Ну где же, спрашивается, солдатам сказки-то рассказывать?
      Да, пожалуй - где придётся! Такая уж солдатская доля. И в походе, и в окопе, и у костра на привале, и в дозоре, и на койке в лазарете, и даже при затяжном прыжке с парашютом. Вот и получаются сказки - то длинные-предлинные, а то и совсем коротенькие.
      Солдат, известно, шилом бреется, дымом греется. Где коза прошла, там и он пройдёт.
      У солдата на всё ответ есть. И куда ни попал - всюду ему дом. Солдатская голова, что под дождичком трава. Недаром в песне поётся: солдатушки - бравы ребятушки!
      В бою-то он скор, да сказывает неторопливо. Так, что каждому слову - почёт и уважение.
      Негоже спешить. Быстрее пули всё равно не скажешь. А коли прервёт злодейка, найдётся, будьте уверены, другой рассказчик, - продолжит не хуже, на свой манер. И непременно со счастливым концом.
      Да, батюшки и матушки, солдат - человек казённый. Он и на том свете служит. В раю в барабан бьёт, чтобы ангелы не дремали. А в аду костяным кулаком чертей гоняет - учит уму-разуму.
      Как говорится, солдат промеж неба на земле - Богу свеча, государю слуга. Если он близко, кланяйся ему низко…

Некоторое царство, вроде государства, кое-как расположилось. Куда ни глянь - сплошь болота, трясины непролазные. И дороги, понятное дело, все кривы да окольны, в буераках, ухабинах.
      Кто в столицу едет, тому, если удача, три года пути. Ну а другой раз так заплутаешь, что и за десять лет не обернёшься. Бывало, выезжали молодые мужики, а возвращались стариками - жёны их еле признавали.
      Вот и вернулся один такой бедолага в свою деревню. Глядит - хозяйка-то его уже померла, а дети повыросли. Двое ещё при нём народились - Иван да Василий. А третий, младший, совсем незнакомый. Эдакий, как бы сказать, малый юнош по имени Семён.
      Погоревал бедолага, порадовался. Проснулся на другое утро, а в голове вдруг развесёлая мысль - проложить через топи и болота дорогу с тремя мостами калиновыми, чтобы пешему по ней не более месяца пути, а конному и недели хватало.
      Взялись за работу всей семьёй, и так споро дело пошло, будто давно поджидало. Соскучилось дело и само теперь поторапливало.
      Вытянулась дорога ровная да прямая, как оглобля, с тремя мостами, выгнутыми точно коромысла. Не только что проехать, а и просто со стороны любо-дорого поглядеть.
      Двинулся народ из конца в конец по новой-то столбовой дороженьке. А отец наказал братьям послушать, о чём путники толкуют. Спору нет - интересно!
      Сидит старший Иван под первым калиновым мостом. Василий - под вторым. Ну а малый юнош Семён - под третьим, самым гнутым. Не просто слушает, а кашу варит, проезжих угощает.
      Всякий пеший или конный похваливает строителей. А для них каждое доброе слово - уже награда! И столько их было сказано, что души у братьев веселились, ровно малые дети на ярмарке.
      К ночи прохожих поубавилось. Хотел было Иван домой бежать, да заслышал тихие шаги и такую дивную речь:
      - Эх, что за мост! Чудный мост! Любое желание исполню для того, кто его строил...
      Тут-то Иван и выглянул из-под моста. Видит - ветхий мужичок, кривоватый, вроде серпа, а лицом светел и длинная борода серебрится.
      - Будь здоров, батюшка! - говорит Иван. - Это шутка или ты взаправду - о желании-то?
      - Какие шутки! - усмехается мужичок в бороду. - Только загадывай…
      - Вот бы мне денег, чтоб на целый век хватило!
      - Ну, пустяки, - и достаёт, откуда ни возьмись, лопату. - Где ни копнёшь, братец, всюду тебе золото явится…
      Так оно и получилось. Пока шёл Иван домой, выкопал дюжину канав, и в каждой неминуемо - по пуду золотых червонцев. Всю ночь собирал.
      А ветхий мужичок взошёл тем временем на второй мост и прояснел лицом пуще прежнего:
      - Ах, какой мост! Сам под ноги стелется! Вот бы встретить того, кто его возвёл! Любое желание исполню!
      Брат Василий уж дремал, а тут, понятно, пробудился, выскочил из оврага.
      - Неужто, батюшка, любое? - продирает глаза.
      - Да не сомневайся!
      - Вот кабы хлеба мне на целый век!
      Мужичок протягивает пригоршню зёрен:
      - Посеешь, братец, и хватит урожая не только тебе, но внукам-правнукам твоим.
      И верно. У самого дома обронил Василий три зёрнышка, так наутро целое поле спелой пшеницы поднялось.
      Ну а ветхий мужичок свой путь меряет. К третьему мосту - самому высокому - подошёл. Глядит-не налюбуется и сияет, словно месяц в ночи:
      - Ну, волшебный мост! Круче радуги! По такому-то легче лёгкого на небо взойти!
      Увидал младшего брата Семёна и говорит:
      - Проси, малый юнош, чего пожелаешь, - всё для тебя исполню!
      Семён недолго подумал:
      - Хотел бы в солдаты - государю служить верой и правдой…
      - Э-э, братец! Хорошо, сказывают, в солдатах, да что-то мало охотников, - покачал мужичок серебряной бородой. - Дадут тебе три деньги в день - куда хочешь, туда день! Солдат горемыка, хуже лапотного лыка! А жизнь солдатская - весёлое горе да горькое веселье!
      - Это как раз по мне, - отвечает Семён.
      - Будь по-твоему, малый юнош! - говорит мужичок. - Да только прими от меня три гостинца. Первый, он таков - через голову кувырнёшься, станешь зайцем. А второй, он другой - оземь ударишься, превратишься в оленя. И третий на свой лад - свистни как умеешь, будешь птичкой быстрокрылой. На службе-то всё сгодится!
      Сказал он так, поднялся на мост, а с него прямёхонько - в небо. Устроился по-хозяйски среди звёзд. Старый месяц, тоненький серп - на самом исходе, перед новолунием - а ещё подмаргивает Семёну.
      Вернулся малый юнош домой под утро. Кругом тучные хлеба колышутся. Дверь отворил - из горницы золото посыпалось.
      - Сказывай, какие у тебя новости? - спрашивает отец нетерпеливо.
      - А новость у меня одна, - говорит Семён. - Такая новость, что иду в солдаты!
      - Эх, дурья твоя башка! - огорчился бедолага-отец. - Где это видано, такие желания загадывать?! И без желания за милую душу забреют! Замечаю, что не мой ты сын, не моих кровей, раз такой глупый! Иди куда знаешь, отрезанный ты ломоть…
      Вздохнул Семён, перекрестил отца с братьями да и отправился по прямой дороге, через три моста, в самую столицу. Долго ли, а скорее, коротко - привели его ноги к царскому дворцу, к садовой ограде.
      А по саду как раз сам царь ходил со своим главным генералом. Унылые да скучные, потому что соседний король объявил ни с того ни с сего войну - не на жизнь, а на смерть. Вот и думали теперь царь с генералом, как назавтра в поход выступать да как бы в суете не позабыть чего важного дома.
      Семён подбежал к ограде и говорит без околичностей:
      - Ваше величество, царь-батюшка! Пришёл я послужить простым солдатом. Берите меня в переднее войско!
      Поглядел на него царь и удивился, откуда такой выискался:
      - Слишком малый ты ещё, юнош!
      И генерал нахмурился, будто мопса:
      - Какой из тебя солдат?! Не только ружья - сабельки не поднимешь! Любой сапог с тебя свалится.
      - Это у меня обличие такое - малое да глупое! - не сдаётся Семён. - А душа моя - солдатская. Дождём промочённая, солнышком просушённая, огнём опалённая и ветром остужённая. Хочет в бою побывать - цену жизни узнать!
      - Гладко говоришь, - усмехнулся царь. - Пожалуй, запишу тебя кашеваром. Служи, малый юнош, на совесть. Ну а коли слава придёт и невидного найдёт…
      На другой же день выступило войско в поход. Месяц идут. Всё по болотам да по трясинам, по буйному бездорожью.
      Семён своё дело знает - кашу варит погуще, чтобы солдаты не слабели.
      Наконец завидели дозорные впереди на сухом пригорке вражеские силы. Через день-другой сходиться надо - не на жизнь, а на смерть. Пора ружья чистить-заряжать да сабли завострять.
      Хватился царь-батюшка, а сабельки-то его заветной и нету. Обыскали все сундуки, рундуки и прочие шкапчики. Нет как нет сабельки - той, что зараз дюжину супротивных голов срубает! Забыли саблю во дворце, когда в суматохе собирались. А без неё какое там сражение? Пиши пропало!
      Загоревал царь так, что каша в рот нейдёт. Тошно думать, как опростоволосился! Всё же собрался с мыслями и объявил по всему войску: мол, тому молодцу-удальцу, что за пару дней управится, доставит саблю заветную из дворца, - и дочь свою Марью-царевну в жёны, и полцарства в придачу!
      Щедры посулы, да охотников мало. Шуточное ли дело, за два дня отмахать дорогу, какую и в два месяца с трудом одолеешь.
      Тут и вызвался Семён, малый юнош:
      - Сбегаю, ваше величество! - говорит. - Слетаю! Доставлю заветную сабельку к битве.
      Но и самый главный хмурый генерал от простого солдата-кашевара отставать не желает:
      - Вы меня, ваше величество, знаете! Не впервой мне царство-государство из беды выручать!
      Сел на резвого коня, пришпорил в галоп, да не в ту сторону, кругалями - так и сбился сразу с пути.
      А Семён, малый юнош, отошёл за кусточки, кувырнулся через голову, обернулся зайцем и припустил во всю прыть - с кочки на кочку.
      Бежал-бежал, с раннего утра до полдня, из сил выбился. Оземь ударился, превратился в оленя. И опять помчался, словно стрела из лука - с полдня до вечерней зари.
      Притомился, свистнул как мог - и уже птичкой вспорхнул. Ночь напролёт крылышками махал. К восходу солнца во дворец залетел, да так умаялся, что упал как подстреленный прямо в ноги Марьи-царевны.
      Ахнула царевна, но чувств не лишилась, а вмиг проснулась и прочитала грамотку от царя-батюшки.
      - Да как же ты, малый юнош распрекрасный, - спрашивает она, - сумел за день столько земель миновать?
      - А вот как, - отвечает Семён.
      Обратился в оленя, пробежал по горнице и положил голову царевне на плечо. Оставил у неё в руке пучок шерсти с левого бока.
      Обратился в зайца. Прыг-прыг, скок-скок - да царевне на колени. Клочок шёрстки у себя выщипнул с правого бока.
      Свистнул - глядь, уже птичкой вокруг порхает. Присел к царевне на мизинец да обронил золотое пёрышко.
      А та все эти памятки - тотчас в платочек и схоронила на груди.
      Солнце поднялось. Пора в обратную дорогу. Принесла царевна заветную сабельку да поцеловала Семёна на прощание.
      Кувырнулся малый юнош через голову и поскакал счастливым косым зайцем. Затем быстроногим оленем помчался, а там и птичкой полетел. Так у него на душе хорошо, что вдвое быстрее весь путь одолел. Вот и рукой подать до воинского стана.
      "Дай-ка, - думает Семён, - отдышусь - есть ещё время! Явлюсь к царю-батюшке свежим да бравым!"
      Прилёг он под ракитовым кустом, на пригорке у оврага, обнял заветную сабельку и задремал.
      А в ту пору главный генерал всё плутал посреди болот. Уже и коня утопил. С досады зубами скрежещет. Увидал он куст ракитовый, а под ним Семёна с сабелькой в обнимку. Выхватил недолго думая длинный кинжал и ударил прямо в сердце - малый юнош и не охнул. Столкнул его генерал в глубокий овраг и поспешил к царю с заветной сабелькой.
      - Вот, ваше величество - бесценное оружие! - говорит. - Как обещано, в срок доставил! Теперь рубите врагов со всего плеча, а я так устал, что с ног валюсь.
      Царь обнял генерала, повесил ему на грудь золотой орден, сам в постелю уложил:
      - Ты своё дело сделал! Отдыхай, герой, без тебя управлюсь!
      И пошёл, не откладывая, на враждебного короля.
      Бились недолго - три дня и три ночи. А как сокрушили в пух и прах противную рать, царь-батюшка разбудил генерала да ещё один орден за храбрость на грудь прицепил. И отправилось войско с победой и песнями под барабанный бой в столицу.
      О Семёне и не вспомнили - и без него кашеваров хватает.
      Лежит малый юнош в чёрном овраге. Одиноко ему, мёртвому, и до того скучно, что душа отлетает.
      Но тут как раз время настало и взошёл на небо новый месяц - молоденький, да уже с бородой. Поглядел на землю и заприметил неживого Семёна в овраге.
      Взмахнул месяц бородой - по листве, по кустам, по траве. Стряхнул серебряную росу на грудь Семёна, и затянулась колотая рана, как и не было.
      Потянулся малый юнош, вздохнул и глаза отворил.
      - Батюшки святы, как заспался! А ведь ждут меня-не дождутся! Где сабелька заветная?!
      - Эх, малый юнош, - говорит ему месяц. - Всё ты мёртвым сном проспал. Война-то уж кончилась, и войско с победой воротилось! Вот тебе совет - поспешай в столицу…
      Ох, долго спал Семён, славно выспался. Помчался со всех ног. По дремучим лесам зайцем скачет. Через топи-болота оленем перемахивает. Над реками и озёрами птичкой быстрокрылой порхает.
      А в городе стольном праздник - пушки палят, колокола звонят. Славит народ царя да главного генерала - спасителя. Всё готово к его свадьбе с Марьей-царевной.
      Столы накрыты на царском дворе посреди сада - хмельного питья, да закусок, да заедок видимо-невидимо. Веселье кругом. Одна Марья-царевна печалится. Смотрит по сторонам неживым взглядом.
      Да вдруг узрела Семёна за садовой оградой - так и ожили глаза, засверкали. Говорит она царю:
      - Не тот, батюшка, мой жених, что за столом, в орденах! А тот малый юнош, что за изгородью томится! Это он заветную сабельку к сроку доставил!
      - Пустые слова, ваше величество! - поднялся главный генерал. - Всем известно, кто саблю привёз! А этот беглый кашевар - разбойник с большой дороги! Какие у него доказательства?!
      Кувырнулся Семён через голову, обратился в зайца и прямёхонько к Марье-царевне. Вынула она из платочка клочок заячьей шёрстки, приложила к правому боку - ну в самый раз.
      Превратился Семён в оленя благородного, подставил левый бок с проплешинкой, и Марья-царевна укрыла её пучком шерсти.
      А Семён вспорхнул птичкой и к Марье-царевне на мизинец уселся. Она золотое пёрышко приладила - как и было тут.
      - Вот, батюшка, мои приметочки!
      - Теперь понятно, кто тут жених, а кто разбойник, - говорит царь.
      Побледнел генерал с лица да так осунулся - все ордена с груди наземь посыпались!
      На радостях не казнили его, а помиловали - сослали дороги строить через топи и болота.
      А Семёна с Марьей-царевной тут же повенчали.
      Приосанился Семён, сразу видно - добрый молодец! Был малый юнош - кашевар, а стал великий юноша - удалой солдат, кавалер в чине генерал-царевича.
      Позвал он на свадьбу и отца с братьями. Поглядел отец-бедолага на Семёна:
      - Ох ты гой-еси, добрый молодец! - говорит. - Ясно вижу - моя родная кровиночка! Дозволь, Сёма, когда время подойдёт, на твоих рученьках помереть.
      Ну а затемно уже пожаловал на пир и молодой месяц вместе с полной луной. Весело гуляли - дни и ночи напролёт. До тех пор, пока месяц не состарился, - до самого, сказывают, новолуния.

[в пампасы]