Однажды мы с Вадиком Свечкиным прогуливались за городом. День был солнечный. Чёрные вороны ходили по снегу, переваливаясь, как борцы на ковре. Было видно, какая у них крепкая грудь и тяжёлый клюв.
По сторонам дороги росли лиственницы. Тонкие, как удочки.
Вороны садились на них и раскачивались из стороны в сторону. Вдруг я заметил, что одна лиственница качается сама собой. Пригляделся – на макушке бурундук.
Мы подошли к дереву. Бурундук вцепился в ствол и замер, а лиственница всё покачивалась.
«А вдруг на голову прыгнет?» – подумал я и отошёл подальше.
Вадик потряс лиственницу, как будто поймал большую рыбу. Бурундук не удержался и поехал вниз. Он прыгнул в снег, подняв хвост, похожий на ржаной колос. И тут же забрался на соседнюю лиственницу, как будто по винтовой лестнице. Но и там долго не удержался. Перепрыгнул на третью – и устал.
Вадик стряхнул его в снег и накрыл шапкой.
У меня нашёлся полотняный мешочек, вроде кармана с завязками. Туда мы и вывалили из шапки бурундука.
- Ничего бурундучок! Шустрый! – развеселился Вадик. – Такому палец в рот не клади.
Тут-то бурундуку и попался мой палец. Бурундук, видать, подполз по мешковине и от души вцепился в него, как утопающий в соломинку.
Я мешок выронил, а вниз посмотреть боюсь – может, там, рядом с мешком, откушенный палец. Но на снегу только мешок лежал. Притих бурундук – страшно в мешке падать.
Дома мы нашли деревянный ящик от посылки. Накрыли крышкой вместе с бурундуком. А утром я крышку отодвинул – пусто в ящике и дырка прогрызена. Убежал бурундук под пол к мышам, а оттуда в лес на свою лиственницу.
Палец мой быстро зажил. Но я его долго ещё перевязывал. Конечно, не всякого бурундук кусал.
- Да, Вадик, – сказал я, – тебя вот бурундук не кусал. Да и вообще не встречал я человека, укушенного бурундуком.
Вадик тут же закатал штанину и ткнул пальцем в шрам на щиколотке:
- Это видел? Собачьи клыки!
- Ну, собаки-то многих кусали. Неинтересный укус.
Вадик задумался.
- Меня вот змея укусила, – вспомнил я.
- И ты жив? – недоверчиво спросил Вадик.
- Неядовитая была. Простой уж.
- Да, змеи тоже не каждого кусали, – вздохнул Вадик.
- И ёж меня укусил, – сказал я.
- Вот врёшь – ежи не кусаются! Хватит того, что колются…
- Ещё как кусаются! Хотел поглядеть, что у него во рту. Он и прихватил палец – вместо зубов такие острые пластинки. И щука меня как-то укусила. Правда, дохлая уже, – продолжал я. – Палец засунул в пасть, а вытащить не мог. У неё зубы внутрь загнуты.
- Это не очень-то считается, – сказал Вадик. – Вот меня оса раз укусила! Ох больно!
- Подумаешь! Меня пчела укусила в язык, – ответил я. – А ещё меня кусали чёрные муравьи и рыжие муравьи.
Вадик оглядел улицу, как бы прикидывая, кто бы его мог укусить.
- Меня гусь кусал, – сказал он неуверенно.
- Здравствуйте! Гуси-то не кусаются, а щиплются.
- А петухи? – спросил Вадик с надеждой.
- Петухи клюют…
- Зато меня комары здорово кусают.
- Комары… Зато меня таракан однажды укусил!
- До крови? – Вадик поглядел на меня с уважением.
- Да что – таракан. Меня и пиявки кусали. И скорпион – чуть-чуть промахнулся.
Я быстренько стал вспоминать, кто вообще-то ещё кусается.
И тут Вадик застенчиво сказал:
- А на прошлой неделе меня Люба Черномордикова укусила.
Да, Люба – это, конечно, не ёж и не бурундук, не таракан и не пиявка. Повезло Вадику! Не каждого человека кусала такая красавица, умница, отличница.
Как я жалел, что у меня нет такого чемодана! Да его и не могло у меня быть. Это был единственный чемодан в мире – гигантский, чёрный, перепоясанный ремнями, как полевой офицер.
- Для одинокого человека такой чемодан – и стол, и кровать, и гардероб! – говаривал его хозяин, наш сосед, старший промывальщик золота Октябрь Петрович. – А однажды я в нём горную реку переплыл.
- Не может быть! – удивлялся я.
- Да он же из китовой кожи.
И правда – чемодан напоминал кита кашалота.
Многие приходили просто поглядеть на него. А я любил смотреть, как Октябрь Петрович, вернувшись из какой-нибудь поездки, расстёгивает китовый чемодан. Мне казалось, я вижу, что проглотил кит.
Глотал же он что придётся: болотные сапоги, оленьи рога, фетровые шляпы, камни-самоцветы, перочинные ножи, безопасные бритвы, компас, пуговицы, пузырьки с тройным одеколоном. Однажды он проглотил свой собственный китовый ус.
Кого только не напоминал мне этот чемодан! И коня, и бегемота, и кита, и носорога. Вот только птицу не вспоминал я, глядя на чемодан. Ещё бы не хватало вспоминать о птицах, когда смотришь на чемодан из китовой кожи!
И всё-таки пришлось однажды. Тогда чемодан особенно удивил. Октябрь Петрович достал из его брюха сияющий трехведёрный аквариум.
- Как раз для налима, – сказал он. – Или для небольшого кита. Но в нём будут жить очень маленькие рыбки.
- Пескари и краснопёрки?
Октябрь Петрович усмехнулся и подвёл меня к укромному столику, на котором стояла банка из-под маринованных огурцов. А в ней плавали красные, зелёные, чёрные и прозрачные, как леденец, рыбки.
В самой Москве на Птичьем рынке купил их Октябрь Петрович.
- Хотел было птичку, да глупо птичку в чемодан сажать, – рассказывал он.
В банке, завязанной марлей, повёз рыбок в наш посёлок. Чтобы дорогой не задохнулись, подкачивал им воздух из резиновой камеры. Чтоб не замёрзли, держал банку на животе под полушубком.
Кроме аквариума, в чемодане Октябрь Петрович привёз подводные растения, ракушечный дворец и красивый, будто искусственный, песок.
- Уж на что я старый старший промывальщик, – говорил он, – а такого песку не видел. Так и хочется его помыть: нет ли золота?
Октябрь Петрович посадил в песок растения, посередине аквариума оставил полянку – туда поместил ракушечный дворец. Затем поглядел на аквариум, как архитектор смотрит на построенный дом, в котором ему самому не жить, и сказал:
- Ещё никто не разводил в наших краях рыбок. Началась новая эра!
Взяв сачок на витой проволочной ручке, Октябрь Петрович пересаживал рыбок из банки в аквариум. Рыбки сразу стали резвиться: щипали водоросли, копали ямки в песке, заплывали в ракушечный дворец и выглядывали из окон.
Октябрь Петрович целыми днями суетился около аквариума. Все теперь приходили на него полюбоваться, а про чемодан забыли. Про китовый чемодан!
Но я по-прежнему жалел, что этот единственный в мире чемодан не мой. «Может, если бы чемодан мог говорить, то сказал бы, что хочет перейти ко мне на службу», – думал я.
- Ладно, – сказал как-то Октябрь Петрович, – последний раз в поле с чемоданом съезжу. А там видно будет… У меня всё же теперь аквариум.
Наступило лето, и Октябрь Петрович с китовым чемоданом отбыли. А я кормил рыбок, менял воду, чистил стеклянные стенки и всё вспоминал о китовом чемодане. Где они там с Октябрём Петровичем? Скоро ли вернутся?
Красные рыбки в аквариуме казались мне маринованными помидорами, зелёные – огурчиками, а прозрачных я вовсе не замечал.
Неожиданно из полевой партии пришло письмо от Октября Петровича:
«Как ты живёшь? Как живут рыбки? Я живу пока хорошо. А могло быть плохо. Пошёл я в маршрут, как всегда с чемоданом. На ручье стал песок промывать. А из кустов – медведь. Поднялся в рост и на меня. Ружья у меня нет, только химический карандаш для записей. Бросил я в медведя карандашом, а сам в чемодан спрятался и крышку изнутри держу за ремешки. Медведь подошёл, понюхал, посопел, за ручку подёргал и потащил чемодан. Наверное, в берлогу. Хороший, думаю, будет подарочек медвежатам: Октябрь Петрович в китовом чемодане. Заорал я страшным чемоданным голосом. Медведь чемодан бросил и убежал. А я ещё долго из чемодана не вылезал. На этом кончаю. С приветом. Октябрь Петрович».
Вернулся Октябрь Петрович под самый Новый год. Мы с ним нарядили ёлку в моей комнате. Октябрь Петрович отлучился. Но скоро в дверь постучали и он вошёл торжественно – с китовым чемоданом.
- Не по плечу мне. Да и что теперь в нём таскать? Разве сухой корм… Обойдусь портфелем. Бери – тебе жить! – и Октябрь Петрович поставил чемодан под ёлку.
Мы весело отпраздновали Новый год. Я всё поглядывал на чемодан, и в конце концов почудилось, что это Дед Мороз, в седой бороде, с золотыми пряжками на шубе.
Когда Октябрь Петрович пошёл спать, я открыл китовый чемодан. Он был немыслимо пустой, и я сразу начал складывать туда всё, что попало под руку.
Скоро заметил – комната опустела, а чемодан заполнен едва наполовину.
Я сел в чемодан, думая, не запихнуть ли туда и ёлку. Как-то незаметно прилёг и заснул. И снились мне в китовом чемодане новогодние сны, в которых был запах ёлки и океана.