суетились жёлтые муравьи. И я надеюсь, что среди них был и наш герой.

      Мы путешествовали по югу Египта.
      Едешь по шоссе - а вокруг сплошная пустыня. Песок да камни. Лишь изредка промелькнёт неказистое деревцо или высохший кустик. Неужели здесь может обитать какая-то живность? И как она выживает на такой жаре - без воды, без еды?
      Доехали до Луксора. Это древний город на берегу Нила. Туристы сюда со всего света приезжают. Посмотреть на развалины храмов, построенных ещё во времена фараонов.
      Я, конечно, тоже поглазел на руины. А потом принялся искать приметы жизни…
      Здесь, в древнем городе, и тени побольше, и вода есть - целое озеро. Значит, жить легче. Повсюду попадались растения. То пальмы, то куст верблюжьей колючки. Не высохший, совсем зелёный. А вот и животное - воробей. Очень похож на наших. Вернее, наши похожи на него. Ведь воробьиная родина тут - в Африке.
      Интересно, чем он питается? Жучков-червячков сейчас не найдёшь. Они все от жары попрятались, ночной прохлады ждут. Наверное, возле туристов кормится. Крошки подбирает.
      Я заметил, что клюв птицы был чем-то набит. Если не съел, значит, птенцам понесёт. Куда?
      Пролетев над головами туристов, воробей опустился на древнюю мраморную колонну. Возле трещины, из которой торчали сухие травинки.
      Ах вот оно что! Там у него гнездо. А я-то думал, мусор ветром нанесло.
      Наши воробьи тоже любят устраивать гнёзда в трещинах старых домов. Но чтобы в древнем храме! Да в мраморной колонне! По-королевски устроился. Надо сфотографировать.
      Воробей заметил, что я его разглядываю. И сразу напрягся, забеспокоился. Он ведь привык, что туристы на него внимания не обращают. Все на развалины пялятся да фоткают друг друга. А тут вдруг такой кошмар - углядели! И где? У гнезда!
      Было видно, что воробей мучительно размышляет. Улететь - не улететь? Кормить птенцов или спасаться самому и отводить беду от гнезда?
      Мне не хотелось, чтобы воробей так из-за меня переживал. Я сделал один кадр и не оглядываясь пошёл дальше.
      Удачи тебе, воробей!

[в пампасы]