Есть на свете такие места, где совсем никого нет.
      Пусто.
      Из-за этого там сильное эхо.
      А может, такое эхо потому, что кругом камни. Скалы. И озёра, налитые в каменные ямы.
      На озёрах живут птицы - чайки и какие-то уточки. Уточки молча движутся взад-вперёд, разрезая воду грудью и оставляя за собой расходящийся стрелой след, который тянется через всё озеро.
      Между озёрами и скалами - болота. Под болотами тоже камень.
      А где есть немного земли, и даже где её нет, растут сосны, ёлки и можжевельник. Они нужны нам для того, чтобы растягивать между ними палатку.
      У нас две палатки - одна современная, дуговая, а другая растягивается на верёвочках. Её ставим мы с сестрой. Взрослые, пользуясь правом сильного, заняли новую палатку.
      Хотя между нашими жилищами всего метра три, ночью кажется, будто мы с сестрой совсем одни, в компании сумасшедшей чайки, которая кружит над стоянкой в поисках еды. Она всё время кричит или со звоном передвигает наши котелки.
      Чаек тут немного - штук пять. Целыми днями они сидят на камнях, торчащих из озера. Иногда к нашим прилетают с соседних озёр чужие чайки. Тогда собирается большая стая, которая долго горланит, решая какой-то важный вопрос. Покончив с делами, птицы разлетаются по родным озёрам, и у нас снова становится тихо.
      Ночью чаячьих собраний не бывает, других животных и людей тоже не слышно. Даже медлительные здешние комары летают молча. Только где-то в стороне проезжают поезда.
      Эхо от поездов приходит не сразу. Оно отражается от дальних скал и долго пересыпается по камням, как горох.
      Таинственный крик раздался на вторую ночь. Мы уже почти заснули, как вдруг над озером, над скалами пронёсся дикий, как будто женский, стон. Я никогда не слышал ничего подобного, но сразу подумал, что случилась беда. Может быть, кто-то тонет или падает с обрыва.
      Распахнув палатку, я выскочил на берег. Было самое тёмное время белой ночи. Я увидел ровную поверхность озера, окаймляющий его лес и жемчужное небо. Никто не тонул, иначе по воде шли бы круги. И никто больше не кричал.
      На всякий случай я заглянул в палатку родителей. Они уже спали и ничего не слышали. Иначе бы тоже вскочили.
      Каменная яма много раз отражает звук, и он приходит совсем не с той стороны, откуда вышел. Так что женщина могла не тонуть в озере, а, наоборот, заблудиться в лесу. Или завязнуть в болоте. Только, наверное, даже утопающие в болоте так не кричат. Слишком дикий голос.
      Я поёжился, представив, что где-то у нас за спиной бродит по болотам сумасшедший. Залез обратно в палатку и заметил, что сестра тоже дрожит.
      - Мне от стенки дует, - сказала она. - Давай ты туда ляжешь.
      - Хорошо, - сказал я и поменялся с сестрой местами.
      Лежать на новом месте оказалось неудобно. Какая-то штука впивалась в спину. Сунув руку под спальник, я ничего не нашёл. Значит, камень был под палаткой. Пришлось снова вылезать наружу.
      Ползать на коленках по граниту было неприятно. А когда с помощью наводящих указаний сестры я нашёл шишку и отбросил её подальше, она снова закричала. Мне пришло в голову, что так должна кричать летящая на битву валькирия из скандинавской мифологии. Я даже посмотрел вверх, но небо оставалось пустым. Только висела над каменными берегами ровная серая пелена.
      Утром я на всякий случай спросил у мамы, слышала ли она что-нибудь ночью. Лучше бы я этого не делал. Взрослые сразу начали свои шуточки. Пользуются тем, что мы слишком хорошо воспитаны, иначе тоже пошутили бы в ответ.
      - У вас, - сказал папа, - галлюцинации.
      - От свежего воздуха, - засмеялась мама.
      Рано они смеялись. Вскоре раздался новый крик. И мама, которая мыла посуду на берегу, чуть не свалилась в воду от испуга. Между прочим, берег здесь очень крутой. Это, по сути дела, крутая гора, и под водой скала отвесно обрывается вниз. Представляю, какая там глубина. Но мама удержалась на самом краю, и благодаря её наблюдательности мы узнали, кто кричит по ночам.
      - Скорее сюда! - позвала мама, и мы выскочили на берег.
      Из-за пасмурного неба и озеро было серым. И немного зелёным, потому что по берегу растут деревья. Поверх серо-зелёной воды, складываясь в частую сетку, плясали серебристые нити мелких волн. Блестящие следы тянулись за двумя чёрными птицами вроде уток, с изогнутыми змеиными шеями. Одна из них раскрыла клюв, приподняла над водой грудку, выпятила шею и застонала так, что хоть уши затыкай. Её клёкот отразился от берегов и покатился дальше, на соседние озёра и болота. И не сразу, не скоро пришло к нам откуда-то с дальних скал эхо.
      Уже в городе мы узнали точно, что слышали на северном озере крик птицы гагары.

Вечером я задержался на кухне. Пил чай и о чём-то задумался. А когда мысли кончились, смотрю - нет никого. Все спать пошли. Значит, и мне пора.
      В этот момент где-то стукнуло.
      Особого внимания на стук я не обратил: в доме полно народа, всегда что-нибудь где-нибудь стукает. Включил воду и стал чистить зубы.
      Такое со мной редко бывает. Вода в нашем деревенском доме течёт исключительно холодная, ею лишний раз умываться не станешь. Наверное, виновата рассеянность. Но холодная вода меня так взбодрила, что от следующего стука я даже подпрыгнул.
      Звук шёл со стороны входной двери. Кто-то в неё упорно и ритмично колотился.
      В гости мы никого не ждали.
      - Кто там? - спросил я.
      Вместо ответа раздался новый удар. Такой сильный, что дверь зашаталась.
      Я надел тапочки, вышел в прихожую и поглядел в дверной глазок. Но никого там не увидел.
      Конечно, это ещё ничего не значило. Стучавший мог спрятаться за углом или лечь на бетонную площадку под дверью. Собравшись с духом, я повернул ключ и резко распахнул дверь.
      Снаружи никого не было.
      Зато внутри, на пороге, сидела здоровенная зелёно-бурая полосатая лягушка. Не лягушка, а настоящий лягушачий слон. Или в крайнем случае корова.
      Вечером, пока дом был открыт, она по глупости заскочила внутрь и теперь пыталась вырваться на свободу.
      Выходит, это не снаружи стучали. Это изнутри шумела лягушка-колотушка.
      Я долго держал дверь открытой, пока колотушка не сообразила, что препятствия больше нет. Наконец она дёрнулась и вылетела на двор. Посидела немного, моргнула, развернулась и прыгнула обратно. Едва успел захлопнуть дверь перед её носом. А то бы она всю ночь колотилась.

По вечерам, в палатке лёжа, слышу я треск не треск, хруст не хруст - таинственные звуки животного происхождения. Пока не засну, разгадываю, кто это. Иногда кажется, что жаба трещит в тростнике, а в другой раз подумаю - зверь какой-нибудь.
      Какой зверь - не знаю. А у сестры спрашивать неохота. Один раз толкнул её в бок:
      - Слышишь, кто-то хрюкает?
      А она:
      - Главное, ты не хрюкай. Я спать хочу.
      Ещё биологом называется!
      А потом сестру занесло на один каменный холм глубоко в лесу. Наверное, грибы искала. Грибов нам тогда нужно было много, потому что запасы макарон подходили к концу. И там, на вершине холма, она обнаружила следы кабана.
      Какие следы - мне даже и представлять неохота. Вряд ли кабан оставил в граните отпечаток копыта. Скорей всего, просто кучу навалил. Но сестрёнка загорелась:
      - Надо его подкараулить и сфотографировать!
      Мама тоже увлеклась лесным поросёнком. Несколько раз ходила грибы собирать - и всё в сторону кабаньего холма. Когда грибы уже некуда стало класть, они с сестрой за черникой пошли, - и опять на ту горку.
      Мы с папой относились к их суете скептически. Не очень-то верили в этого кабана. Да и сама сестричка на другой день стала потише. Неудачи вообще, я заметил, делают людей лучше. Спокойнее как-то. Вместо того чтобы бегать взад-вперёд, сестра сидела на стоянке, чистила грибы, помогала маме. Но вечером массовый психоз возобновился.
      Костёр уже догорел, когда со стороны холма послышался знакомый звук, - не то стрёкот, не то хруст. Сестрёнка словно дожидалась сигнала - вскочила, заметалась. Мама за ней подхватилась. Напрасно мы с отцом предупреждали, что кабаны смертельно опасны, - женщины уже ринулись на призыв секача. Я остался у палаток, а отцу пришлось их сопровождать. Но он скоро вернулся.
      - Нет там никого.
      - А кто же тогда хрюкает?
      Отец пожал плечами:
      - Может, насекомые?
      Идея показалась мне разумной: ведь в ночном лесу никаких насекомых не разглядишь, даже если они у тебя под носом. Это объясняет, почему мама с сестрой так и не нашли источник загадочных звуков, хотя обследовали всю округу. А стрёкот не прекращался - как обычно, я уснул раньше, не дождавшись окончания концерта.
      Следующий день начался безмятежно. Мы спокойно паслись в черничнике, наслаждались пейзажами, прихлопывали редких комаров. Но за обедом спокойствие снова было нарушено невидимым зверем.
      Едва заслышав хрюканье, сестра соскочила с бревна, нарушив при этом его шаткое равновесие. Я удержался, но бутерброд с ветчиной уронил, а ветчина, что ни говори, дороже любой живой свиньи. Пришлось в качестве компенсации взять бутерброд у сестры. Она побежала за мной, я от неё, и скоро мы забыли про кабана. Только папа зачем-то ловил нас за руки и показывал пальцем вверх.
      - Ну, чего? - спросил я, когда нам надоело бегать.
      - А ты послушай, - сказал папа.
      Я прислушался.
      Загадочный звук приближался. Сначала кабан хрюкал на холме, потом - с верхушки сосны, и наконец пролетел прямо у нас над головой.
      Тогда и стало ясно, что это не кабан, а птичка, почти незаметная среди переплетённых ветвей.
      - Пи-пи-пи, хрю-хрю-хрю. Пи-пи-пи, хрю-хрю-хрю, - хрюкала и пела она над нами на два голоса: хрипло по-поросячьи и тут же тонко, словно синица.
      - Вот твой кабан, - говорит папа сестре, - летает, мелочь пузатая.
      Вскоре диковинная птица смолкла. Больше мы её не слышали. Спугнули. Хрюкает она теперь где-нибудь в другом месте.
      Недавно я прочитал, что у англичан есть такая поговорка: "когда свинья полетит". Это как у нас - "после дождичка в четверг". То есть никогда. А вот мы и видали и слыхали, как свинья летает.

[начало] [в пампасы]