Папа сидел за столом и писал письмо тете Дусе. Стол был раздвижной, из двух половинок.
      Только папа написал: "Дорогая Дуся, здр..." - как его ручка попала в щель между двумя половинками стола, и письмо прорвалось. На месте неоконченного слова "здр" оказалась самая настоящая дырка.
      Папа взял новый листок бумаги и снова написал:
      "Дорогая Дуся, здр..." Др-р-рык! - дрыкнула ручка и снова застряла в щели.
      - Это не письменный стол, - сказал папа, - а стол для делания дырок в письмах. Очень удобно, быстро и надежно!
      Потом он лег на пол и стал там писать письмо. Но в полу между досками тоже были щели. "Дорогая Дуся, - писал папа, - здр..." Др-р-рык! - дрыкнула ручка и снова проделала дырку.
      Папа совсем загрустил и сидел на полу в полной растерянности.
      - Не расстраивайся, - сказал я ему. - Хочешь, пиши на моей спине. Она гладкая и мускулистая.
      Папа потрогал мою спину, сказал "Ого!" и начал писать на моей спине.
      "Дорогая Дуся! - писал папа. - У нас дома полным-полно дырок. Поэтому все мои "здравствуй", предназначенные тебе, провалились неизвестно куда. Теперь я пишу на гладкой и мускулистой спине моего любимого сына, но боюсь утомить его. К тому же ему очень щекотно. Поэтому письмо будет очень коротким. Возвращаю по назначению все провалившиеся "здравствуй" тебе: здравствуй Дуся, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй!.. До свидания, Дуся".
      Скоро пришел ответ от тети Дуси. Она признавалась, что никогда в жизни не получала такого замечательного письма с таким огромным количеством пожеланий здравствовать. Теперь она чувствует себя замечательно, здравствует без конца и посылает нам с папой миллион воздушных поцелуев: "Чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок!.."

Целый час папа воспитывал меня. В который раз он уже повторял:
      - В твоем возрасте я был серьезнее!..
      И тут что-то тренькнуло, грохнуло, зашипело и вспыхнуло. Когда дым рассеялся, рядом со мной стоял мальчик в коротких штанишках. Его коленки были исцарапаны, воротник рубашки наполовину оторван, а под левым глазом светился здоровенный синяк.
      - Ты кто такой?! - удивился я.
      Он зашмыгал носом, а потом сказал:
      - Я твой папа. Только... в твоем возрасте.
      - Ну и ну! - сказал я. И еще раз осмотрел его с ног до головы. - А ты в моем возрасте был меньше меня.
      - Конечно, - согласился мальчик-папа. - Мы с мамой тебя в спортивную школу устроили. Ты работаешь над своим развитием. А я просто во дворе болтался...
      - Зато у тебя синяк отличный! - сказал я с завистью.
      - А-а-а... - махнул он рукой. - Дал тут одному по шеям.
      - Пойдем погуляем? - предложил я.
      - Ура! - закричал мальчик-папа и рванул на улицу.
      Когда я вышел из подъезда, он уже сидел на дереве и махал мне оттуда рукой.
      - Ты же запрещаешь мне лазать по деревьям, - сказал я.
      - Да ла-а-адно, - протянул он. - Главное, чтоб мама нас не застукала.
      Я забрался к нему, и мы стали качаться на сучке. Потом сучок обломился и мы упали вниз. Папа первый, а я второй. Прямо на него.
      - А ты тяжелый, - сказал он, вылезая из-под меня. - Давай поборемся?
      И мы стали бороться. Боролись мы совсем недолго. Потому что я папу сразу поборол.
      - У меня просто настроения нет бороться, - сказал он грустно.
      - Да ла-а-адно, - протянул я. - Не огорчайся. В другой раз ты меня поборешь.
      - Ты только маме не рассказывай, - попросил он, - что победил меня.
      - Ты тоже не жалуйся, - попросил я. - Ведь я тебе воротник рубашки совсем оторвал.
      - Пустяки! - сказал папа и швырнул воротник в мусорную кучу. - Если мы будем держаться друг друга, то в этой жизни не пропадем.
      И тут кто-то окликнул нас из подворотни.
      - Эй, пацаны! Ну-ка быстро сюда!
      Там стояли двое взрослых, лет по тринадцать, парней. Когда мы подошли к ним, они сказали:
      - По двадцать копеек, салаги! Быстро!
      Я похлопал себя по карманам и сказал:
      - У меня нет денег...
      - А ты попрыгай! Может, зазвенит, - приказал ухмыляясь один парень.
      Тут мой папа нахмурился, пригнул голову и с криком "А-а-а!" ударил этого парня головой в живот. Это был здоровский удар. Я такого от папы не ожидал. Парень тот сразу кубарем покатился.
      А я в этот момент на другого набросился. Двинул ему разок!
      В общем, они убежали от нас на другую сторону улицы и завопили:
      - Ну салаги, держитесь! Сейчас мы своих парней приведем!
      Они не соврали. И привели еще пятерых парней. Нас стали окружать со всех сторон.
      - Держись, сынок! - сказал мне мальчик-папа. - Сейчас нам придется туго.
      Они уже начали нас бить, когда во дворе появилась наша мама. Их тут же как ветром сдуло. Мама едва успела им нашлепать.
      Потом она отвела меня и мальчика-папу к нам домой, помазала царапины йодом и напоила киселем.
      Только мама вышла из кухни, как папа говорит:
      - Мы с тобой вдвоем, конечно, сила. Ну а втроем с мамой - вообще о-го-го! Давай держаться втроем?
      - А ты не будешь больше говорить, что в моем возрасте был серьезнее и воспитывать меня по два часа?
      Мальчик-папа посмотрел на свои царапины, синяки, изорванную рубашку, вздохнул и пообещал:
      - Не буду!
      Мы пожали друг другу руки. Тут опять что-то тренькнуло, грохнуло, зашипело и вспыхнуло. Когда дым рассеялся, передо мной снова стоял взрослый папа.

Посвящается Валерию Роньшину

Мы с папой отдыхали летом на реке Оке. И вот мы приплыли на лодке к одному острову.
      - А что такое "в глубь острова"? - спрашиваю я папу.
      - Что? - не слышит он из-за плеска волн.
      - Во всех книжках про путешественников и пиратов написано: "И тогда они отправились в глубь острова"... Это так здорово! Давай и мы попробуем - что это такое "в глубь острова"!..
      И мы с папой попробовали. Стали продираться сквозь густые заросли. Там было много всякого мусора: пустые консервные банки, бутылки, обрывки картона и газет...
      Скоро мы выбрались на противоположную сторону. Никакого "в глубь острова" мы не почувствовали.
      - Давай попробуем еще раз! - предложил папа.
      И мы снова стали продираться сквозь заросли и спотыкаться о разный мусор.
      И вот мы снова оказались у нашей лодки.
      Это сладостное "в глубь острова" ускользало от нас, невидимое глазу.
      Тогда мы с папой разожгли костер, скипятили в котелке воду и бросили туда найденные на острове листья ежевики, брусники, смородины и зверобоя. Чай получился та-а-акой пахучий!
      Мы пили его, охали и причмокивали.
      - Хорошо тебе? - спросил меня папа.
      - Очень! - кивнул я, вытирая со лба пот блаженства.
      - Вот это и называется "в глубь острова", - сказал папа.

[начало] [в пампасы] [продолжение]