"Книга сказок" - едва ли не лучшее изо всего, что написал Ф. Сологуб.
…В сказках Сологуба есть все формы смеха -
от горького сарказма до добродушного хохота,
от жестокой иронии до лукавой усмешки над недоумением читателя.
В. Я. Брюсов. Федор Сологуб. Книга Сказок
(журнал "Весы", 1908, № 11).

Жила такая весёлая девчонка - ей что хочешь сделай, а она смеётся.
      Вот отняли у неё куклу подруги, а она бежит за ними, заливается-смеётся и кричит:
      - Наплевать на неё! Не надо мне её.
      Вот мальчишки её прибили, а она хохочет:
      - Наплевать! - кричит, - где наше не пропадало!
      Говорит её мать:
      - Чего, дура, смеёшься, - вот возьму веник.
      Девчонка хохочет.
      - Бери, - говорит, - веник, - вот-то не заплачу, - наплевать на всё!
      Весёлая такая девчонка!

      Сказала отмычка своему соседу:
      - Я всё гуляю, а ты лежишь. Где я только не побывала, а ты дома. О чём же ты думаешь?
      Старый ключ сказал неохотно:
      - Есть дверь дубовая, крепкая. Я замкнул её - я и отомкну, будет время.
      - Вот, - сказала отмычка, - мало ли дверей на свете!
      - Мне других дверей не надо, - сказал ключ, - я не умею их открывать.
      - Не умеешь? А я так всякую дверь открою.
      И она подумала: верно, этот ключ глуп, коли он только к одной двери подходит. А ключ сказал ей:
      - Ты - воровская отмычка, а я - честный и верный ключ.
      Но отмычка не поняла его. Она не знала, что это за вещи - честность и верность, и подумала, что ключ от старости из ума выжил.

      Была в городе мостовая. Колесом вышибло из неё малый камешек.
      Он и думает, - что мне с другими лежать, там тесно, - побуду отдельно.
      Прибежал мальчишка, и схватил камень.
      Камень думает: вот захотел да и поехал, - стоит только захотеть.
      Мальчишка швырнул камень в дом.
      Камень думает себе - захотел и полетел, - очень просто, моя воля!
      Попал камень в стекло, - стекло разбилось и закричало:
      - Ах ты, озорник этакий!
      А камень говорит:
      - Раньше надо было сторониться! Я не люблю, чтобы мне мешали, - у меня всё чтоб было по-моему, вот я какой!
      Упал камень на ковёр, и думает: полетал, а теперь полежу, отдохну.
      Взяли камень, да и выбросили на мостовую.
      Он и кричит другим камням:
      - Братцы, здорово, - был я в хоромах, да не полюбилось мне у господ, захотелось в простой народ.

      Одно стекло увеличивало, другое - уменьшало.
      И первое стояло над каплей воды и говорило другому стеклу:
      - Страшные большие существа носятся и пожирают друг друга.
      Другое смотрело на улицу и говорило:
      - Маленькие человечки мирно беседуют, и проходят, все проходят...
      Первое сказало:
      - Мои остаются. Боюсь, что доберутся они и до человечков.
      Но второе сказало:
      - Человечки уйдут...

      Одни родители, папа с мамою, долго сердились на своих мальчиков, Кешку да Пешку, - своевольные были Кешка да Пешка. И чего только с ними папа и мама ни делали, и по-хорошему-то их унимали, и по-родительски, а им всё неймётся. Шалят, самочинствуют, да и на-поди.
      Вот один умный дядя и посоветовал папе и маме:
      - Что, - говорит, - вы на них смотрите, на таких балбесов? Да вы их сгоните со двора, а вместо них выпишите из-за границы парочку немчиков; там, - говорит, - ребята очень хорошие, и всем комплиментам крепко научены.
      Папа с мамой обрадовались, так и сделали: Кешку да Пешку выгнали вон, а на их место выписали немчика: на пару немчиков денег жаль было, да и думали, что и один хороший мальчик лучше двух плохих.
      Кешка да Пешка долго плакали, прощения просили, обещались не шалить, домой очень умильно просились, да уж не простили их папа с мамой:
      - Нельзя, - говорят, - все сроки вышли, и немчику билеты железнодорожные выправлены, так не пропадать же деньгам. Идите, - говорят, - с Богом, подобру-поздорову.
      Поныли ещё Кешка да Пешка, Богу помолились, кресту поклонились, да и пошли, горемычные.
      А на место их приехал вскорости из-за границы мальчик Фрица, чистенький, вежливенький, субтильный. Папе и мамой книксен сделал, ручки лизнул, и тоненьким голоском гуте-морген проговорил, - всё как следует по заграничному правилу.
      Только скоро у папы и у мамы пошли с мальчиком Фрицей нелады, потому что Фрице большая чистота требовалась, а у папы с мамой к чистоте душа не лежала, и от большой чистоты им тошно становилось.
      Придёт, бывало, Фрица, и заговорит учтиво:
      - Глубокоуважаемые родители, дорогой и душевнопочитаемый папочка, милая и сердечно любимая мамочка, позвольте мне чистую рубашечку, ибо та, которую я ношу в продолжение двух недель, несмотря на всё моё старание не пачкать моей одежды, всё-таки утратила свою первоначальную чистоту и нуждается в стирке.
      А папа с мамою говорят:
      - Хорош и в этой рубашке, подожди до бани.
      Так и во всём. Попросит Фрица чистой тарелки, ему папа с мамой говорят:
      - Жри на грязной.
      Попросит Фрица купить ему частый гребешок расчёсывать головку, ему говорят:
      - Своей пятерни мало, так чешись десятернёй.
      Попросит помыться раньше банного срока, папа с мамою скажут:
      - В грязи теплее.
      Стал Фрица по ночам плакать, начал Фрица худеть, начал Фрица от грязи паршиветь, пришла к Фрице русская холера, скрутила Фрицу в одночасье.
      Схоронили папа с мамою Фрицу, говорят:
      - Видно, нечего делать, возьмём Кешку да Пешку опять.
      Да уж поздно было. Кешка да Пешка поступили в хулиганы, проткнули перочинным ножиком брюки у самого старшего городового, и за то их сослали в самую далёкую каторгу.
      Не в добрый час пришёлся Фрица из-за границы. Да не добром помянули папа с мамою и умного дядю.

      Один мальчик любил спать. И он всё сны видел. И так много снов видел, что и забывал иногда, что во сне, что наяву было.
      Пошла мама в лавку, и его взяла, говорит:
      - Куплю тебе яблок.
      Только у неё денег не хватило, она и не купила яблок.
      Пришли домой, мальчик и говорит:
      - Ты же яблок обещала купить.
      А мама говорит:
      - Тебе это приснилось.
      Мальчик хорошо помнил, что это не во сне было, и говорит маме:
      - Вот ты какая.
      А потом он стал шалить, уронил мамин зонтик, и сломал ручку. Пришла мама из соседней комнаты, и говорит:
      - Кто зонтик сломал?
      Мальчик сказал:
      - Он сам ушибся.
      Мама рассердилась и закричала:
      - Ах ты лгунишка! - я сама через дверь видела, как ты его бросил на пол.
      А мальчик сказал:
      - Что ты, мама! Должно быть, это тебе приснилось.

      Много всяких мальчиков есть на свете, хороших и худых.
      Вот жили-были два мальчика - хороший и шалун. Пришёл к ним однажды волшебник, дядя Получше. И спросил их:
      - Хотите быть лучше?
      Хороший мальчик сказал:
      - Хочу быть лучше, милый дяденька, - хорошему везде хорошо.
      А шалун сказал:
      - А мне, дядя, не требуется, я и так хорош. С большого-то хорошества как бы рот зеваючи не разорвать.
      Дядя Получше сказал:
      - Ну и оставайся шалун. А ты, хороший мальчик, уж таким станешь сладким, что всем на диво.
      И ушёл. И сделался хороший мальчик таким сладким, что из него патока потекла. Уж ему и не рады были, - куда ни придёт, везде своей патокой напачкает. И мама сердилась:
      - На твои, - говорит, - сладости белья не напасёшься. Уж лучше бы ты в хулиганы пошёл.
      А хорошему мальчику нравилось патоку из себя точить. Так он и остался. Вырос, угождает: из бумаги фантики делает, в фантики патоку точит, нужным людям подносит.

      Встретились две лягушки, - одна постарше, другая помоложе. Вот старшая и спрашивает:
      - А ты по-всякому квакать умеешь?
      А младшая отвечает:
      - Вот ещё, конечно, по-всякому.
      - Нy, поквакай, - говорит старшая.
      Стала квакать маленькая лягушка:
      - Ква-ква-ква!
      На разные лады старается. А старшая говорит:
      - Да ты только по-русски квакаешь.
      - А то как же иначе? - спрашивает маленькая.
      - А вот, - говорит старшая, - по-французски ты и не умеешь.
      А маленькая и говорит:
      - По-французски никто не квакает.
      - Нет, квакают, - сказала большая.
      - Ну, как по-французски квакают? - спросила маленькая. - Квакни, коли знаешь.
      - A вот как, - и большая стала квакать: квю-квю-квю!
      - Так-то и я умею, - говорит маленькая.
      - Поквакай, коли умеешь, - сказала большая.
      Маленькая и заквакала:
      - Кви-кви-кви!
      А старшая засмеялась и говорит:
      - Так это ты "кви" по-немецки квакаешь, а по-французски надо квакать "квю".
      Маленькая как ни старалась, ни за что не могла квакнуть "квю", заплакала, наконец, да и говорит:
      - Русские лягушки лучше французских квакают, понятнее.

      В одном лесу жили хвасти. Маленькие, грязненькие, поганенькие, как лишаи. На весь лес расширились, и хвастают:
      - Все леса, все поляны заберём под себя, и никто нам не посмеет противиться.
      А в соседнем лесу жили вести. Тоже маленькие, только юркие, как ящерицы. Бегают, шныряют везде, где что делается, сейчас вызнают.
      И вот вызнали вести, что хотят хвасти их завоевать. Собрали вести, не долго думая, своё войско, пошли на хвастей, идут, не зевают.
      Встретились. Хвасти встали, растопырились, принялись хвастаться:
      - Мы - такие, сякие, немазаные. Лучше нас нет никого. Мы вас поколотим, в плен заберём, лес ваш отвоюем.
      Вести говорят:
      - Ну, что стоять, давайте драться.
      А хвасти отвечают очень важно:
      - Подождите, мы ещё не всё перехвастали. Мы хвасти, сами очень хорошие, и порядки у нас за первый сорт…
      А тут вести, не говоря худого слова, быстро на хвастей напали, расколотили их на славу, и говорят:
      - Ну, хвасти, битые, колоченные, по земле поволоченные, полно драться, давайте мириться, платите нам выкуп.
      А хвасти говорят очень жалобно:
      - Мы - хвасти, у нас голые пясти, платить вам выкуп не из чего.
      Но только вести хвастям не поверили, карманы у хвастей повыворотили, большой себе выкуп вытрясли.
      Вернулись хвасти домой, сидят, пригорюнились, а всё-таки хвастают:
      - Наши войски бились по-свойски, очень геройски. Боятся нас вести, не смеют к нам в лес лезти, нас, хвастей, ести.

      Пасла девочка гусей, а сама плакала. Пришла хозяйкина дочь, спросила:
      - Чего, дура, ревёшь?
      Девочка сказала:
      - Отчего у меня крыльев нет? Я хочу, чтобы у меня крылья выросли.
      Хозяйкина дочь сказала:
      - Вот дура, - ни у кого нет крыльев, - на что тебе крылья?
      А девочка отвечала:
      - Я бы всё по небу летала, да во весь бы голос песни пела.
      Хозяйкина дочь сказала:
      - Дура, как у тебя могут вырасти крылья, коли у тебя отец батрак! Вот у меня, пожалуй, вырастут.
      Облилась водой из колодца, и стоит на грядке на солнце, чтоб крылья лучше росли.
      Шла мимо купеческая дочь, спросила:
      - Чего стоишь, красна девица?
      А хозяйкина дочь говорит:
      - А крылья рощу, летать хочу.
      Купеческая дочь засмеялась, говорит:
      - Мужичке, да ещё крылья, - не по спине груз.
      Пришла в город, накупила себе масла, намазала спину, и вышла на огород растить крылья.
      Шла мимо барышня, спросила:
      - Что, милая, делаешь?
      Купеческая дочь сказала:
      - Крылья себе рощу, барышня.
      Барышня покраснела, рассердилась, - это, говорит, не купеческое, а дворянское дело. Пришла домой, облилась молоком, стала на огороде, растить себе крылья.
      Шла мимо царевна, увидала барышню на грядках, послала своих служанок узнать, для чего она стоит… Пошли служанки, узнали, приходят, говорят:
      - Молоком облилась, крылья растит, высоко летать хочет.
      Царевна усмехнулась, и сказала:
      - Глупая, - даром себя мучит, - у простой барышни не могут вырасти крылья.
      Пришла царевна домой, облилась духами, пошла на огород, стоит, растит себе крылья.
      Прошло сколько-то времени, - все девушки в той земле одна по одной пошли на свои огороды, стоять себе на грядках, растят себе крылья.
      Узнала об этом Крылья-мать, прилетела, посмотрела, видит, что их много, да и говорит:
      - Дать вам всем крылья, так вы все летать будете, - а кто станет дома сидеть, кашку варить, деток кормить? Дам-ка я лучше крылья одной, которой раньше их захотелось.
      Так и выросли крылья у одной батраковой дочери.
      Стала она по небу летать да песни петь.

      Один гриб застраховался. Съездил в столичный город, заплатил, сколько потребовалось, на всё лето застраховался, и вернулся в свой лес. На шляпку ему дощечку малую гвоздиками приколотили, а на дощечке надпись, очень явственно обозначает: "Страховое общество Россия". Стоит гриб, и кичится. От всех грибов ему большое почтение.
      Пришли в тот лес коровы. Траву едят, грибами лакомятся, сами кутасами побрякивают да хвостами помахивают, оводов отганивают. Очень хорошо себя чувствуют. Как генералы на даче. А как подойдут к застрахованному грибу, так сейчас у них на душе неспокойно становится, и они поскорее назад.
      - Его, - говорят, - нельзя есть. Он, - говорят, - заштрахован. От него, - говорят, - надо подальше, а то ещё невзначай ногой на него ступишь, беды не оберёшься.
      Но вот подошла одна корова, хочется ей этот гриб съесть. Стоит и думает: "А что мне будет, если я его стрескаю?"
      Спрашивает других коров:
      - А где тут гриб стоит заштрахованный?
      Такой вид из себя делает, будто бы сама не видит.
      Показали.
      - А какая, - спрашивает, - на нём штраховка?
      - А вот, - говорят, - дощечка малая. Штука она маленькая, а сила в ней большая.
      Подумала корова, языком дощечку малую лизнула, рогом подпихнула, - свалилась тут дощечка малая на гнилой пень.
      - Ну, - говорит корова, - теперь штраховка на гнилой пень перешла. Нельзя теперь гнилой пень трогать, - он заштрахованный.
      А другие коровы ей мычат в ответ с большим неудовольствием:
      - На что нам гнилой пень? Нам, - мычат, - гнилого пня не надо, нам, - мычат, - грибов надобеть.
      Но, пока они так изъяснились насчёт гнилого пня, корова, не будь дура, застрахованный-то гриб и съела. Говорит:
      - Заштраховался, да не крепко.
      Съела, и пошла.
      Ну, и ничего ей так и не было.

      Говорят, что раки пятятся назад; но это - напраслина: раки ходят, как и все добрые люди, в ту сторону, куда глаза глядят.
      Вышел рак из реки, пошёл осматривать окрестности. Встретили рака братишка и сестрёнка.
      - Смотри-ка, - говорит братишка, - рак пятится.
      Обрадовались. Говорит сестрёнка:
      - Хорошо бы его поймать.
      - Он, рак-то, большой дурак, - говорит братишка, - назад пятится, сзади себя не видит, мы ему мою шапку подставим, он в неё сам вползёт, а мы его унесём, спекём рака.
      - Только ты тише, - говорит сестрёнка, - а то он услышит.
      Сели на корточки, четырьмя руками братишкину шапку распялили, ждут, когда рак в шапку припятится. А только рак не будь глуп, шапку увидел, да в сторону и свернул. Братишка и сестрёнка в ту сторону перебежали, опять шапку на рачий путь наставили, - рак опять увильнул. Мыкались, мыкались братишка и сестрёнка, видят, не поймать в шапку рака. Стали, ртишки разинули, на рака дивятся, сами рассуждают.
      - Как же он сзади себя видит? - спрашивает сестрёнка.
      Говорит ей братишка:
      - Значит, у него сзади глаза.
      - Да ведь глаза-то на голове, - говорит сестрёнка.
      - Ну, - говорит братишка, - значит, у него и голова сзади.
      Ударились со всех ног домой. Всем, большим и малым, рассказывают:
      - А что мы видели-то сейчас! - как рак пятится. И уж чудной-же он, этот рак-то! Хвост-то у него спереди, а голова с глазами сзади, - только перед с хвостом у него сзади, а зад с головою спереди.

      Большая рыба догнала малую, и хотела проглотить. Малая рыба запищала:
      - Это несправедливо. Я тоже хочу жить. Все рыбы равны перед законом.
      Большая рыба ответила:
      - Что же, я и не спорю, что мы равны. Коли не хочешь, чтоб я тебя съела, так ты, пожалуй, глотай меня на здоровье, - глотай, ничего, не сомневайся, я не спорю.
      Малая рыбка примерилась, туда-сюда, не может проглотить большую рыбу. Вздохнула, и говорит:
      - Твоя взяла, - глотай!

      В одном большом доме жил мальчик Кисынька. Папа и мама у него баловники были, на своего Кисыньку надышаться не могли, - и стал Кисынька капризным мальчишкой. Всё хочет сделать по-своему. А так как он ещё был мал и глуп, то и выходило всё у него нехорошо. И всё-то он капризничает, всё-то буянит, на маму ножкой топает, стёкла бьёт, сестрёнок и братишек колотит, а то с соседскими мальчишками в драку увяжется. Приходит в синяках, ревёт, жалуется, а сам не унимается.
      И уж такой озорной стал мальчишка, - у соседей стёкла бьёт, папе с мамой платить приходится, а ему хоть бы что.
      Вот и собрались за печкою Домашние, - нежити малюсенькие; они вместе с людьми всегда обитают, только люди их не все примечают. Не всякому тоже дано эти дела понимать.
      Собрались маленькие Домашние, сидят, толкуют, шепчутся своими шелестиными голосочками, паутинными ручками помахивают, незримыми головками потряхивают:
      - Надо Кисыньку образумить, а то вырастет Кисынька большой шалопай, со глупа ума натворит бедовых дел, осрамит на весь свет весь наш честной дом.
      Пошептались, да и порешили, - послать белых Кисыньку образумливать. Пошли к Кисыньке белые. Чистенькие, весёленькие, живыми водицами умытые, белыми тафтицами прикрытые, кудри светлые развеваются, губы алые улыбаются. Стали Кисыньку улещивать ласково:
      - Милый Кисынька, будь умником, веди себя хорошенечко, папе, маме не дерзи, малых деточек не обижай, о себе много не думай. Мы тебе, голубчик, невиданных игрушек надарим, коли ты паинькой будешь.
      А Кисынька закричал:
      - Убирайтесь, куклы тараканьи. Со всякой мелюзгой не стану разговаривать.
      А сам маминой кошечке на хвост наступил.
      Ушли от него белые, пришли серые. Все словно пылью покрытые, сами кислые да сердитые. Говорят Кисыньке скучные слова:
      - Стыдно, Кисынька, капризничать да шалберничать. Людей бы ты постыдился, Бога бы ты побоялся. Папа с мамой терпят, терпят, да и за прут возьмутся.
      А он им кричит:
      - Пошли к чорту, не мешайте.
      А сам бабушкину собачку за окошко вышвырнул.
      Ушли от него серые. Пришли чёрные. Все, как арапы чёрные, а глаза угольками горят. Кричат Кисыньке:
      - Не смей шалить, а то будет худо.
      А Кисынька им отвечает:
      - Вот нашалюсь, тогда и перестану.
      Сабелькою помахивает, лампадку опрокинул, деревянным маслом мамино любимое кресло измазал. Потом на пол сел, стал спички чиркать и на ковёр бросать.
      Тут чёрные ушли, пришли красные. Как с цепи сорвались, кричат, визжат, беснуются. Зажжённые Кисынькины спички подхватывают, к занавескам на окнах их приставляют.
      Начался тут пожар, весь дом сгорел, и уже после пожара вытащили Кисынькины обгорелые косточки.
      Плакали папа с мамой, да поздно.

      Мальчик с пальчик встретил мальчика с ноготок и поколотил его. Стоит мальчик с ноготок и жалобно пищит.
      Увидел это мальчик с два пальчика и побил мальчика с пальчик - не дерись! - говорит. Заверещал мальчик с пальчик.
      Идёт мальчик с локоток и спрашивает:
      - Мальчик с пальчик, о чём ты плачешь?
      - Гы-гы! Мальчик с два пальчика меня оттаскал, - говорит мальчик с пальчик.
      Догнал мальчик с локоток мальчика с два пальчика и больно побил его - не обижай, - говорит, - маленьких!
      Заплакал мальчик с два пальчика и побежал жаловаться мальчику приготовишке. Приготовишка сказал: я его вздую! - и вздул мальчика с локоток.
      А приготовишку за это поколотил второклассник.
      За приготовишку заступилась его мама и оттаскала второклассника.
      Закричал второклассник - прибежал его папа, побил приготовишкину маму.
      Пришёл городовой и свёл второклассникова папу в участок.
      Тут сказка и кончилась.

      Жил на свете мухомор.
      Он был хитрый и знал, как устроиться получше: поступил в чиновники, служил долго и сделался начальником.
      Люди знали, что он не человек, а просто старый гриб, да и то поганый, но должны были его слушаться.
      Мухомор ворчал, брюзжал, злился, брызгал слюной и портил все бумаги.
      Вот один раз случилось, когда мухомор выходил из своей кареты, подбежал к тому месту босой мальчишка и закричал:
      - Батюшки, какой большой мухомор, да какой поганый!
      Городовой хотел дать ему подзатыльника, да промахнулся.
      А босой мальчишка схватил мухомора и так швырнул его в стену, что мухомор тут и рассыпался.
      Босого мальчишку высекли, - нельзя же прощать такие шалости, - а только все в том городе были очень рады. И даже один глупый человек дал босому мальчишке на пряники.

      Одному хорошему мальчику тётя подарила палочку-погонялочку.
      - С этой, - говорит, - палочкой ты далеко уйдёшь, в люди выйдешь. Только не ленись. Как тебе что понадобится сделать, так ты сейчас палочку-погонялочку скричи: палочка-погонялочка, прибавь мне ума-разума.
      Вот с тех пор, что ни понадобится хорошему мальчику, зададут ли ему трудный урок, пошлют ли его куда что купить или принести, - сейчас он и кричит:
      - Палочка-погонялочка, прибавь мне ума-разума.
      И палочка-погонялочка тут как тут, начнёт хорошего мальчика подгонять, так что у него откуда ноги берутся, бежит, земля дрожит, пятки сверкают. А коли урок учить надо, так опять у палочки-погонялочки своя и на это сноровка: чуть хороший мальчик зевнёт или потянется, сейчас она его охаживать примется, мигом лень как рукой снимет.
      И стал хороший мальчик на диво послушный да прилежный. Папа, мама, дяди и тёти, дедушки и бабушки им не нахвалятся. И самому хорошему мальчику сначала такая сноровка нравилась: известно, дитя малое, неразумное; ему палочка-погонялочка спину бьёт, а он себе смеётся и очень весело заливается, хохочет. Забавно глупышу, а кожа молодая, да и своя, не купленная.
      Только вот видит он, что кожа-то у него вся в синяках. Пойдёт ли купаться, - соседские ребята смеются:
      - Опять, - говорят, - тебя твоя палочка-погонялочка исполосовала.
      - Зато, - говорит хороший мальчик, - я всякий урок выучить могу, и всякую посылку снесу без сомнения.
      И опять ребята смеются:
      - Уроки, - говорят, - ты учишь, а какую тебе за то награду дают?
      - Книжку с картинками, да в красном переплёте, да с золотыми буквами, - говорит хороший мальчик.
      А ребята ему отвечают, и так убедительно:
      - Такие-то книжки и у нас есть, да только тебе книжку дают с подделкою: серёдка-то у неё вся выдрана, - самое замечательное место мыши съели.
      Посмотрел, посравнил хороший мальчик, видит: и впрямь у ребят книжки настоящие, в полном составе, а у него вместо книжки мышиный огрызок. И стало хорошему мальчику досадно.
      Ну, думает, побегу я в чужие края, узнаю там, как мне без палочки-погонялочки да ещё того лучше прожить.
      Побежал хороший мальчик за море далеко, а палочка-погонялочка его гонит, поколачивает. Бежит хороший мальчик, плачет. Добежал хороший мальчик до избушки на курьих ножках. Вышла оттуда Баба-Яга, костяная нога, спина глиняная. Спрашивает:
      - Хороший мальчик, куда путь-дороженьку держишь? Зачем так проворно поспеваешь?
      Обсказал ей мальчик всё своё дело. Баба-Яга ему и говорит:
      - А ты, дурачок, палочку-погонялочку сломай, а надень на себя вот эту шапочку-многодумочку.
      И дала ему Баба-Яга шапочку-многодумочку. И как только надел её на себя хороший мальчик, так зарадовался и сказал:
      - Шапочка-многодумочка лучше палочки-погонялочки.
      И сломал палочку-погонялочку.
      Вернулся хороший мальчик домой, и стал жить-поживать по-хорошему, не колоченный. А как надо ему что трудное сделать, сейчас он шапочку-многодумочку наденет, и все свои дела очень хорошо рассудит.
      Люди добрые, сломайте-ка палочку-погонялочку, надевайте шапочку-многодумочку.

[в пампасы]