Повесть об отце я разместил в "Пампасах" - с чудесными рисунками Голи Монголина - в 2001 году. А недавно она была опубликована в книге "Начальник связи", где мои рассказы перемежаются с рассказами и воспоминаниями отца.
      Рассказ, помещённый ниже, - из этой книги. Когда отец вышел на пенсию, он сказочно разбогател. Перестал командовать людьми и нашёл дело по душе: при отделе рабочего снабжения ему дали мастерскую со станками - там одних токарных три станка, а ещё фрезерный, точильный, сверлильный, чего там только не было! Отдел рабочего снабжения (сокращенно ОРС) - это все магазины в городе и посёлках, продуктовые и промтоварные магазины на сто тысяч жителей. В этих магазинах постоянно что-то случалось - то замок сломается, то отопление прохудится, то резак для мяса затупится. И тут директор магазина на поклон к отцу: выручайте, Дмитрий Алексеевич!
      Отец чинил замки, придумывал новые резаки и прессы, конструировал системы отопления. А в благодарность получал мёд и масло, сыр и яйца, рыбу и мясо… Так что пришлось ему дома заводить второй холодильник для подаренных продуктов - в одном уже всё не помещалось. Приезжая домой на каникулы, я как сыр в масле катался. Это я и понимаю под сказочным богатством: заниматься любимым делом и получать за него достойное вознаграждение. И так продолжалось… не год и не два, а двадцать с лишним лет! Уже когда отцу было за восемьдесят, кончилась эта лафа, - да и то не потому, что он не мог или не хотел работать, - позвали его переехать в Херсон, поближе к родне.
      Там начался у него новый виток жизни: отец стал записывать свои воспоминания. Когда они попали ко мне, я был удивлён: оказалось, у отца открылся новый дар! Не часто бывает, чтобы тот, кто хорошо рассказывает, ещё и писал интересно. Раньше отец тоже пописывал, но его очерки и статьи в местной газете казались мне заурядными. Теперь я читал его рассказы с интересом, мне захотелось их опубликовать. Но я мог и ошибаться - ведь родные часто бывают несправедливы, могут как не признавать таланты своих близких, так и захваливать их… Поэтому я решил устроить "проверку" рассказов отца и прочитал их на вечере Клуба детских писателей. Приём, который устроила им публика - писатели, критики и библиотекари, - меня окрылил: значит, действительно здесь есть то, без чего не стоит соваться в литературу!
      Предлагаемый читателю рассказ "Баян" был записан мною со слов отца.
     
     
Отступали мы от Геническа до Ростова-на-Дону.
      Там я видел воздушный бой: налетела авиация - три "мессершмитта" и три наших И-16. Но эти наши самолёты такие дрянные были, их наштамповали много. Сразу два наших самолёта подбили, так один лётчик выбросился на парашюте - и немцы его в воздухе расстреляли, такие гады, он потом камнем упал. Это потом у нас появились хорошие самолёты - "Кобра" по ленд-лизу, и свои штурмовики… А тогда были никудышние.
      Немцы сбрасывали листовки. Один раз я нашёл и журнал на немецком языке - видно, выпал с самолёта немецкого: смог тогда разобрать про Катынь и что двенадцать тысяч поляков расстреляли. Один еврей у нас читал по-немецки - и мы узнали про Катынский лес.
      Немцы тогда первый раз Ростов взяли, мы отступали через Батайск. Ночевали в соломе. Мыши на нас напали: мозоли у кого были, они пообгрызали. Начали отступать в сторону Сталинграда. Помню, переправа через Дон у Аксая. Ростов наши взяли у немцев назад, и потом мы попали на Донбасс, на шестую шахту, в деревню Шарапкино - между Краснодоном и Ровеньками. Там простояли полгода. Тут уже познакомился я с будущей женой - её взяли к нам вольнонаёмной в телеграфистки. Вначале пришла к нам её сестра Вера с дочкой. Вера была очень порядочная и красивая, дочка у неё была ещё маленькая, Света. А после пришла и моя Мария, фамилия её была Мухина, прозвали её в части Мушкой. Была у неё коса, а мне нравились девочки с косами. Девчонки там боялись под немцами оставаться, записывались в армию. У нас в роте связи состояли радистки и телеграфистки, всего было десятка два женщин. Некоторые вели себя распущенно, к ним приставали такие же ребята из части. Я старался честных девочек защищать, пользуясь своей властью старшины. А два раза в году у нас проходили медицинские проверки - и мы уже все в части знали, сколько честных девушек у нас…
      Когда мы стояли на шахте у деревни Шарапкино, командир батальона узнал, что я играю на баяне. В задачи батальона входило не только обслуживание самолётов и обеспечение связью - нам надо было ещё и отдых для лётчиков на земле организовать, делали вечера, на которых лётчики танцевали. А что за отдых без баяна? Вот Неймарк и дал распоряжение: надо найти баян для Нечипуренко.
      Кто-то узнал, что есть баян в Китай-городке. Там в землянках жили в основном раскулаченные и у одного человека был баян. Приходим мы к нему вместе с Исайкиным:
      - Так и так, у вас баян.
      - Есть.
      - Мы хотим его выменять для части. Что вам нужно: продукты, вещи - мы дадим за баян.
      - А кто на баяне будет играть?
      Я на этом баяне поиграл, попробовал. Он глянул на меня и говорит:
      - Тебе я готов отдать. Не надо продуктов, ты мне на память давай китель (а я ходил в лётной форме тогда) - и часы.
      Часы были с Дальнего Востока, японские. Вот за такую чепуху я получил баян. И потом под него сам Покрышкин танцевал, прославленный ас, который к концу войны сбил более пятидесяти немецких самолётов.
      У меня дома на родине тоже был баян, так его, когда немцы пришли, мама на огороде зарыла. И когда наши уже освободили деревню, то кто-то сказал, что у неё баян. Она отрыла - и солдатики тут стали играть и танцевать…
      Играют и играют. А потом ушли - и баян тот унесли.
      Мама сидит перед хатой - и плачет.
      Тут подъехала машина. Там военный чин:
      - Что ты, бабушка, плачешь?
      - Да вот, солдатики ваши у меня баян забрали. А это же моего сыночка баян, он тоже в армии служит.
      - Не плачь, бабушка, вернут тебе баян.
      И газанул…
      Часа через два приходит этот парень с баяном:
      - Да мы и не думали забирать, хотели только в другом месте поиграть…
      Мама мне, как только их освободили, написала письмо. Рассказала, что бывший голова нашего колхоза Проскура служил немцам, боялся, чтобы те его не расстреляли. Так его люди не выдали, что он колхозным начальником был. Как только немцы пришли, они начали собирать тёплую одежду - и он бегал, им помогал. И после войны его уже никто не трогал, он меня встречал из армии и умер по старости. А того заядлого коммуниста Мороза, что ко мне приставал, немцам выдали на третий день, - и те его кинули в колодец.
      Прислали на место командира взвода связи лейтенанта Френка. Его никто не любил, был он совсем никудышний, ножки кочерыжкой… Наш водитель Макаренко научился азбуке Морзе и стал на своёй пипикалке сигналить: "Френк дурак, Френк дурак"… А Френк ко мне подходит и спрашивает:
      - Старшина, что это он передаёт?
      - Так вы сами азбуку Морзе знаете - я-то здесь при чём?
      После этого вызвал меня майор, заместитель по политчасти, фамилия у него была страшная: Лев.
      Глазами чертячими смотрит, достаёт пистолет и кладёт на стол.
      - Вы что, против евреев выступаете?
      - Да вы что, найдите хоть одного человека, чтоб это подтвердил.
      - Если я услышу, что вы выступаете против евреев, пристрелю на месте.
      - У меня мысли такой не было. Я одного в части не люблю - так он белорус, Козловский.
      Правда, этот Козловский мне много крови напортил. Он на меня уже в конце войны донёс, и меня лишили отличного ружья. Но это отдельная история, потом расскажу. А тогда, когда мы ещё отступали, нам дали задание: дождаться, пока не заберут листовки, которые должны были разбрасывать на оккупированной территории наши самолёты перед отступлением.
      Вот сидим мы, ждём. А Френк всё скулит, ко мне пристаёт:
      - Старшина, когда уедем?
      - Пойдите сами, спросите у командира полка.
      Он, хотя и боялся того, но пошёл.
      Командир полка на него как заорал:
      - А, гадёнеш, ты как тут оказался? Я же тебя в ларьке в Ростове видел! Ты куда спрятался? А ну на передовую!
      Тот вернулся к нам, весь дрожит. Уже темнота наступает, дождь пошёл и все уехали давно - и за листовками никто не приходит. Едет какая-то машина, остановилась - и знакомый подрывник из нашего полка окно протирает и к нам заглядывает:
      - Вы что тут делаете?
      - Листовки должны передать.
      - Самолёты уже давно все улетели, какие листовки! Мы уже капониры* взорвали, мотайте быстрее!
      Водитель у нас был отличный, Кульбака, он надел цепи на колёса - и как дал по газам! Нам повезло, что мы ночью ехали: тех, кто ехал днём, немцы бомбили и расстреливали. Мы встретили там по дороге автобус метеостанции со своей части разбитый, машины заправки разбомблённые в кювете.
      Так как ехали мы на спецмашине, нас никто не проверял.
      Доехали мы до Бирюково.
      Тут какой-то лейтенант остановил нас. Документы проверяет - и внутрь заглядывает. А там на столе стоял баян.
      - У вас тут баянчик... А ну, давай его сюда!
      - Не отдадим баяна!
      Наши ребята тут начали вооружаться: один гранату достал, другой - карабин.
      Лейтенант говорит:
      - Неподчинение? Сейчас мы вас тут остановим!
      Отдал своим приказ: его солдаты занимают позиции, наводят на нас уже и пулемёты.
      Людей вокруг собралось полно, им интересно, чем же дело кончится: отдадут лётчики баян или нет? А дело было в низинке. Тут мы видим, что на пригорке остановилась машина. Метров сорок от нас. Вышел из неё человек - и стоит в длинной шинели, как Дзержинский. Мне рукой махнул.
      Я подбегаю - смотрю, он по званию капитан.
      - Что такое, - спрашивает, - почему люди собрались?
      - Да вот, у нас спецмашина, приказано не проверять, а они задумали проверять. Придирается лейтенант, баян хочет забрать.
      - А что у вас в машине?
      - Радиостанция.
      Капитан махнул лейтенанту.
      Тот к нему подбежал. Капитан назвал цифру, до сих пор помню:
      - 56!
      Лейтенант вытянулся перед ним - и говорит нам:
      - Уезжайте!
      Они там остались - но что капитан с ним сделал, так и не знаю.
      Когда мы отступали, один старик вышел из хаты и сказал:
      - Эх вы, вояки… Пока не наденете погоны, будете тикать!
      Мы думали тогда: какие погоны? Это же в царской армии были погоны. А у нас форма со знаками отличия на петлицах, без погон. Совсем спятил дед!
      Пришли на Кавказ - и точно, надели погоны.
      И начали наступать.

 

* Капоиир (фр. caponniere - ниша) - обвалованное место стоянки самолёта на аэродроме, защищающее его от воздействия осколков и ударной волны.

[в пампасы]