В детском саду я не умел завязывать шнурки на два узла.
Я умел на один.
А был мой сосед по шкафчику, Вася Плоткин, который умел на два. И я смотрел, как делал Вася. Но у меня всё равно получался один узел и очень длинные концы. И когда я за них тянул, как Вася, узел развязывался и надо было начинать всё сначала…
Тогда я придумал удивительную вещь: я шнурки не завязывал, а просто запихивал в ботинок. И когда воспитательница нас проверяла, у меня ничего не торчало, и она говорила: "Хорошо, Блинов, иди гуляй. Следующий…" Потому что перед прогулкой нас всех проверяли: как зашнурованы ботинки, завязаны шапки, застёгнуто пальто… Нас поворачивали туда-сюда, теребили, встряхивали - "…чтобы из нас ничего не выпадало, не отваливалось и не звенело…". И ты уже был готов к прогулке, "как космонавт к выходу в открытый космос…", - говорила Вера Аркадьевна, наша воспитательница.
Но были проблемы… Особенно когда ходишь быстро или строем. А нас везде водили строем, по парам. И почти бегом. И тогда ботинки расхлябывались и спадали с ног.
Если бы я шёл медленно или, к примеру, сам по себе, я бы успевал вставить ногу в ботинок, а так - нет! И получалось: я сам по себе, а ботинки сами по себе…
И один раз я шёл в паре с Надей Свинкиной. Со всеми. Очень быстро.
И перед нами возникла лужа.
Вдруг!
Большая лужа ниоткуда. Просто огромная!
Наверное, Свинкина была знакомая этой лужи. Лужа узнала Свинкину, и они договорились, что Свинкина обойдёт лужу с живота.
Слева.
А я не успел изменить курс.
И пошёл вброд, как в кино настоящий мальчик-разведчик, когда помогал партизанам брать языка. И тогда один мой ботинок остался в начале лужи, а второй - на самой глубине, в середине. И я за всеми, в одних носках, так и прошлёпал всю канаву. И от меня на асфальте стали оставаться мокрые следы, как от ласт морского тюленя, когда он в зоопарке вылезает из бассейна. Посушиться.
Я шёл и смотрел, как другие ребята топают рядом в своих замечательно зашнурованных ботинках.
И рядом шли незнакомые дяди и тёти, и дедушки и бабушки, и даже милиционер с полосатой палкой, и все они были из другого, счастливого мира зашнурованных ботинок…
И тут Надя Свинкина стала выдёргивать у меня свою руку, потому что я "такой противный в мокрых носках и она не хочет дружить с таким дураком…".
Тогда я сильнее сжал её ладонь, потому что я был уже не мальчик Саша в Мокрых Носках, а морской тюлень Томка. Когда мы были в зоопарке, там была маленькая девочка, и она всё хотела подойти к самому вольеру с тюленями, а мама ей сказала: "Свалишься, и каюк! Тюлень схватит и уволочёт под воду…" И девочка стала плакать…
Мне не хотелось волочь Свинкину под воду, просто я хотел потом на ней жениться, когда вырасту.
Но Надя Свинкина тоже стала плакать и ябедничать:
- Вера Аркадьевна, а Блинов в носках ходит по асфальту и меня не выпускает…
И Вера Аркадьевна скомандовала:
- Группа, стой!
Мы встали.
- Блинов, где ботинки? - крикнула Вера Аркадьевна. - Быстро отвечать…
- Там, - хлюпал я. - В луже стоят…
- За ними, быстро! - крикнула Вера Аркадьевна. - Одна нога здесь, другая - там! Группа, стоим как вкопанные, строй не ломаем!
Я плёлся обратно по асфальту в своих мокрых носках и волочил за шнурки свои ботинки.
- А если поживее, а, Блинов? - кричала Вера Аркадьевна.
Я не мог быстрее. Я чувствовал себя самым несчастным мальчиком-тюленем на свете, с которым произошло что-то жуткое и непоправимое…
- Хиханьки-хаханьки отставить! - крикнула Вера Аркадьевна. - Блинов, снять носки и в карман, ботинки на ноги! В строй, ша-г-о-о-о-м марш! Свинкина, руку! Ряды сомкнуть! Группа, ша-го-о-о-о-м марш!
А ботинки были фабрики "Скороход" - жёсткие и для мучений. И внутри ботинок торчали всякие нужные ботинкам вещи: гвоздики, прошивки… И идти босиком было очень больно и неудобно. Я шёл и, чтобы не плакать, представлял себя Гердой, а Надю Свинкину - Каем. И что я иду на поиски Свинкиной-Кая, которую унесла Снежная королева - Вера Аркадьевна, и уже стёр об асфальт все подошвы у ботинок…
И тут я увидел большую знакомую серую дворовую собаку Тимку. Тимка шла, спокойненько наступая на лужи всеми своими четырьмя лапищами, и улыбалась весёлой пастью!
Тогда я расхотел быть несчастным мальчиком-тюленем, снял ботинки и что было сил затопал босыми ногами по лужам: ведь всё равно я не мог промокнуть!
- Гав, гав, гав! - топал и лаял я.
- Уф, уф! - отвечала мне Тимка.
Я был самым счастливым мальчиком-собакой во всей Москве! А может быть, и во всём мире!
И тут дурацкая маленькая девочка с крысиными косичками, которую вела за руку толстая тётя, стала тыкать в меня пальцем и хихикать. А эта тётка стала кричать нашей Вере Аркадьевна:
- Обратите внимание, у вас ребёнок босой и лает! Это от переохлаждения! Срочно примите меры!
- Группа, стой! - скомандовала Вера Аркадьевна. - Блинов, срочно в ботинки! Ангины захотел на мою шею, да? А меня загнать под монастырь? И не лай! Группа, за-пе-вай!
Я шёл, топал своими гадкими ботинками и орал вместе со всеми: "По доли-и-и-нам и по взго-о-о-рьям шла диви-и-и-зия впе-рёд…" и прислушивался, как внутри меня весело подпевал хор: Мальчик-Разведчик, Мальчик-Тюлень, Мальчик-Собака, Герда и спасённая мной Свинкина-Кай: "…чтобы с бо-о-о-ем взять При-мо-рье, белой а-а-армии оп-лот…".
