Маринка была девочка как девочка. Худенькая такая, волосы не то рыжие, не то русые, и всегда взлохмаченные. Бабушка за это на Маринку ворчала: ну всем хороша девка - глаза голубые, щёки румяные! Ещё бы косицу заплела! И с гордостью показывала стоящий на комоде снимок. С чёрно-белой фотографии на Маринку весело смотрела девочка с двумя толстыми короткими косками, свёрнутыми каральками над ушами. Девочка была очень похожа на Маринку, а если расчесать эти дурацкие косички, то вообще не отличить. Звали её Ксюша. А сейчас она Ксения Львовна, или бабуля, - для кого как.
      Жили они дружно, да и ссориться было некогда. Ксения Львовна работала корректором в трёх издательствах и пропадала на работе часов до восьми. Домой приходила усталая, с папками под мышкой, и когда Маринка после ужина затихала в своей комнате, бабуля садилась на диван, придвигала поближе журнальный столик с лампой, доставала из папки листы и принималась читать, чиркая карандашом и ворча. Корректор - это Маринка знала - читает книжки, которые пишут разные писатели, и исправляет этим писателям ошибки. Оценок не ставит, хотя иногда ошибок у писателей бывает больше, чем у Лёхи 42-го в диктанте.
      Лёха, Маринкин сосед по парте, иногда задумывался и не слышал, что ему говорили. И диктанта не слышал. И даже вызова к доске. А потом словно возвращался из какого-то далёкого мира и отвечал невпопад. 42-м Лёху прозвали после того, как однажды на физре, вот так вот задумавшись, он по команде физрука "На первый-второй рассчи-тайсь!" вдруг, вытаращив глаза, бодро гаркнул: "Сорок второй!" Оставшуюся часть урока все покатывались, а за Лёхой закрепилось: 42-й.
      Лёха был Маринкин друг. С ним дружить хорошо. Во-первых, длинный. Если вечером с ним из школы возвращаться, никто даже снежок в спину не бросит: мало ли, здоровый такой, захочет за девочку заступиться - удирай от него потом! А во-вторых, ему можно рассказать любые тайны - ни за что не выдаст. Друзей у Маринки было немного: бабуля, бабулин кот Ксенофонт, Лёха, коричневый мишка Васенька и Прохор. Вот Прохор - это как раз и была Маринкина тайна, но о ней мы расскажем чуть позже.
      Маринка переехала жить к бабушке и пошла в другую школу, когда папа на целый год уехал добывать нефть. За эту работу ему должны были заплатить много денег. И тогда Маринкиной маме Соне в далёкой стране сделают операцию и она перестанет болеть. А пока мама жила то в больнице, то дома, вместе с чужой тётенькой, которую называли "сиделка". Мама с трудом ходила даже по комнате; в квартире пахло лекарствами; Маринке казалось, что дома под потолком повисла тяжёлая тёмная туча и вот-вот начнётся гроза. В общем, Маринку решили на год отправить к бабушке.
      К маме Маринка ездила по воскресеньям. Поначалу она дважды удирала из школы и от бабушки и зайцем (денег у Маринки не было) добиралась домой. Но мама так расстраивалась от её поведения, что Маринка твёрдо решила дотерпеть до мая, хотя и придётся жить на другом конце города и ходить в новую школу, где девчонки говорят только о лакированных сапогах и всякой такой ерунде. Если б не Лёха, Маринка умерла бы там со скуки. И если б не Прохор.

Когда Маринка второй раз возвращалась от мамы, её поймали контролёры. В троллейбус с двух концов зашли сердитые тётки и завопили: "Билетики покажем!" Пассажиры испуганно доставали билеты. Маринка смотрела на тёток и молчала. Она сразу поняла, что рассказывать им, откуда она едет и почему у неё нет билета, не стоит. Тётки вцепились в Маринку, крича на весь троллейбус, что она заяц. А на остановке вытолкали на улицу, повторив напоследок: "Как не стыдно быть зайцем!"
      - Вот ещё, - раздался рядом чей-то голос. - Зайцем быть совсем не стыдно. Зайцем быть просто отлично!
      Маринка повернула голову и увидела… зайца. Белого и пушистого, хотя на улице стояла ранняя осень и Маринка знала, что зайцы белеют только к зиме. Но этот заяц был белый! Он улыбался, стоя на задних лапах и протягивая Маринке правую переднюю. Маринка робко подала зайцу руку и заметила, что они примерно одного роста.
      - Прохор, - представился заяц. - Жил в лесу. Надоело. Пришёл в город. Ищу друзей.
      - М-м-марина, - запинаясь ответила Маринка.
      - Вот и прекрасно. Церемонии закончены, теперь мы друзья! Пошли к тебе домой!
      - Но я не знаю, что скажет бабушка… - начала Маринка, но Прохор её перебил:
      - Ничего не скажет. Если я не хочу, чтобы меня видели, меня не видят. Посмотри вокруг!
      Маринка огляделась. Люди шли мимо, словно и не стоял возле остановки белоснежный заяц на задних лапах.
      - Я волшебный заяц, - усмехнулся Прохор. - Пошли?
      Прохор поселился в Маринкиной комнате. Спать он устраивался у неё под кроватью, и бабуля не переставала удивляться, какой чистюлей стала её внучка: полы в своей комнате Маринка мыла теперь каждый день! Прохор мог ничего не есть, оставаясь при этом бодрым и весёлым, зато очень любил сладкое, и Маринке приходилось прятать для него конфеты, которыми её угощала бабушка.
      Прохор сопровождал Маринку в школу. Там он устраивался под партой, а если кто-то из учеников болел, садился на свободное место. Маринка представляла, какие лица будут у одноклассников и учительницы, если Прохор вдруг станет видимым. Один раз такое уже случилось.
      В тот день Маринка получила письмо от папы. Он писал, что скучает, но останется работать ещё на полгода, а то и на год. Ещё год! Маринка села на кровати и, сжав кулаки, объявила:
      - Раз так, я сегодня в школу не пойду! А может, и завтра не пойду. Два года в ней я всё равно не выдержу!
      - Правильно! - подхватил Прохор. - Сегодня мы в школу не пойдём! Сегодня мы пойдём в парк!

До парка они доехали на троллейбусе. Контролёров на этот раз не было. На остановке "Городской парк" Прохор спрыгнул на тротуар, как настоящий заяц, подал Маринке лапу, и они пошли прогуливаться по дорожкам - невидимый Прохор и больше обычного растрёпанная Маринка. Со стороны это выглядело странно: худенькая девочка, сделав руку бубликом, медленно вышагивает по аллее, разговаривая сама с собой.
      Вдруг Прохор большими прыжками кинулся вперёд. Маринке ничего не оставалось, как пуститься следом, стараясь никого не сбить по дороге. Оказывается, Прохор увидел карусель! Покататься на карусели - разноцветной, с лошадками - было его мечтой. Зайчиха Марфа Тимофеевна, бабушка Прохора, сделала ему качели из куска бересты и сплетённых ивовых прутиков. Но Прохор мечтал о карусели!
      - Прошка, - пыталась урезонить друга Маринка, - у меня же всё равно денег нет, как мы будем кататься?
      - Зайцами! - ничуть не смущаясь, заявил Прохор. - Сегодня у нас день из жизни зайцев - ты запоминай, запоминай, потом на биологии расскажешь! - и подошёл к старичку, который отрывал билеты. - Здравствуйте! - деловито бросил он билетёру. - Тут девочка с зайцем, так мы пройдём?
      Маринка увидела, как старичок замер, глядя… нет, не на неё - на Прохора! Ой, что сейчас будет!
      Но ничего не было. Билетёр, заикаясь, как когда-то увидевшая Прохора Маринка, пробормотал:
      - П-п-проходите, пожалуйста! Выбирайте! Лошадки почти все свободны…
      На карусели Прохор совсем потерял голову от счастья. Махая лапой народу, который остановился поглазеть на едущего верхом зайца, он вдруг спрыгивал с лошадки и, сделав пару кругов вокруг карусели, как заправский джигит взлетал на своего раскрашенного коня. И, глядя на него, Маринка подумала, что, пожалуй, два года в новой школе она выдержит.

Прогулка в парке пришлась на последний в этом году тёплый денек. Похолодало, пошли бесконечные дожди, и ветер носил по заплаканному городу жёлтые и красные листья. У Маринки заболела учительница, и детям велели три дня не приходить в школу.
      Маринка очень любила в дождь стоять у окна и смотреть на улицы и крыши. От вида за окном дома становилось ещё уютнее, и она жалела редких прохожих, которые семенили по лужам, вцепившись в почти бесполезные зонтики. Маринке же строго-настрого было запрещено выходить во двор.
      - Лужи такие, что не обойдёшь! - бабуля с сожалением разглядывала свои новые тёмно-коричневые ботинки. - А ты как ноги промочишь, так сразу у тебя и насморк, и ангина. Ты что, лечиться хочешь?
      Маринка не прочь была пару дней поболеть - не тяжело, слегка. Вместо школы лежать на диване и читать книжку ей нравилось. Но вот лечиться - ставить горчичники и компрессы, глотать горячее молоко с пенкой, надевать на ночь колючие шерстяные носки - этого Маринка терпеть не могла. И послушно сидела дома.
      Когда же выйдет солнце! Маринка вздохнула и подняла глаза к небу. Солнца по-прежнему не было. Зато было кое-что другое. На густом чёрно-сером фоне появилась розовая точка. Она приближалась, и наконец стало видно, что у точки длинные белые уши! Прохор! Как в любимой книжке про Мэри Поппинс, Прохор слетал с небес на зонтике. На розовом Маринкином зонтике, на котором, кстати, были нарисованы белые зайцы. Улавливая ветер, Прохор ловко управлял зонтом и, пролетая мимо окна, где замерла Маринка, помахал ей лапой. Приземлившись возле дома, он сложил зонтик, стряхнул с лап воду и вошёл в подъезд.
      Когда через пару минут Маринка отворила дверь, Прохор церемонно протянул ей лапу.
      - Позвольте представиться: Прохор, летающий заяц. В этом доме есть ещё зонтики? Дети должны совершать прогулки, это полезно для здоровья! - И, напустив на себя важный вид, добавил: - Однако ходить по лужам вредно. Выход? Гулять по воздуху!
      - Никогда не летала на зонтике… - пролепетала Маринка, но притащила из прихожей запасной зонт.
      - Я тоже, - сказал Прохор. - Летал на лопухе, летал, держа за ногу большую птицу с кривым клювом, летал на большом-пребольшом куске бересты. Но на зонтике летать гораздо удобнее!
      Маринка покорно поплелась по лестнице вслед за Прохором. В голове у неё было пусто и весело, а в животе тяжело и страшно.
      - Я знаю волшебные слова, - пошевелив ушами, успокоил Прохор. - Держись за мою лапу и - вперёд! - и запрыгал через лужи с такой скоростью, что Маринка едва поспевала. Она, конечно, промочила ноги, и едва успела подумать, что скажет бабуля, увидев вечером два мокрых зонтика и её мокрые сапожки, как они взлетели!
      Зонт раздвигал дождевые струи, словно занавеску из бамбуковых палочек в Маринкиной комнате. Струи расступались, тихо шелестя, и Маринка летела почти сухая - если не считать мокрых ног. Наклоняя зонт, она быстро научилась менять направление полёта. Прохор прав: зонт - отличное летательное средство. Совсем освоившись, Маринка даже немного покувыркалась в воздухе; но тут они взглянули вниз и увидели, что в домах зажёгся свет. Скоро придёт с работы бабушка, надо срочно возвращаться! Прохор схватил Маринку за руку, что-то пробормотал себе под нос, и они плавно опустились перед подъездом. И тут Маринка ахнула:
      - Проша, я дверь захлопнула, а ключи забыла!
      Прохор молча раскрыл зонт, взмыл вверх и, держась одной лапой за раму, а другой складывая зонт, влез в открытую форточку Маринкиной комнаты. Маринке ничего не оставалось, как подняться по лестнице и нажать кнопку звонка. Дверь распахнулась. На пороге, протягивая Маринке лапу, стоял Прохор.
      - Раз знакомству. Волшебный заяц!
      Весь вечер бабушка с подозрением вглядывалась в раскрасневшееся Маринкино лицо и трогала губами лоб. Но Маринка не заболела. И ещё долго после этого рисовала одну и ту же картинку: город под дождём, разноцветные мокрые крыши внизу, а над ними синие, серые, розовые и фиолетовые тучи. Теперь она знала, что дождливое небо не серое - оно разноцветное. Просто чтобы это увидеть, надо взлететь.

От папы пришло письмо. Он писал, что к Новому году приедет на недельку. Папа присылал Маринке настоящие письма - не электронные, а в конвертах с марками. И каждый день, возвращаясь из школы, Маринка проверяла почту. Даже немножко волновалась: увидит ли в дырочках почтового ящика краешек конверта? Получив письмо, она раскрывала его не сразу. Несла домой, а потом долго, насколько терпения хватало, крутила конверт в пальцах, смотрела на свет, разглядывала марки и гадала, о чём же папа напишет на этот раз.
      "Привет, Мартышкин! - писал папа. - Я очень скучаю. Но скоро я вас всех увижу. Потому что на Новый год прилечу домой на целых семь дней! Такой у меня будет счастливый отпуск!"
      И Маринка начала считать дни. Теперь ей было неважно, дождь на улице или солнце, контрольная по математике или по биологии, - просто ещё один день ожидания, вот и всё. Бабушка беспокоилась, глядя на притихшую внучку. Прохор обижался и время от времени куда-то надолго исчезал.
      По выходным Ксения Львовна отправлялась с Маринкой в кино, а потом они ели мороженое в кафе.
      - Ну, ты повеселилась? - спрашивала бабушка. И Маринка не могла ей объяснить, что развеселится она, только когда приедет папа и заберёт её домой, а мама станет такой же, как раньше, - быстрой, рассеянной, и ужасной хохотушкой. А к бабушке они будут ходить по воскресеньям.
      "Вот наступит Новый год, и папа приедет", - упрямо думала Маринка, хотя знала, что папин отпуск продлится всего неделю.

Вторая четверть пролетела незаметно. Когда до приезда папы оставалось несколько дней, в квартиру Ксении Львовны позвонил почтальон.
      - Где тут Мартышкин? - спросил он. - Вам телеграмма, распишитесь.
      "Приезд отменяется Соню госпитализируют это удача не грусти скоро будем вместе скучаю целую папа".
      Кажется, Маринка так и простояла в прихожей с телеграммой в руке, пока не вернулась с работы бабушка. Увидев потерянное Маринкино лицо, она прочла телеграмму и охнула.
      - Молодец папа! Мы думали, Соню положат в больницу только летом, а он смог устроить сейчас!
      - Что устроить? При чём тут больница? - безучастно спросила Маринка.
      - Госпитализировать - значит положить в больницу!
      Бабушка сбросила пушистый бежевый беретик и коричневую куртку (она и зимой никогда не куталась, не то что другие бабушка в их подъезде) и засуетилась, забегала по комнате. Заглядывала в ящики, вытаскивая то какие-то бумажки, то старый дедушкин кошелёк, где лежали деньги, отложенные "на всякий случай".
      - Мариша, - бабушка подошла к ней и посмотрела в глаза, - ты ещё маленькая, но придётся тебе немножко пожить, как большой. Я сейчас поеду к Сонечке, надо помочь ей собраться. А потом мы с ней полетим на самолёте в город, где находится больница. Вернусь дня через три. Суп в холодильнике, там на три дня хватит. Одевайся теплее, обещают морозы. Ёлка в кладовке, игрушки там же. Нарядишь сама, ладно? Ну не плачь, не плачь - папа сделал нам самый лучший подарок! Я тебе от мамы ещё позвоню. Всё будет хорошо!
      Это было уже слишком. Мало того, что папа не приедет, так ещё и бабушка уехала. На три дня! А послезавтра Новый год. Маринка впервые в жизни осталась одна. Без ёлки, без подарков, без праздника. Только с супом в холодильнике.
      Она плюхнулась на пол прямо в прихожей и разревелась так, как никогда ещё не ревела. Почему-то обиднее всего был этот суп - вместо мандаринов и конфет.
      - Между прочим, я уже полчаса жду, когда одна девочка перестанет рыдать, - раздался у плеча знакомый голос. - Но на меня никто не обращает внимания!
      Маринка обернулась. Прохор! И, не переставая реветь, обхватила его за шею.
      Прохор откашлялся.
      - А не пора ли нам нарядить ёлку? - произнёс он и сам себе ответил: - Давно пора. Но одна девочка так любит плакать, что ей некогда пойти в кладовку и достать оттуда ёлку и три коробки с игрушками!
      - От-т-куда т-ты знаешь, что т-три? - всё ещё всхлипывая, спросила Маринка.
      - А ведь именно этой девочке, - сокрушённо сообщил Прохор потолку в прихожей, - я объяснял, что я - волшебный заяц.
      Маринка улыбнулась, шмыгнула распухшим носом и отправилась в кладовку.

Ксения Львовна не признавала настоящих ёлок. "Срубить живое дерево и через неделю выбросить - это нецивилизованно!" - поджимала она губы, видя торчащие из сугроба ёлки с обрывками мишуры и пожелтевшими иглами. Да и самой Маринке было жаль деревьев. Поэтому они с бабулей поехали в огромный четырёхэтажный "Детский мир" и купили там зелёную мохнатую ёлку, искусственную, но с виду совершенно как из леса. И три коробки игрушек в придачу.
      - Этот Новый год одна девочка запомнит на всю жизнь! - пообещал Прохор, будто бы ни к кому не обращаясь.
      Ёлка была наряжена и украшена сверху белой сверкающей финтифлюшкой. Ксенофонт тут же выбрался из угла, где сидел, пока Маринка рыдала, и устроился под ёлкой вместо Деда Мороза.
      - Но для этого надо, - продолжал Прохор, - чтобы одна девочка очень тепло оделась. - И пока Маришка натягивала две кофты, жилетку, шубу и твёрдые колючие валенки, ходил по квартире и сосредоточенно что-то искал, бормоча: "Зонтик холодно, ковёр тяжело".
      - То, что надо! - воскликнул он наконец, обнаружив шаль Ксении Львовны. Завязав на концах узелки, ухватился за два, велел Маринке держать остальные и деловито скомандовал: - Вперёд! На морковкино заговенье!
      "Ждать тебя приходится до морковкина заговенья", - вздыхала бабушка, когда Маринка делала что-то слишком долго. Прохор наверняка потихоньку заучивал любимые выражения Ксении Львовны, чтобы выглядеть таким же умным и образованным.
      На улице ветер подхватил шаль, надул, закружил, поднял над землёй и понёс. Маринка закрыла глаза, а когда открыла, увидела норку - чистенькую и тёплую. На столе, покрытом белой скатертью, стояли тарелки, и на каждой лежало что-то морковное: морковка сырая тёртая, морковные котлеты, морковный торт и ещё много такого, чему Маринка не знала названий.
      - Ну, как вам мой Прохор, не мешает?
      У стола стояла зайчиха в белом переднике и с белой косыночкой на ушах.
      - Марфа Тимофеевна, - обтерев о фартук, она протянула Маринке лапку. - Вообще-то мы живём в лесу и людям стараемся не показываться. Я всего раз видела охотников - еле от них упрыгала. Но Прохор говорит, в городе охотников нет. Там, говорит, есть дети, которым плохо без него, Прохора. Грустно им и одиноко!
      Марфа Тимофеевна хотела ещё что-то добавить, но, взглянув на круглые белые часы с морковными стрелками, ахнула:
      - Садитесь скорей! Скоро Новый год!
      И тут началось! Белые зайчата, почти незаметные в белой комнате на фоне белых стульев и белого стола, бросились к угощению. Маринка терпеть не могла морковку. Чтобы не обидеть хозяйку, она положила себе чуть-чуть морковного торта. Торт оказался таким вкусным, что она съела ещё два куска, а потом запеканку, котлету, салат из моркови… Чокаясь морковным соком, все желали друг другу заячьего счастья: прыгать повыше, бегать побыстрее и никогда не встречать охотников.
      После угощения отправились в лес лепить снежного зайца. Уши у зайца то и дело ломались, пока Маринка не догадалась вставить внутрь веточки. Потом играли в снежки, катались с горки на больших кусках бересты, прыгали в длину - и, конечно, Маринка всем проигрывала, даже самым маленьким зайчатам.
      Новогодняя ночь подходила к концу, пора было возвращаться домой. Ветер мягко подхватил их и понёс сквозь тьму и вьюгу - Маринка видела только контуры деревьев. А потом из темноты показались крыши домов. И вот уже они с Прохором стоят у своего подъезда. Маринка вдруг почувствовала, что ужасно устала. Кое-как добрались они до квартиры. Прохор устроился рядом с Ксенофонтом на ковре под ёлочкой, а Маринка отправилась к себе.
      Утром Прохора под ёлкой не оказалось. Зато лежал свёрток из белой бумаги, а в нём - кусочек морковного торта.
      На следующий день приехала бабушка.
      - Ах, Маринка, - прижав к себе внучку, говорила она куда-то в пространство, - теперь и правда всё может быть хорошо. Врачи сказали. Я им верю. А главное - Соня поверила.
      А весной Маринка стала получать письма гораздо чаще. Теперь писал не только папа, но и мама. Она обещала скоро вернуться и рассказывала всякие смешные истории, которые приключались с ней в больнице: как она по ошибке зашла в чужую палату и принялась уплетать завтрак, предназначенный совсем не ей, как потом пришла хозяйка завтрака… Дальше мама нарисовала картинки: вот она пытается залезть под столик, потому что ей стыдно, а хозяйка завтрака уговаривает её вылезти и доесть завтрак, так как сама она хочет похудеть. В общем, мама потихоньку становилось похожей на прежнюю Соню.

Прохор исчезал теперь всё чаще. Маринка знала, что он улетает к другим детям, которым нужна его дружественная лапа и широкая улыбка. Она понимала, что скоро они с Прохором распрощаются навсегда, но пока старалась об этом не думать. Летал Прохор только на Маринкином розовом зонтике, и бабушка иногда спохватывалась: где же он? вот только что в углу стоял… Маринка каждый раз придумывала что-то, и бабушка верила. А как-то раз вдруг рассказала, что в детстве, когда родители работали в ночную смену, она придумала себе говорящего кота. То есть будто бы её рыжий кот Морковкин с ней, Ксюшей, разговаривал. Вечерами она читала ему вслух книжки, а Морковкин говорил, кто из героев ему больше понравился.
      Наверное, Ксения Львовна заметила Прохора, тем более что тот перестал тщательно скрываться и даже просил Маринку познакомить его с бабушкой. Но забот и без того хватало - всё-таки конец учебного года. К маминому приезду надо было постараться и получить если не все пятёрки, то хотя бы половину. Маринка уже не была отличницей, как раньше. Её это не слишком огорчало, а мама могла расстроиться от сплошных четвёрок за год.
      Как-то раз Прохор встречал Маринку у школы после репетиции танцевального номера для выпускного утренника - как-никак Маринка заканчивала начальную школу. Когда он вышел из кустов и протянул лапу, чтобы взять Маринкин портфель, в кустах напротив раздался треск и на дорожку выскочил ошалевший Лёха.
      - О! - только и сказал он. Помолчал и добавил: - Ого! - И продолжал стоять с разинутым ртом. - А я тут мимо шёл… Вижу - ты идёшь!..
      "Как же, - подумала Маринка, - мимо шёл…"
      Прохор ничуть не растерялся и церемонно протянул Лёхе лапу:
      - Прохор. Волшебный заяц.
      Лёха вдруг тоже приосанился.
      - Алексей, - важно произнёс он, подавая руку. - А ты что, правда заяц?.. Или промоутером работаешь?
      - Пожалуйста, - обратился Прохор к Маринке, - объясни своему недоверчивому другу, что волшебные зайцы не работают промоутерами. А я отлучусь на полчасика. - С этими словами он раскрыл розовый зонтик и скрылся в вечернем небе.
      Маринка принялась объяснять. Она рассказала Лёхе про полёты над городом, про Новый год в заячьей норке, про Марфу Тимофеевну и морковный торт под ёлкой.
      - Знаешь, - сказал Лёха, - а у меня в пять лет ёжик был. Мы с ним дружили, разговаривали. А потом мы его в лес выпустили. Так он напоследок сказал мне: "Спасибо, Алексей!" Я об этом никому не рассказывал - всё равно не поверят.
      Через полчаса на дорожку приземлился Прохор. Поглядел на Лёху, потом на Маринку и неожиданно спросил:
      - Подаришь мне свой зонтик? На память?

Это случилось тёплым майским субботним утром. В мае бывают такие дни, когда весна вдруг ненадолго превращается в лето. Жаркое, сияющее, ослепительное лето. А потом будто вспоминает, что она весна, и продолжает свою весеннюю работу: поливает дождиком распустившиеся листья, погромыхивает весёлыми грозами, выпускает из-за лёгких туч солнышко и снова прячет его за сизой облачной дымкой.
      Прохор разбудил Маринку рано утром. Бабушка уже ушла в издательство. Назавтра они должны были идти к Маринке домой - делать генеральную уборку. Потому что мама возвращалась через неделю! А через месяц заканчивался папин контракт. Жизнь становилась такой, о какой и мечтала Маринка. Но с Прохором - и это она отлично понимала - придётся проститься.
      За этот год Маринка стала очень взрослой. Бабушка уставала, ей надо было помогать. Иногда у неё болело сердце и, приняв капли, она ложилась отдохнуть. Маринка готовила ужин, убирала квартиру, а после подсаживалась к ней на диван.
      В эту жаркую майскую субботу Маринка проснулась оттого, что Прохор с шумом раздёрнул шторы. Солнце заставило её открыть и тут же зажмурить глаза.
      - Вставай, ленивая девочка! Вставай не мешкая! Встречаем лето! Где твой купальник и пляжные коврики?
      Ничего не понимая спросонья, Маринка послушно нацепила купальник и сарафан, положила в сумку коврики, мишку Васеньку и глотнула на кухне молока с печеньем.
      - Надо вылететь, пока город спит! - торопил Прохор. - В этом городе сплошные сони. Но нам такое дело на руку.
      Не успела Маринка оглянуться, как они вереницей - Прохор за зонтик, Маринка за Прохора, Ксенофонт за Маринку - взлетели в пустое ясное небо. Покружив немного над городом, они спустились ниже и долго искали ровную плоскую крышу. Наконец Прохор скомандовал "Сюда!" - и они гроздью опустились на нагретую солнцем поверхность.
      Прохор достал откуда-то свёрток с морковными пирожками, морковные конфеты и кусок морковного торта. Загорая, они ели сладости и играли в слова. Маринка вспоминала смешные случаи на уроках, а Прохор рассказал, как впервые понял, что он - тот самый волшебный заяц, из тех, что изредка появлялись в их роду.
      В лес тогда пришла семья. И мальчик лет шести, рассеянный, как Маринка, убежав от родителей по заросшей малиной тропинке, заблудился да вдобавок ко всему упал и больно ушиб коленку. Он сидел на земле и плакал, а Прохор ужасно его жалел, но ничего не мог поделать: бабушка строго-настрого запретила ему приближаться к людям. В надежде, что мальчик услышит его и успокоится, он сказал, не выходя из кустов: "Сейчас придут твои родители!" И родители тут же явились - как будто Прохор их вызвал.
      Волшебники в их роду всегда помогали именно детям. Но в лесу дети теперь появлялись редко. Зато в городе было полным-полно детей, которым нужна его, Прохора, надёжная лапа, его рассудительность и его полёты.
      - Так ведь? - спросил Прохор, и Маринка поняла, что он прощается. - Меня ждут на соседней улице. Мальчик Серёжа неправильно переходил улицу - теперь он полгода не сможет выходить во двор. Ему скучно и одиноко. Завтра ты уже не увидишь меня. Даже если я буду проходить рядом. А послезавтра забудешь. Потому что послезавтра возвращается твоя мама.
      - Ну уж нет, - твёрдо сказала Маринка. - Забыть я тебя точно не забуду. А ты иногда всё же забегай. Или залетай, ладно?
      Но Прохор ничего не сказал в ответ.
      Наутро Маринка и думать о нём забыла. Они с бабушкой драили квартиру, расставляли по комнатам цветы, пекли морковный торт, рисовали плакат "С приездом!" и стенгазету "Как мы тут жили сами по себе". Маринка вырезала из бумаги сердечки и раскладывала по квартире: под подушку, в ящик кухонного стола, на полочку в ванной, между книг. Чтобы мама Соня видела, как они с бабушкой её любят.

На следующий год Маринка вернулась в свою школу. Папа тоже вернулся: он сменил работу и говорил, что новое место гораздо лучше прежнего. Бабушка стала реже бывать в издательстве, занялась пением и со своими подружками, такими же весёлыми бабушками, даже выступала в Маринкиной школе на первое сентября.
      Маринке купили новый зонтик. Синий, с облаками в виде барашков. И она стала думать, что Прохора на самом деле не было: она же взрослая девочка, пятиклассница, и не верит во всякую ерунду. Даже с Лёхой, который часто приходил к Маринке в гости, они не вспоминали о нём.
      А в мае, когда брату Васеньке исполнилось три месяца, на небе засияло такое же ослепительное летнее солнце, как год назад, когда Маринка загорала с Прохором на крыше.
      - Мариша, пойдём гулять на набережную! - предложила мама.
      И они пошли. А добравшись до места, где река делает изгиб и асфальтированная набережная превращается в поросший кустами песчаный бережок, увидели лодку. В лодке сидел большой белый заяц в морском костюмчике.
      - Прохор! - обрадовалась Маринка.
      Прохор подмигнул и как всегда церемонно протянул лапу маме Соне:
      - Волшебный заяц. Приглашаю на воздушную прогулку. Прошу садиться.
      Мама с Васенькой на руках храбро шагнула в лодку. И она тут же, безо всяких вёсел, мотора и паруса, отплыла от берега. А потом поднялась в воздух! Она плыла по небу неторопливо; рядом кружились облака, похожие на барашков, а капитан Прохор, сидя на носу, хитро поглядывал на Соню.
      - Мы же знакомы, правда? - тихо спросила мама.
      Прохор улыбнулся и подмигнул.
      - Приступаем к снижению! - торжественно объявил он.
      Лодка мягко опустилась на воду и с лёгким шуршанием скользнула на берег.
      - Друзей надо иногда навещать, - сказал на прощание Прохор. - Хотя бы раз в год!
      - Кстати, у меня есть новый зонтик. Думаю, тебе понравится! - сказала Маринка, переглянувшись с мамой Соней, которая, кажется, всё поняла. Мамы часто всё понимают без слов.

[в пампасы]