бывалошно время я на бане в море вышел.
Пришло время в море за рыбой идти. Все товарищи, кумовья, сватовья, братовья да соседи ладятся, собираются. А я на тот
час убегался, умаялся от хлопот по своим делам да по жониным всяким несусветным выдумкам, прилёг отдохнуть и заспал, да
столь крепко, что криков, сборов и отчальной суматошни не слыхал.
Проснулся, оглянулся - я один из промышленников в Уйме остался. Все начисто ушли, суда все угнали, мне и догонять не на
чем.
Я недолго думал. Столкнул баню углом в воду, в крышу воткнул жердину с половиком - вышла настояща мачта с парусом.
Стару воротину рулём оборотил. Баню натопил, пару нагонил, трубой дым пустил.
Баня с места вскачь пошла, мимо городу пароходным ходом да в море вывернулась и мимо наших уёмских судов на полюбование
всё кругами, всё кругами, по воде вавилоны развела.
У бани всякий угол носом идёт, всяка сторона - корма. Воротина-руль своё дело справлят, баня с того дела и
заповорачивалась, поворотами большого ходу набрала.
Я в печке помешал, пару прибавил, сам тороплюсь - рулём ворочаю. Баня разошлась, углами воду за версту зараскидывала,
небывалошну, невидалошну одноместну бурю подняла. Кругом море в спокое, берега киснут. А посерёдке, ежели со стороны
глядеть, что-то вьётся, пена бьётся, вода брызжется и дым валит, как из заводской трубы.
До кого хошь доведись, переполошится. Со стороны глядеть - похоже и на животину, и на машину. Животина страшна, а
машина того страшне. Ну, страшно-то не мне да не нашим уёмским.
Рыбы народ любопытный, им всё надо знать, а в бане новости завсегда самы свежи, самы новы. Рыбы к бане со всех сторон
заторопились.
А мы промышлям.
С судов промышляют по-обнаковенному, по старому заведению. А я с бани рыбу стал брать по-новому, по-банному. Шайкой в
воде поболтаю, рыба думат: её в гости зовут - и в шайку стайками, а к бане косяками. Мне и сваливать рыбу места нет: на
полок немного накладёшь. Стали наши рыбацки суда чередом да всяко в свою очередь к бане подходить. Я шайкой рыбу
черпаю, бочки набью, трюма накладу, на палубе выше бортов навалю, полно судно отходит, друго подходит. Это дело с краю
бани, а в серёдке баня топится, народ в бане парится, рябиновыми вениками хвощется. От рябинового веника пару больше,
жар легче и дух вольготнее.
Чтобы дым позанапрасно не пропадал, в трубе коптилку завели. Это уж без меня. Я баню топил да рыбу ловил.
В коротком времени все суда полнёхоньки рыбой набил. Судно не брюхо, не раздастся, больше меры в него не набьёшь.
Набрали рыбы, сколько в суда да в нас влезло. Остальну в море на развод оставили.
К дому поворотились гружёны суда. Тут я с баней расстался, за дверну ручку попрощался. Домой пошли - я на заднем
судёнышке сел на корме да на воду муку стал легонько трусить. Мука на воде ровненькой дорожкой от бани до Уймы легла.
Легла мучка на морску воду, на рассоле закисла разом и тестяной дорожкой стала.
За нами следом зима шла, морозом пристукнула, вода застыла. Тестяная дорожка смёрзлась от серёдки моря до самой нашей
деревни.
Мы в ту зиму на коньках в баню по морю бегали.
Рыбы учуяли хлебный дух тестяной дорожки и по обе стороны сбивались видимо-невидимо, мамаевыми полчищами. Мы в баню
идём - невода закидывам, вымоемся, выпаримся, в морской прохладности продышимся, невода рыбой полнёхоньки на лыжи
поставим. На коньках бежим, ветру рукавицей помахивам, показывам, куда нам поветерь нужна.
У нас в банных вениках пар не успевал остывать, вот сколь скоро домой доставлялись.
Всю зимушку рыбу ловили, а в море рыбы не переловишь.
С того разу и повелись зимны рыбны промыслы. Весной лёд мякнуть стал, рыбьи стаи тестяну дорожку растолкали, и понесло
её по многим становищам хорошему народу на пользу. К весне тесто в море в полну пору выходило. Промышленники тесто из
моря в печки лопатами закидывали. Который кусок пёкся караваем, а который рыбным пирогом - рыба в тесто сама влипала.
Просолено было здорово. Поешь, осолонишься и опосля чай пьёшь в охотку.
С той поры как баня жаром да паром море нагревать стала, и потепление пошло, и льды пораздвинулись, и зимы
легче стали.
