После школы бежала Нюра в лес слушать желудёвый град. Присядет на поваленное деревцe, замрёт зайчишкой, глаза прикроет - прислушивается к шуму. "Тук", - как нарочно рядом с девочкой шлёпнется желудок. "Тук!.. Тук!.. Тук!.." - вразнобой вторят ему глянцевые братцы. Поднимет Нюра одного такого и дивится: "Это ж надо! Деревяшечки овальные, полированные и в беретах! И кто их таких выдумал?!" Собирала братцев в карманы, перекатывала в ладошках, перебирала пальцами, чувствовала силу их притягательную. "Прилеплю к ним руки-ноги пластилиновые, будут они слугами моей королеве". А королева Нюрина из веточек сделана. Бечевой по талии перевязана. Голова пластилиновая, но зато в серебряную фольгу из-под шоколадки обмотана. На сияющем лице глаза дырочками темнеют. Брови, нос и губы штрихами углублены. А на голове шляпа-треуголка с пером - пушинкой куриной.
      С тех пор как папа ушёл из дому, Нюра стала незаметной. Примостится где-нибудь у подоконника и лепит фигурки из пластилина. Налепит с десяток, украсит бумажными нарядами и разыгрывает комедии человеческие. Мама могла спокойно оставлять дочь одну в квартире на целый день. А та не поест, не попьёт - всё человечками забавляется. Разговорчивые они у Нюры, особенно король с королевой. Сначала жила царская пара полюбовно. Ребёночка народили. А с недавних пор ругаться начали. Так разругаются, так растолкаются - помятые по углам расходятся: вместо лиц овальных шайбы плоские получаются, вместо рук - обрубки веточные. Звала Нюра волшебника на помощь. Приходил звездочёт пузатый. Нюра его в дорогой фантик из "Мишки на севере" оборачивала. Соединял короля с королевой, даже ладони им блинчиком пластилиновым спаял, чтоб неразрывны были. Не помогло. Король в окно пялится, королевна к ребёночку тянется, к кастрюлькам алюминиевым. Король о победах в мировых войнах и почестях мечтает, королева - как бы новый диванчик приобресть, атласными подушечками его украсить, чтоб царской особе смотреть телевизор уютней было. Дитятко, опять же, воспитания требует, внимания отцовского. Но мир за окном притягивал короля сильнее. В конце концов оставил он королевишну с ребёночком и перелепился в мебель. Нюра из царской особы шикарный диван смастерила. Теперь на нём будут жёлуди-слуги восседать - рыцари дворцовые. А когда наступит ночь, слуги заберутся с ногами на диван и начнут прыгать вразнобой так, что пружины застонут. Жалко, конечно, короля. Жалко и королеву. А ещё жальче ребёночка. Как ему теперь в человека вырасти? Без папы будет он половинчатый. То ли девочка, то ли мальчик. Ни радости в нём, ни любопытства. Одна печаль беспросветная.
      "А ведь можно всё по-другому устроить!" - загорелись Нюрины глазки. По расколу в дощатом подоконнике откатила три жёлудя к дому волшебника. "Сделай их ворожейными камушками", - ласково попросила девочка. "Ну что ж, - почесав пузо, загудел басом звездочёт в мишках, - это вовсе не трудно... Паки-даки-флопсы! Таксы-доги-мопсы! Три берета, три кларнета, три гнилых кабриолета! Превращаю жёлуди в волшебные камушки. У кого они пробудут три дня и три ночи, тот вернётся к королевне и королевскому ребёночку насовсем!" Нюра улыбнулась: "Хорошее колдовство". Взяла волшебные жёлуди и отправилась на улицу.
      Папа работал школьным учителем в старших классах чужой школы. В друзьях у него числились книги и коллеги-преподавательницы. Ещё он бегал вечерами по парку и занимался немужским делом - аэробикой. В сауне восстанавливался в окружении аэробишных девушек. Так мама говорит. Нюра часто наблюдала из-за кустов парковой сирени бегущего папу и высокую блондинку. Если бы можно было долепить из пластилина папины туловище и ноги, ростом он уравнялся бы со спутницей. Иногда за неравной парочкой трусили ещё три тётеньки. Бегая, друзья оживлённо переговаривались, отмечали парковые красоты. А девочку за сиренью никто из них не видел. Неужели эти тётеньки интересны ему больше, чем сама королева? Снится ли он им, как снится королевскому ребёнку?
      Нюра вышла на беговую дорожку. В руке - три гладких жёлудя в узорчатых беретах. Повернулась лицом к приближающимся навстречу фигурам. Папа замедлил бег. Вырвавшиеся вперёд спутницы тревожно заоглядывались:
      - Не отставай!
      - Бегите, я вас догоню.
      Король и королевский ребёнок отражались в глазах друг друга.
      - Анна, - начал строго папа, - что ты здесь делаешь?
      - Протяни руку и закрой глаза.
      Король повиновался.
      В чуть влажную ладонь улеглись жаркие жёлуди. Жаркие жёлуди окунулись в дышащее убегающее сердце.
      - Детка моя! - зажал волшебные камушки и опустился ближе к земле.
      Нюра позволила себя обнять, изо всех сил скрывая радость. Очень хотелось посвистеть в папино ухо, подуть до щекотки, чтоб папа смеялся безудержно.
      - Я пойду? - осторожно высвободилась и ушла в сирень.
      Нюра считала дни. Первые три резиново тянулись, последующие сто застыли на месте. Нюра занемогла. Она разуверилась в волшебстве, раздавила пузатого звездочёта, вминая в него мантию с северным мишкой. Жёлуди восстали и сломали королевский диван, забыв убрать бесформенную пластилиновую массу. Она таяла под солнцем, испуская облачко пара, превращаясь в вязкую лужицу, растекалась ручейками по трещинам подоконника. Так кончилось Нюрино детство. И укоренилось беспокойство. Вместе с растаявшими пластилиновыми фигурками испарились детские фантазии. Ожидание парализовало Нюру - потеряла она интерес к миру. Мама звонила папе, вела с ним долгие разговоры. Водила дочку по врачам. Дочь покорно тащилась за мамой. После каждого обследования врачи пожимали плечами, долго молчали и наконец называли взаимоисключающие диагнозы. А Нюра думала о том, что если б можно было, она с удовольствием поменяла бы маму на папу. Мама, даже если её обменяешь, всё равно будет приходить домой. А папа... А папу надо как-то заполучить. Хотя бы поменять на самое дорогое. Королевский ребёнок никак не превращался в человека.
      Папа пришёл через полгода. Принёс подарки: коробку пластилина, шоколадные конфеты в царских обёртках и альбом для рисования с шершавыми листами. Нюра боялась подходить близко к отцу и не решалась называть его папой. А вечером... А вечером папа сам пришёл в спаленку. Опустился на колени перед кроватью.
      - Прости, люба! Прости, не пришёл сразу. Я твои жёлуди всё время в кармане носил... Долго думал... Мне маму надо было заново полюбить.
      - А меня?
      - А тебя я всегда любил.
      - И даже когда в парке бегал?
      - И тогда тоже.
      - И когда не видел меня?
      - Когда не видел, тем более любил.
      "Значит, они всё-таки волшебные", - улыбнулась Нюра.
      - А теперь?
      - Теперь я буду жить с вами, дома.
      Нюра крепко обхватила папину шею и изо всех сил подула ему в ухо. Отец и дочь смеялись долго, до колик, под едва слышный перестук желудей в кармане королевских брюк.

[в пампасы]