Не знаю, приходилось ли тебе когда-нибудь начинать новую жизнь. Мне приходилось, сто раз. Бывало, лежишь вечером в кровати и думаешь: всё, с завтрашнего дня начинаю новую жизнь: научусь сама плести косы, буду делать зарядку, обтираться холодной водой. Или: начинаю новую жизнь, буду просыпаться на час раньше и до завтрака читать книжку.
      Но иногда новая жизнь начинается сама, хочешь ты этого или не хочешь. Например, если переезжаешь жить на новое место.
      Мне уже исполнилось шесть лет, когда наша семья получила отдельную квартиру. И поначалу меня это совсем не обрадовало. Почему? Да потому, что ничего более интересного, чем наш старый арбатский дом, я тогда ещё не видела. Представь себе огромную коммунальную квартиру с множеством соседей, комнат, закоулков, с чёрным ходом. Холодными вечерами папа топил печку: за маленькой тяжёлой дверкой, похожей на вход в крепость гномов, разгорался яркий огонёк - сначала неуверенно и вдруг сильно, с гудением. Белая кафельная стенка над дверкой становилась горячей и потом долго хранила тепло.
      Много увлекательного было и у соседей: у одних - гигантский, во всю стену, аквариум, в котором медленно плавали большие рыбки и маленькие черепашки; у других - пружинная кровать под зелёным покрывалом, на которой мне иногда разрешали прыгать.
      А однажды мама с папой подарили мне живую птицу со строгой мордочкой и жёлтой грудкой - синицу. Я её сразу полюбила и назвала Карлушей. Но как раз в это же время соседи завели здоровенного рыжего кота. Так его и звали - Рыжий. Думали, что он станет охотиться на мышей, которых в нашем деревянном доме было множество. Но Рыжий предпочёл охотиться на Карлушу.
      Целыми днями кот просиживал у двери в нашу комнату. И когда ему удавалось проникнуть за дверь, он стремительно влезал на мой трёхколёсный велосипед и с него как раз доставал до птичьей клетки. Вцепившись тремя лапами в сидение велосипеда, одну лапу Рыжий по локоть запускал между металлическими прутьями и так застывал, изредка пошевеливая пальцами с когтями. Карлуша, вереща, отскакивал к противоположной стенке своего жилища и тоже замирал. Так они и таращились друг на друга, время от времени издавая тревожные вопли, пока кто-нибудь не вытаскивал сопротивляющегося Рыжего за шиворот из комнаты.
      Но эта война продолжалась недолго, вскоре бедный Карлуша начал хиреть. Как нам объяснил мой дядя, бывший лесник, от обжорства. Оказывается, птицу, живущую в клетке, надо кормить умеренно, по расписанию. А я давала Карлуше столько зёрнышек, сколько он съест. Да ещё радовалась его отличному аппетиту.
      И тогда мама, папа и я решили отпустить нашего пернатого друга на волю и больше никогда не держать птиц в клетке. Птицы должны жить свободно, летать где хотят, и тогда всё у них будет в порядке.
      А Рыжий так привык бывать в нашей комнате, что продолжал забегать и без Карлуши. Ворвётся, опрометью заберётся по шторе под самый потолок и отдыхает, дремлет. Вообще красивый был кот, все жильцы большой квартиры его баловали, подкармливали чем-нибудь вкусненьким. Поэтому ни одной мышки он так и не поймал.
      И вот всё это кончилось. Новая квартира показалась голой, очень светлой и чужой. Никаких соседей, никаких таинственных закоулков. Даже мышей нет. Конечно, хорошо, что последний этаж, - далеко видно, можно различить на горизонте тоненькую иголочку Останкинской башни. Но всё равно грустно.
      Мама не разделяла моих печальных настроений. Она целыми днями убиралась в квартирке, украшала её, радостно напевала.
      - Пойди погуляй до обеда, - весело сказала мама. - Смотри, какое солнышко!
      Я понуро вышла во двор. Справедливости ради надо сказать, что двор здесь был хороший, большой, с качелями, каруселями, песочницей и деревянной горкой.
      Вслед за мной из подъезда выбежала худенькая юркая девочка с хитрыми глазками.
      - Ты новенькая? - сразу спросила она. - Из двадцатой квартиры? А меня зовут Ира. Тебе сколько лет?
      - Шесть, - ответила я. Ира мне не нравилась.
      - Врёшь. Мне пять, а я тебя выше.
      - Не вру.
      - Нет врёшь!
      - Не вру! Я скоро в школу пойду!
      Но Ира уже не слушала, она на разные голоса повторяла: "Вру-шка! Вру-шка!"
      Я повернулась и бросилась обратно домой. Новая жизнь оказалась явно хуже прежней, и от этого в горле першило, на глаза наворачивались слёзы. Но поднимаясь по лестнице на пятый этаж, я успела немного успокоиться. Что же делать, надо как-то жить дальше. Конечно, ни о какой дружбе с крикливой Ирой речи быть не могло. Ну и ладно, буду гулять с Яшей.
      Яша - моя гордость, моя плюшевая обезьяна с розовым личиком и длинным гнущимся хвостом. Папа говорит, что Яша точь-в-точь похож на живую мартышку.
      Я посадила Яшу в кукольную коляску и снова вышла во двор. За время моего отсутствия неприятная Ира успела куда-то исчезнуть. А навстречу мне шла удивительная девочка - от изумления я даже забыла грустить! Начнём с того, что одной рукой эта девочка толкала перед собой кукольную коляску с плюшевой обезьяной! Правда, обезьяна, при ближайшем рассмотрении, оказалась много хуже Яши - какая-то толстая и совсем без хвоста. Но всё равно, согласитесь, удивительное совпадение! И это ещё не всё! Девочка была моего роста и моего возраста, одета, как и я, в яркую футболку и коротенькие шорты. Вообще она так походила на меня, что я бы не поверила своим глазам, если бы она не была беленькой-беленькой - с короткими льняными волосами и светло-серыми глазами. Я подумала о своих тёмных косичках и карих глазах и облегчённо вздохнула.
      - Тебя как зовут? - серьёзно спросила беленькая девочка.
      - Аня. А тебя?
      - А меня Ира. Давай дружить.
      Честно говоря, мне показалось странным, что всех девочек в этом дворе зовут Ирами. Тем временем моя новая знакомая продолжала:
      - Ирка из четырнадцатой квартиры сказала, чтобы я с тобой не водилась. Поэтому я и хочу с тобой дружить. Ирка противная, не обращай на неё внимания.
      - Ладно, - кивнула я. - Хочешь, я тебе покажу на деревьях почки, которые можно есть?
      - Какие почки? - не поняла Ира.
      - Липовые. Почки "варежкой". Меня мой дядя научил. Он бывший лесник. Пойдём?
      - Пойдём! - обрадовалась Ира.
      И мы покатили своих обезьян к нескольким невысоким липам, растущим в углу двора.
      Почки липы действительно съедобны. То есть если человек умирает от голода и случайно оказывается в какой-нибудь липовой аллее, он спасён. Но если он не умирает от голода, а, наоборот, вот-вот собирается сытно пообедать, липовые почки лучше не есть. На вкус это нечто травянистое и склизковатое.
      - Ну как? - настороженно спросила я, когда Ира, наклонив тоненькую ветку, отщипнула одну почку.
      - Здорово! - последовал радостный ответ.
      И тут я поняла, что нашла настоящую подругу. Может быть, даже на всю жизнь. Такая подруга не подведёт, не струсит! Не разревётся в самый неподходящий момент!
      В это время над нашими головами звякнуло окно и голос моей мамы позвал: "Аня! Обедать!" Секундой позже распахнулось соседнее окно: "Ира! Обедать!"
      - Это моя бабушка, - пояснила Ира. - Слушай, Аня, а ведь мы соседки по лестничной клетке! Вот здорово!
      - Будем ходить в гости!
      Когда мы, пыхтя, дотащили своих обезьян и коляски до пятого этажа, моя подруга сказала:
      - Приходи ко мне вечером. Я умею готовить морскую похлёбку, которую едят все моряки на кораблях.
      - Откуда ты знаешь?
      - А у меня папа - капитан дальнего плавания, - небрежно ответила Ира.
      - Да-а? - изумилась я. - И где он сейчас плавает?
      - Сейчас нигде, сейчас он дома.
      И, привычно повернувшись к двери своей квартиры спиной, Ира оглушительно постучала в дверь каблуком (как ты понимаешь, до звонка нам было ещё не достать). Я последовала её примеру, про себя думая сразу о двух вещах: во-первых, в какой удивительный дом я попала, и, во-вторых, как здорово иногда начинать новую жизнь.

      Папа у Иры действительно оказался капитаном. В коридоре на плечиках висел его китель, а из глубины квартиры раздавался явно капитанский голос, низкий и чуть-чуть недовольный.
      Мы с Ирой уединились на кухне, и пока моя новая подруга шумно искала всё необходимое для приготовления морской похлёбки, я сидела на скользкой табуретке и размышляла. Очень уж мне тоже хотелось чем-то удивить Иру.
      - А мой дядя - лесник, - наконец придумала я.
      - Так ведь бывший, - живо откликнулась Ира (оказывается, она всё запомнила).
      - А между прочим, - ещё немного подумав, выпалила я, - ты меня на год младше, поэтому должна уважать!
      Ира застыла от неожиданности, её большие серые глаза начали быстро наполняться слезами. Радость моей победы была безнадёжно омрачена: я очень не люблю, даже боюсь, когда кто-нибудь плачет. Но Ира была не из тех, кто сдаётся без боя. Мигом взяв себя в руки, она принялась за подсчёты и скоро уличила меня во лжи: я старше всего на полгода. А полгода - не считается.
      - Но я в школу пойду в этом году, а ты в следующем, - защищалась я.
      - Ну и что? - Ира опять что-то искала под столом, для чего ей пришлось встать на четвереньки. - А я за год стану юнгой и уйду в дальнее плаванье.
      О том, что произошло дальше, мне рассказывать немного стыдно. Но обманывать не хочется. В общем, тогда мы впервые подрались. В результате чего выяснилось, что я сильнее, зато у моей подруги несравнимо более громкий голос. На её рев сбежались все домашние: папа-капитан - правда, не в форме, а в домашней куртке, мама и бабушка. К моему удивлению, поняв причину рева, они сразу успокоились, только мама строго сказала: "Ира! Ты ведь хозяйка! Драться негостеприимно!.. А зачем ты достала кастрюлю?" Узнав, что мы собираемся готовить морскую похлёбку, с нас взяли слово, что мы не будем зажигать огонь, - и взрослые ушли смотреть телевизор.
      - Собственно, для приготовления морской похлёбки огонь и не нужен, - проговорила Ира, всё ещё непроизвольно всхлипывая.
      Она налила в кастрюлю воды из-под крана, покрошила чёрного хлеба, кинула несколько маринованных грибков из банки, круто всё это посолила, поперчила и начала размешивать ложкой, приговаривая:
      - Вот такую похлёбку должен уметь готовить каждый юнга... По-моему, маловато соли... Пробуй!
      - А тарелку?
      - Ты что! На корабле не бывает тарелок. Там один котелок на всех.
      - И ложка одна?
      Оказалось - нет, ложка есть у каждого моряка, и её нужно беречь. Через минуту мы, каждая своей ложкой, уплетали настоящую морскую похлёбку.
      - Ну как? - строго спросила Ира. - Только честно!
      И я честно сказала: "Здорово!" Знаешь, произошло что-то загадочное: конечно, похлёбка получилась странная, жидкая и очень солёная. Но она казалась вкусной потому, что такую едят настоящие моряки, на настоящем корабле. Уж Ира-то знает.
      - Ну вот, - торжественно сказала маленькая хозяйка, когда с морской похлёбкой было покончено, - можешь считать, что первое испытание юнги мы прошли. Ведь ты хочешь тоже быть юнгой?
      - Конечно, хочу! - обрадовалась я. - А что для этого нужно?
      - Что? - Ира на секунду задумалась. - Ну, быть смелыми, закалёнными, тренироваться всё время. Не обманывать. Уметь готовить морскую похлёбку - ну, это мы умеем... Так что завтра пойдём прыгать с горки. И ещё - надо тренироваться на качелях, кого дольше не укачает.
      - Зачем?
      - Как зачем? А если шторм?
      В этот вечер я долго не могла уснуть - всё думала, думала... А думала я о том, что у Иры папа - капитан. И я сразу стала ей завидовать. А почему? Вот мой папа - инженер. Но разве я согласилась бы поменяться с Ирой папами? Никогда в жизни! Мой папа - самый умный из всех людей, которых я встречала. И всегда что-то интересное рассказывает. К тому же папа научил меня плавать кролем. Да и вообще я его люблю и очень скучаю, когда он уезжает в командировку или на байдарке. Кстати, надо узнать, умеет ли Ира плавать кролем.
      И маму свою я бы ни за что не променяла на капитана. Никто на свете не умеет создать такое праздничное настроение, как моя мама. Она даже посуду моет весело, и я люблю в это время вытирать вилки и ложки - чтобы мне тоже становилось весело. Руки немножко мёрзнут от воды, и внутри становится как-то щекотно, и хочется смеяться.
      А иногда мы втроем поём песни, и чаще других - колыбельную "Наступи-ил час ночно-ой...". Вообще у нас многие родственники любят петь. Когда я гощу у бабушки с дедушкой, первым по утрам просыпается дедушка, - ему рано на работу. Дедушка начинает готовить завтрак и одновременно - петь. И это очень смешно, поскольку у него абсолютно нет музыкального слуха и все мелодии получаются странными, неправильными. Дедушка это знает, но ничуть не стесняется, потому что любит петь и ничего не может с собой поделать. И мы с хохотом просыпаемся и с хохотом бежим на кухню - я и Кира, моя двоюродная сестра.
      Нет, никого из родственников мне бы не хотелось поменять на капитана. А значит, не в капитанстве дело, не в том, какая у человека должность.
      С этими приятными, в общем-то, мыслями я уснула.

      Однажды по пути в школу со мной произошло чудо. Дело было так.
      Ира всё ещё ходила в детский сад, и я направлялась к школе в одиночестве. А чтобы не тратить время зря, тихонько насвистывала. Свистеть научил меня папа, но громко у меня пока не получалось. А поскольку я считала, что каждый юнга должен уметь издавать оглушительный свист, я решила развить в себе эту способность.
      Ну вот, иду, насвистываю и вдруг слышу, что кто-то меня как бы передразнивает. Оглядываюсь - никого. Опять начинаю свистеть. И тут понимаю, что вторит мне птица! Синица! - это я сразу поняла, когда её разглядела, - она была в точности похожа на Карлушу. Я остановилась и прекратила свистеть - и синица замолчала. Я засвистела - и она ответила тем же. Я сделала несколько шагов по тропинке - и синица перелетела с одного дерева на другое, чтобы не отстать. Вот это да! Так синица проводила меня до самой школы.
      Весь первый урок я была сама не своя, обдумывала произошедшее. Мне даже показалось, что это и есть Карлуша, - узнал, где я живу, и решил проведать.
      На следующее утро я вышла на улицу с замиранием сердца. А вдруг синица больше не появится? Я посвистела - и тут же услышала ответ! И увидела жёлтенькую птичку. Так повторялось каждое утро. Я поставила несколько экспериментов и убедилась в следующем:
      на имя Карлуша птица не откликается, так что, видимо, это не он;
      днём отыскать мою синицу не удаётся, она появляется только в определённое время - утром.
      Когда я рассказала о своей синице в школе, мне никто не поверил. А учительница Ида Ефимовна строго сказала: "Аня, это прекрасно, что у тебя так хорошо работает фантазия. Но человек должен уметь отличать выдумку от реальности".
      В общем, я расстроилась. И больше всего меня беспокоило вот что: а вдруг и Ира мне не поверит? Не скрою, иногда мне действительно доводилось кое-что придумывать - просто так, чтобы было интереснее. Например, недавно я сказала, что съела в парке десять порций мороженого и потом у меня целый час изо рта шёл пар. Ира мне, конечно, не поверила. И я совершенно не обиделась - это не очень обидно, когда не верят всяким пустяковым выдумкам. Но когда не верят правде - это уже серьёзно. Настоящий друг не может не поверить правде! Иначе какой же он друг?
      Вечером этого же дня я зашла к Ире и тайно, на кухне, рассказала о моей синице. Знаешь, я напрасно беспокоилась - Ира ни на секунду не усомнилась в моих словах! У меня просто гора с плеч упала. Даже несмотря на то, что Ира проявила к синице очень мало интереса - сразу перевела разговор на другую тему (о том, что хорошо бы сходить в воскресенье на ипподром покататься на лошадях).
      А вскоре моя дружба с синицей оборвалась. После зимних каникул птица пропала. Наверное, она прилетала к дому по утрам, а меня не было. Вот она и обиделась. Или просто перелетела жить в какой-нибудь другой двор. Я, конечно, погрустила, но недолго. Может быть, в другом месте моей синице больше понравилось...
      Вообще в нашей жизни птиц всегда было немало. Как-то раз мы с Ирой спасли жизнь воробью. Кошка уже держала его в зубах, когда мы на неё набросились. Убежать ей не удалось, Ира ловко схватила её за хвост. Кошке не оставалось ничего другого, как выпустить свою жертву. Воробышек упал на землю точно мёртвый, он был весь потрёпан и истерзан. Но сердечко у него билось. И мы решили его выходить.
      Прибежав ко мне домой, мы промыли ранки на теле птички и перевязали их бинтиками.
      - По-моему, у него сломана лапа, - задумчиво сказала Ира.
      - Какая? - спросила я.
      - Вон та. Нет, пожалуй, вот эта.
      Не долго думая, мы наложили повязку ещё и на лапку. Воробей слабо сопротивлялся, но он просто не понимал, что мы делаем как лучше. Перебинтованную птичку мы поместили в коробку с ватой, накрошили хлеба, крупы, налили воды в кукольную чашку и поставили коробку на подоконник, к солнечному свету.
      - Не забывай почаще проветривать, - уходя обедать, наставляла меня Ира.
      Я приоткрыла окно. День был выходной, за столом собралась вся наша семья: мама, папа и я. Я то и дело подбегала к коробке и смотрела, обедает ли воробей. Но нет, он только поглядывал на меня и не шевелился.
      - Оставь его в покое, - посоветовала мама. - Он должен привыкнуть к новому месту.
      Мы отвлеклись от нашего больного - кажется, по телевизору показывали мультяшки. Особенно я отвлеклась. И в этом была роковая ошибка.
      - Воробей улетел! - вдруг закричала мама.
      Я бросилась к коробке - но поздно. Ты представляешь, он выпорхнул в открытое окно! На нём некрасиво мотались наши бинты и кусочки ваты, а в коробке, в луже расплескавшейся воды, осталось несколько пёрышек...
      Я не выдержала и заплакала. Хотя юнги и не должны плакать.
      - Да что ты, глупенькая! - улыбнулась мама и погладила меня по голове. - Радоваться надо! Значит, вы его вылечили, он выздоровел!
      То же самое моя мама сказала Ире, когда та с горсткой семечек пришла проведать больного.
      - А разве можно так быстро выздороветь? - с сомнением спросила Ира.
      - Воробей маленький, у него всё происходит быстрее, чем у людей, - ответила мама. И поспешно добавила: - А вот человеку, когда он заболеет, надо не меньше пяти дней посидеть дома.
      Это мама намекала на меня и моё разболевшееся горло. На следующий день пришёл врач и тоже велел мне сидеть дома и хотя бы три дня не видеться с Ирой, чтобы не заразить.
      Надо сказать, три дня я провела с пользой: прочитала замечательную книжку о девочке Пеппи Длинныйчулок. Эта девочка обладала необыкновенной силой - могла запросто поднять лошадь! И, кстати, у неё были две косички, как у меня. Так что зря Ира посмеивается над моими косичками и говорит, что юнги косичек не носят. Зато по праздникам мне не завязывают на макушке огромный бант, как некоторым. Разве юнги бывают с бантами на макушке?
      Во время болезни Иру ко мне не пускали. Но она несколько раз в день передавала мне через родителей то яблоко, то красивую почтовую марку, то значок с изображением якоря. И вот наконец дело пошло на поправку. Смеркалось, книжка про Пеппи была дочитана, горло уже не болело. Я заскучала. И тут забежала Ира. Взглянув на её лукавую физиономию, я сразу поняла: что-то произошло.
      - Аня, - затараторила Ира, -меня сейчас тащат в гости. Но - знаешь, во всех газетах написано, что из зоопарка улетел редкий заокеанский голубь коричневого цвета. Ты газеты не читаешь?
      - Нет, не читаю, - призналась я. - А что?
      - Ничего, просто голубь улетел. И за его поимку объявлено вознаграждение.
      - Ира, за тобой мама пришла, - заглянув в комнату, сказал мой папа. На пороге тут же появилась Ирина мама:
      - Ира, скорее, ты ещё не одета. Аня, как ты себя чувствуешь? Поправляешься? Ира тебе уже рассказала, что к нам голубь залетел?
      - Мам, ну пойдём! - взмолилась Ира, предательски заливаясь румянцем.
      - Коричневый голубь? - заинтересовалась я.
      - Да, коричневый, - уже из прихожей отозвалась Ирина мама.
      Когда за ними захлопнулась входная дверь, я спросила у папы, не видел ли он объявления о заокеанском голубе, улетевшем из зоопарка. Мой папа читает множество газет и помнит всё, что в них написано. Но про заокеанского голубя он слышал впервые.
      Ты, конечно, уже догадался, читатель, что про газеты Ира сочинила. Я сначала собиралась устроить ей за это взбучку, но потом передумала. А то вдруг Ира перестала бы фантазировать - как скучно было бы с ней дружить!
      Что касается коричневого голубя - правда, никакого не заокеанского, а самого обыкновенного, - то он действительно существовал. Мы несколько дней пытались его приучить, но голубь дрессировке не поддавался и только закапал всю Ирину квартиру белым помётом. После чего, по настоянию папы-капитана, был выдворен на волю.

      Теперь, когда ты многое о нас знаешь, пришло время посвятить тебя в нашу главную тайну - тайну Чижиков. Чижик - это прозвище. Прозвища бывают разные: и добрые, и злые, и обыкновенные. Например, когда мальчика по фамилии Кузнецов зовут Кузей - это обыкновенное, очень распространённое прозвище, просто для краткости. Нашего школьного учителя по физкультуре Бориса Яковлевича для краткости прозвали Бяша. Но это уже не совсем обыкновенное прозвище, оно немножко передаёт характер человека (наш Бяша ужасно любил устраивать на уроках соревнования по прыжкам, особенно через "козла"). А вот пожилого учителя математики, любимца школы, прозвали необыкновенно: Поняли. Такое прозвище постороннему непонятно, здесь надо кое-что знать. Дело в том, что этот самый учитель математики имел привычку часто спрашивать во время объяснения нового материала: "Ну что, дети, по-оняли?" Или просто: "По-оняли?" Мы даже эксперименты ставили - сколько раз он повторит это слово за один урок. Рекорд был, если не ошибаюсь, 27 раз.
      Но вернёмся к Чижикам. Это совсем необыкновенное прозвище - что-то среднее между именем отважного индейца и конспиративной кличкой тайного агента. Такое прозвище должен знать очень узкий круг самых близких людей. Даже родственники могут быть не в курсе.
      Короче говоря, в один звонкий и яркий весенний день мы с Ирой решили выдумать себе такие прозвища, которых бы никто, кроме нас двоих, не знал. Ни родители, ни одноклассники. И тут меня сразу осенило: Чижик! Думаю, это слово возникло неслучайно, ведь птицы, как ты знаешь, играли немалую роль в нашей жизни.
      Ира охотно согласилась быть Чижиком. Но теперь ей предстояло самое сложное: придумать не менее точное прозвище для меня. Она минуту в раздумье походила вокруг меня, критически оглядывая, и вдруг твёрдо сказала:
      - Я тоже буду звать тебя Чижик!
      Я опешила.
      - А как же мы будем друг друга различать?
      - Очень просто: если я говорю "Чижик" - значит, обращаюсь к тебе, а если ты - то ко мне. Ведь только мы вдвоём будем пользоваться этим прозвищем.
      На том и порешили. И теперь ты знаешь, как на свете появились два Чижика.
      С того исторического момента наша жизнь заметно изменилась. Общая тайна еще больше нас сблизила, мы почти совсем перестали ссориться. Правда, один повод для постоянных ссор всё же остался. Я имею в виду рисование. Понимаешь, Ира прекрасно рисовала, особенно людей. У неё получались уморительные и очень похожие портреты знакомых, родственников. И собственные - тоже. Это, конечно, хорошо, да только рисовала Чижик неправильно, начиная с ног. То есть сначала на бумаге появлялись башмаки, потом остальная часть ног, а уж потом туловище, руки и голова. Я не могла терпеть в своей лучшей подруге такой изъян - ведь всем известно, что людей рисуют с головы! Этому даже в школе учат! Сначала я пыталась действовать убеждением, но Ира упрямилась, говорила, что ей наплевать на правила, раз у неё и так получается лучше всех. И тогда я стала применять силу.
      Забегая вперёд, скажу, что никаких результатов мои старания не дали: Чижик до сих пор прекрасно рисует, но, увы, до сих пор - начиная с ног. Так что если кто-то из твоих знакомых делает что-то не как положено - лучше не трать время на переубеждение, всё равно ничего не добьёшься.
      Но ссоры из-за рисования - это исключение. А в целом наша дружба явно окрепла. И ещё: не стань мы Чижиками, возможно, нам не пришло бы в голову научиться летать.
      У кого первой возникла эта мысль, определить невозможно. Скорей всего, это произошло одновременно. Во всяком случае, минуту назад мы чинно шли по тропинке - и вдруг кинулись в разные стороны, и каждая выудила из травы голубиное перо. Потом мы одновременно закричали: "Чижик! Давай учиться летать!"
      - Это я первая придумала! - капризно сказала Ира.
      - Нет, я!
      - Нет, я!
      - Я! - я уже угрожающе наступала. Произошла короткая потасовка - одна из тех, что не помогают выяснить, кто прав, зато успокаивают. Я вцепилась в Ирино ухо, а она, извернувшись, укусила меня за руку. После этого мы как ни в чём не бывало принялись обсуждать план приготовлений к полёту.
      - Главное - набрать как можно больше перьев, - рассуждала Ира. - А потом мы склеим из них крылья.
      И вот, начиная с этого дня, мы занялись активным сбором голубиных перьев. Оказалось, дело это нелёгкое. Когда не надо, они везде валяются, а как только понадобились - пойди их поищи.
      - По-моему, до сих пор ещё никому не хватало терпения собрать достаточно перьев. Поэтому люди и не летают на птичьих крыльях, - ворчала Ира.
      Тем не менее медленно, но верно наши запасы пополнялись. Местом хранения перьев мы определили ящик с игрушками, стоящий под моей кроватью. Игрушки можно было потеснить, всё-таки перья много места не занимают. Вдобавок в этом ящике я прятала сухари для будущего побега на корабль. Мы решили, что всё самое ценное должно находиться в одном месте. Это очень упрощает ситуацию в случае пожара или другого стихийного бедствия: вместо того чтобы собирать ценности по всей квартире, хватаешь один ящик и бежишь с ним куда хочешь.
      Мама с папой вскоре почувствовали неладное. Очевидно, когда я с полными карманами перьев и кусков хлеба удалялась в свою комнату, мне не удавалось соблюдать безукоризненную конспирацию. А тут ещё я, как бы невзначай, спросила: "Пап, а человек может взлететь на птичьих крыльях?" Папа ответил "нет", но увидев, что я вот-вот разревусь, уточнил: "Взлететь нет, а вот некоторое время парить может". Насколько я поняла, чтобы "парить", то есть висеть в воздухе, не падая, надо забраться на возвышение и спрыгнуть с него, расставив крылья.
      - А с балкона можно? - поинтересовалась я.
      Почему-то мой невинный вопрос очень встревожил родителей. Они принялись выпытывать у меня, что я ещё задумала, но тут уж я молчала как рыба. То есть как настоящий юнга.
      А сбор перьев продолжался. В первое время мы с Ирой, закрывшись в комнате, часто доставали своё богатство, набирали полные руки перьев и махали изо всех сил. Однако, увы, ноги наши ни на сантиметр не отрывались от пола.
      - Главное - не останавливаться и довести дело до конца! - философски замечала Ира.
      И конец настал. Причём раньше, чем мы предполагали.
      - Не могу понять, откуда у нас моль! - сказала однажды мама. - Вроде бы в одежде её нет, а по квартире летает.
      Гнездо моли, как ты, наверное, догадываешься, обнаружилось среди перьев. Когда их разворошили, к потолку поднялось целое пыльное облако этих прожорливых насекомых. Перья оказались изрядно обглоданными, и их не имело смысла хранить дальше. Вместе с запасами перьев пришлось проститься и с сухарями - они все были в какой-то белёсой трухе и для еды явно не годились. На расспросы родителей я сначала не отвечала, но в конце концов из меня всё-таки вытянули, для чего нам понадобились и сухари, и перья. Терять нечего, - рассудила я, - всё равно наш долгий труд пошёл насмарку.
      По поводу крыльев мама с папой долго смеялись и посоветовали мне подождать несколько лет. Мол, скоро я начну изучать в школе физику и сама пойму, почему нельзя взлететь на птичьих крыльях. А к нашему с Чижиком намеренью стать юнгами отнеслись серьёзно.
      - Только не надо сухарей! - взмолилась мама. - Когда вы задумаете уходить, лучше скажи нам, мы уж соберём вам еду. Мы же с тобой друзья, правда?
      - Правда! Ну конечно правда!
      Ты знаешь, до этого дня я недооценивала своих родителей. А что касается физики, то она действительно утверждает, что человек не способен взлететь как птица. Но, с другой стороны, в мире довольно часто происходят чудеса, пока не объяснённые наукой. Точные науки не могут даже выяснить механизм полтергейста или передачи мысли на расстояние. Или - как рождается дружба, почему от одной мелодии тебе весело, а от другой - грустно до слёз. Ира со мной согласилась. И мы решили немножко подождать, пока эта история забудется, а потом снова начать собирать голубиные перья.

      - Не понимаю, как мои каждый раз узнают, что я ела мороженое, - задумчиво говорит Ира.
      Мы как раз стоим с ней в очереди в мороженный киоск. Дело происходит в конце ноября, на улице серо и промозгло: не зима - не осень, не день - не вечер.
      Вообще-то в холодное время года нам не разрешают есть мороженое на улице. А если учесть, что как будущие юнги мы не должны никого обманывать, то ситуация вообще приобретает неприятный оттенок. Но - лишь на первый взгляд. Поставив множество экспериментов, мы пришли к выводу, что зимой мороженое кажется совсем не таким холодным, как летом. Ведь летом оно намного холоднее воздуха, а зимой - даже теплее. Поэтому прежде чем запрещать есть зимой мороженое, нам должны были запретить дышать. Так мы с Ирой и сказали своим родителям. Но деньги на мороженое нам в холодные дни всё равно не давали. Приходилось экономить на школьных завтраках (какой дурак променяет мороженое на школьный завтрак!). Правда, когда родители узнавали, что мы всё-таки нарушили запрет, лично меня ждало несколько очень неприятных минут. Мама даже не ругала меня, а просто обижалась, и наша квартира уходила, как под воду, в её тягучее, невыносимое молчание. Этого я особенно боялась.
      Видимо, что-то подобное происходило в это время и в Ириной квартире. Поэтому, полакомившись зимой мороженым, мы особенно тщательно вытирали губы, руки, некоторое время нарочно дышали ртом, чтобы выветрился сладкий запах, - и всё-таки, неизвестно как, домашние безошибочно определяли, что мы опять ели мороженое...
      Но в тот унылый ноябрьский день отказать себе в единственной (как нам вдруг показалось) радости мы не могли. Сбережений хватило всего на одну порцию пломбира с вафлями, и добрая продавщица разрезала нам её огромным ножом пополам. На короткое время мы развеселились, но вот мороженое съедено - и на душе опять серо, как и во дворе. Попробовали было покачаться на качелях, но ветер сразу пронизал до костей. А ведь если мы простудимся, все подумают, что из-за мороженого. Так что от соревнования, кого дольше не укачает, на сегодня пришлось отказаться. Тем более что результат известен заранее: в этих соревнованиях всегда побеждаю я, меня вообще не укачивает. С горки покататься тоже не удалось - её залили час назад, надо было подождать, пока она обледенеет.
      В общем, теперь ты понимаешь, что день явно не удался. Почти не разговаривая и ёжась - скорее от скуки, чем от холода, - мы вышли со двора и направились проведать небольшое озерко, чудом сохранившееся между домами. Летом мы ходили на него вместе с родителями кататься на лодках. Сейчас озеро было пустынно и неподвижно, вода покрылась тоненьким слоем льда.
      - Послушай, Чижик! - на минуту оживилась Ира. - А слабо тебе пройти по льду!
      Я даже немного обиделась: ясно ведь, что этот лёд меня не выдержит. С другой стороны, показывать, что я трушу, не хотелось.
      А Ира продолжала:
      - Ну что, боишься? Тоже мне, будущий юнга!
      Представляешь, в какое положение я попала! Пройти по льду нельзя - наверняка провалюсь. И не пройти нельзя - Ира мне этого никогда не забудет, засмеет. Но я уже давно за собой замечала: в трудных ситуациях голова моя начинает работать с удесятерённой быстротой. Раз - и выход из положения найден:
      - Знаешь, Чижик, - говорю небрежно, а Ира смотрит на меня во все глаза - ждёт, что я выдумаю, - я могла бы пройти по льду. И провалиться я не боюсь, потому что будущий юнга не может быть трусом. Но - понимаешь, я не имею права рисковать своей жизнью из-за такой ерунды. Ведь тогда я не смогу совершить по-настоящему героических поступков.
      В Ириных глазах появляется восхищение, она явно не ожидала, что я так красиво выкручусь.
      А тем временем совсем стемнело - в конце ноября дни короткие. Тучи на небе немного поредели, обнажая колючие звёзды. Вдоль шоссе зажглись редкие фонари. Явно похолодало. Пора идти домой. Но как неприятно расставаться, зная, что за день не случилось ничего удивительного! Ира, очевидно, размышляла о том же самом. Вдруг она на секунду замерла и - торжественно воскликнула: "Чижик! Спасайся! Северное сияние!" И бухнулась в сугроб. Я поспешила бухнуться в соседний. Мы ведь ничего толком не знали о северном сиянии. А из множества фантастических фильмов, которые довелось посмотреть, следовало, что от всего таинственного, неизведанного надо спасаться, прятаться.
      Пролежав в снегу минуты три, мы начали замерзать.
      - Ну что, пошли? - спросила Ира.
      После произошедшего только что её вопрос прозвучал неприятно обыкновенно. Но - ничего не поделаешь. Отряхнувшись, мы поплелись домой.
      Едва я переступила порог, мама всплеснула руками: "Опять ела мороженое!" Последовала обычная тягостная сцена. Правда, на этот раз я не выдержала и спросила, как мама догадалась о моём преступлении. Она молча подвела меня к зеркалу. Всё оказалось проще, чем я думала: впопыхах я недостаточно тщательно вытерла лицо, пятнышко растаявшего пломбира осталось на лбу.
      В общем, жизнь пошла своим чередом. Назавтра в школе я делала доклад по природоведению. А на физкультуре опять прыгали в длину. В длину я хорошо прыгаю, а в высоту - плохо, потому что маленького роста.
      Но не успела я вернуться из школы, как в дверь постучали. Это была Ира.
      - Чижик! - закричала она с порога. - Во всех газетах написано, что вчера в Москве было северное сияние! Представляешь!
      Как ты помнишь, однажды Ира уже ссылалась на газеты - когда решила разыграть меня с редким заокеанским голубем, якобы улетевшим из зоопарка. На сей раз меня было не провести:
      - Ты повторяешься, Чижик.
      Но Ира размахивала газетой и уже совала мне под нос какую-то заметку. Я обмерла. В газете на самом деле было всё это написано! Про северное сияние, которое вчера можно было наблюдать в Москве!
      - Как же так?.. - только и смогла произнести я.
      Вспоминая об этом случае, я часто думаю: как всё-таки хорошо, что мы тогда выдумали северное сияние, а не, скажем, землетрясение или потоп! Иначе - кто знает, чем бы закончился тот унылый ноябрьский день.

      В школе мы с Ирой почти не виделись, некогда было. У меня, например, уйма времени уходила на установление дипломатических отношений с соседом по парте Павликом Мартышкиным. С соседом по парте надо ладить, это каждому понятно. И Павлик, на первый взгляд, производил самое благоприятное впечатление: аккуратный, спокойный, рассудительный. Но, как ни странно, все эти достоинства иногда выводили меня из себя. Почему-то хотелось, чтобы Павлик разочек сделал что-то не так, совершил неправильный, даже хулиганский поступок. Выдумал что-нибудь, наконец!
      - Павлик, я умею летать! - шёпотом сообщаю на уроке русского языка.
      - Неправда, - спокойно отвечает Павлик. - Люди не летают.
      - А я летаю! Не веришь?! - тихо ору я.
      Учительница Ида Ефимовна прерывает объяснение нового материала и, ни к кому конкретно не обращаясь, во весь голос произносит одно слово: "Ти-ши-на!" Ненадолго замираю. Потом щиплю Павлика в бок: "Так ты не веришь?!" Странное дело, я почему-то злюсь, хотя мой рассудительный сосед ведёт себя безукоризненно: не верит явной лжи.
      В следующий миг происходит вот что: я изо всех сил кусаю Павлика за плечо. И - о радость! - мой безупречный сосед в первый и последний раз на моей памяти нарушает дисциплину: издаёт душераздирающий вопль. А я - в первый и последний раз - изгоняюсь из класса за хулиганство. Поскольку оказалось, что я сквозь школьную курточку укусила беднягу Павлика до крови. Этот факт произвёл на одноклассников такое сильное впечатление, что меня все зауважали и вскоре единогласно выбрали старостой класса. Правда, ненадолго. А сняли меня с этого поста (тоже единогласно) вот из-за чего.
      Иду однажды после уроков по школьному коридору и вижу, как первачки вешают огромный плакат "Горячее время сева!" И тут на меня опять нашло.
      - Что ж вы, - говорю, - неграмотно пишете?
      - Как неграмотно?
      - Сева - это же имя собственное! Значит, его надо писать с заглавной буквы. А перед ним поставить запятую, потому что это обращение.
      На следующий день вся школа любовалась написанным огромными буквами предупреждением какому-то неведомому Севе: "Горячее время, Сева!" И я, даже немного гордясь, не стала скрывать своё участие в происшествии.
      Да, в школе было немало проблем. И они отнимали кучу времени. Но - странное дело! - при всей своей серьёзности, это были какие-то не главные проблемы. Настоящая жизнь начиналась в тот момент, когда распахивалась дверь и раздавались слова: "Привет, Чижик!"
      В тот день появление Иры меня потрясло. Она пришла не одна, а с юнгой! Не настоящим, конечно, но - почти настоящим. Ей подарили огромную куклу, одетую в морскую форму! Особое впечатление на меня произвела бескозырка с надписью "Смелый". Эта бескозырка - величиной с блин - была почти впору самой Ире, и моя подруга заявила, что в безветренную погоду собирается ходить в ней по улице.
      За ужином я рассказала о юнге папе и маме. И мне было приятно, что родители тоже очень заинтересовались им. Мама даже несколько раз спросила, не знаю ли я, кто Ире его подарил. Всё-таки, согласись, мои родители умеют отличить пустяк от серьёзного разговора.
      Конец школьной недели получился на редкость напряжённым: писали контрольную по математике, ездили на экскурсию на швейную фабрику. Так что с Ирой я виделась урывками и даже забывала узнать, как поживает юнга. А в субботу после обеда мама спросила:
      - Послушай, а не хотела бы ты написать письмо Деду Морозу?
      - Зачем? - не поняла я.
      - Ну как же! Ведь скоро Новый год, Дед Мороз захочет тебе что-нибудь подарить. Но он же не знает, о чём ты мечтаешь.
      Я села за письменный стол и задумалась. Хотя мне уже исполнилось восемь, я так и не решила окончательно, существует Дед Мороз или нет. Когда-то, ещё в детском саду, я случайно увидела, как Дед Мороз после утренника отцепляет фальшивую бороду, снимает шубу и шапку и оказывается просто человеком, старшим братом одного из наших мальчиков. Это открытие так меня огорчило, что я целую ночь не могла уснуть. Когда я задавала вопрос о Деде Морозе кому-то из старших, мне отвечали однозначно: "Конечно, существует!" Но было в их словах что-то подозрительное. Однажды и у нас с Ирой тоже зашёл разговор на эту тему.
      - Знаешь, Чижик, - серьёзно проговорила Ира, - я думаю, что настоящий Дед Мороз, скорее всего, есть. Но он не успевает ко всем, поэтому часто его изображают взрослые. И, по-моему, напрасно. Только подрывают веру в настоящего Деда Мороза.
      В общем, так и не придя к однозначному выводу, я взяла ручку и, вздохнув, написала на листе бумаги в клеточку следующее:
      "Дорогой Дед Мороз! Подари мне, пожалуйста, на Новый год юнгу в бескозырке "Смелый". Как у Иры. Если можешь. Заранее благодарна, до свидания. Аня".
      Потом я положила письмо в конверт, на котором, подумав, вывела: "Антарктида. Деду Морозу". Вечером я собственными руками опустила конверт в почтовый ящик. И стала ждать. А ждать, согласись, было чего. Ведь если Дед Мороз откликнется на моё письмо, значит, он уж точно существует! И это не менее важно, чем даже сам подарок.
      И вот - тридцать первое декабря. Вечереет, в комнате накрыт праздничный стол, стоит ёлка. Скоро должна прийти Ира, и я гадаю, в бескозырке она будет или с бантом на затылке. Когда раздался звонок, я была уверена, что это уже она. Но за дверью никого не оказалось. Если не считать большой коробки и привязанной к ней открытки. На открытке я с замиранием сердца прочитала:
      "Дорогая Аня! Извини, что не смог зайти, - очень много дел. Поздравляю тебя с Новым годом! Желаю счастья и успехов в учёбе! Твой Дед Мороз".
      Ну а в коробке, как ты догадываешься, был юнга - точно такой, как у Иры!
      Вскоре мы обе сидели перед телевизором, пили лимонад, ели пирожные, а на голове у каждой из нас красовалась бескозырка величиной с блин. Чтобы бескозырка не падала, надо было сидеть очень прямо. На экране появился Дед Мороз.
      - У него действительно усталый вид, - сказала Ира.
      Мне тоже так показалось.

      Я очень люблю лето! Только летом можно бегать босиком по тёплой земле, купаться, кататься на велосипеде, валяться на траве и слушать кузнечиков. Но один недостаток у моего любимого времени года всё-таки есть: на каникулы нам с Ирой всегда приходилось расставаться. Она уезжала на дачу, а я - или к бабушке, или куда-нибудь с родителями. Сначала мы обе очень грустили по этому поводу, но вскоре поняли, что временная разлука имеет свои преимущества. Нет ничего уютнее, чем сидеть потом дождливым осенним вечером на диване и рассказывать друг другу о невероятных летних приключениях.
      Но бывают новости, о которых необходимо рассказать как можно скорее. Поэтому, едва самолёт "Сочи-Москва" выпустил маму, папу и меня на землю, я бросилась к телефону-автомату. Мне не терпелось прямо из аэропорта сообщить Ире, что в последний день на море я научилась прыгать с вышки в воду "ласточкой".
      Трубку сняла Ирина бабушка.
      - Ира ушла за хлебом, - сказала она и вдруг добавила: - Аня, а у нас собачка. Тёпой зовут.
      Домой я ехала как во сне. У Иры - собака! Мне представлялся огромный клыкастый пёс с умными глазами, гроза хулиганов и воров, а для своих - верный друг и весельчак. Только вот будет ли он считать меня своей, этот Тёпа, Ирин пёс?..
      Ещё меня немного смущало имя - Тёпа. Так обычно зовут зайцев в мультфильмах. А огромного серьёзного пса лучше было бы назвать Мухтар или Рэкс. Впрочем, подумала я, вполне вероятно, что это не полное имя, а уменьшительное, домашнее. Но какое же тогда полное?
      Найти ответ я уже не успела - мы приехали. Со скоростью света взлетаю на пятый этаж, звоню в дверь Ириной квартиры. (Ого! За лето я доросла до звонка! Но это сейчас неважно.) Дверь распахивается, и ко мне радостно бросаются они оба - Ира и Тёпа. Ира выросла ровно настолько же, насколько и я; зря я надеялась оказаться выше. А Тёпа... Он пока что не огромный пёс, а задорный прекрасный щенок. Чуть больше моей сандалии. Белый с чёрными пятнами и очень лохматый. Он заливисто лает и подпрыгивает, у него мокрый чёрный нос и красный язык.
      - Тёпа, фу! - кричит Ира, и видно, что её распирает от гордости.
      Мне хочется сказать что-нибудь солидное, соответствующее моменту.
      - Чижик, - спрашиваю, - а какой он породы?
      - Чёрный терьер.
      Это меня немного удивляет. Ведь Тёпа скорее белого цвета, чем чёрного.
      - Понимаешь, - объясняет Ира, - кто-то из его родителей был неправильного окраса. Вот Тёпа и получился пятнистый. Но это ни на что не влияет.
      Вечером мы с Ирой устраиваем чаепитие в честь моего возвращения. Мы сидим за столом, а Тёпа бегает вокруг, кусает за ноги, треплет тапки, воинственно нападает на плюшевую обезьяну.
      - Знаешь, Чижик, - мечтательно говорит Ира, - я хочу воспитать его настоящим сторожевым псом. Тут по телевизору показывали милиционеров, которые ловят преступников со своими собаками. Самое главное - чтобы пёс был хорошо обучен.
      - И ты пойдёшь в милиционеры? - упавшим голосом спрашиваю я. - А как же юнги?
      - Но ведь существует и морская милиция.
      Видно, что Ира серьёзно продумала этот вопрос. И тут мне становится невыносимо грустно. Чтобы не заплакать, я спешу перевести разговор на другую тему:
      - А какого размера он будет, когда вырастет?
      - Большо-ой! - обещает Ира.
      - Тяф! - говорит Т ёпа. Он, видимо, как все малыши, хочет сказать, что уже большой.
      - Слушай, Чижик, - спохватывается Ира, - ты не унывай. Мы будем вместе воспитывать Тёпу и вместе попросимся в милиционеры.
      - А разве можно так - с одной собакой?
      - Не знаю. Но мы очень попросим. Наверное, можно на полставки. Хотя, конечно, было бы лучше уговорить твоих тоже завести собаку.
      Легко сказать - уговорить моих! Я всю жизнь, сколько себя помню, мечтаю о собаке. Но мама с папой, обычно такие понимающие и добрые, в этом вопросе непреклонны. Когда ещё мы жили в коммунальной квартире на Арбате, они говорили, что для собаки нет условий. Теперь, когда условия есть, выяснилось, что я пока недостаточно самостоятельный человек и не могу как следует обслуживать даже саму себя, не то что собаку. И, по правде сказать, доля истины в этих словах есть - я действительно не люблю убираться в своей комнате и плохо плету косы...
      В общем, я решила больше ни о чём не просить родителей. Пусть сами поймут, что без собаки я зачахну. Особенно теперь, когда у Иры появился такой замечательный Тёпа.
      До начала учебного года оставалось ещё две недели, и мы с Ирой целыми днями дрессировали Тёпу. Но, наверное, он был ещё слишком мал, чтобы понять, когда надо сидеть, а когда лежать. Только команду "голос" щенок всегда выполнял охотно, да и без команды постоянно весело тявкал.
      И вот, в один прекрасный момент, мои родители сдались. Правда, не совсем...
      Это было в пятницу, за ужином.
      - Аня, - сказала мама непривычно торжественно, - мы с папой посоветовались и решили (сердце моё громко забилось) купить тебе кота!.. Если ты согласна, завтра утром поедете на Птичий рынок.
      Сначала я обиделась. Потом расстроилась. Потом представила себе кота, несущего милицейскую службу, - и чуть не расплакалась. Но не расплакалась, а почему-то, неожиданно для себя, засмеялась.
      - Ну вот и хорошо, - сказала мама и тоже засмеялась.
      Назавтра в нашу квартиру въехал новый жилец - котёнок Тихон. Он был куплен на Птичьем рынке за три рубля. Сначала мы с папой долго толкались среди продавцов и покупателей, выбирали. Но когда я увидела Тихона - сразу поняла, что мы приехали именно за ним. Размера он был крошечного, чуть больше мыши, зато очень пушистый. Окраской (Ира бы сказала "окрасом") в точности повторял Тёпу: белый с чёрными пятнами. Только нос и пятки у него были ярко-розовыми.
      Очень скоро выяснилось, что Тихон проказник. Но проказник гениальный. Например, он обожал стащить у тебя из-под носа катушку или карандаш и начать шумную возню. Но стоило грозно крикнуть что-нибудь вроде: "Тихон! Ах ты воришка!", как котёнок виновато приносил украденный предмет. Вообще он очень быстро стал понимать человеческую речь. Можно было сказать: "Тиша, пойдём на кухню, я дам тебе рыбки", - и он тут же мчался к холодильнику. Как ни странно, любимым лакомством Тихона были конфеты, особенно леденцы. Разгрызть он их не мог, но облизывал целыми днями - до тех пор, пока леденец не растворится полностью. Впрочем, не отказывался он и от сгущённого молока с сахаром.
      Время шло. Через полгода Тёпа превратился в довольно неказистую собаку: туловище у него выросло, но лапы остались коротенькими, из-под длинной шерсти их почти не было видно. Так что если Тёпа и походил на большого сторожевого пса, то на лежащего с поджатыми лапами. Вдобавок он так и не поддался дрессировке и по-прежнему, кроме команды "голос", ни одно приказание не исполнял.
      - Да, Тёпа, не оправдал ты наших надежд, - добродушно ворчала Ира, почёсывая своего любимца за ухом.
      - Нечего было называть его таким несерьёзным именем, - тоже в шутку вторила я. - Правда, Тёпа?
      Ответом мне было всегдашнее радостное "тяф!"
      Что касается Тихона, то он представлял собой полную противоположность Тёпы. Во-первых, вырос до неописуемых размеров. Во-вторых, когда у него было хорошее настроение, приносил по команде брошенную палочку (лучше карандаш) и подавал лапу (правда, левую).
      - Знаешь, Чижик, - наблюдая за Тихоном, сказала однажды Ира, - по-моему, твоего кота вполне можно взять в милицию. Представляешь, как он будет полезен! Ведь никому из преступников и в голову не придёт, что кот работает с милиционерами!
      Потом она помрачнела:
      - Эх, а с Тёпой моим - одни неприятности...
      - Не грусти, Чижик! - воскликнула я. - Мы выдрессируем Тёпу! И Тихон ему поможет своим примером!
      В этот вечер я чувствовала себя совершенно счастливой. И за ужином разоткровенничалась больше обычного: рассказала маме и папе о нашем решении поступить с Тёпой и Тихоном в милиционеры. Родители, выслушав моё признание, как-то особенно переглянулись и мама как-то особенно серьёзно сказала:
      - Только сначала надо хорошо закончить школу. Никому не нужны милиционеры-недоучки.
      А папа вдруг не то поперхнулся, не то чихнул, а спящий у него на коленях Тихон от неожиданности вспрыгнул прямо на стол, выгнул спину и зашипел. Но нарушить покой и радость этого вечера было невозможно. Через минуту кот опять лежал у папы на коленях и мурлыкал так громко, что казалось, будто под окном работает мотор.

      Я сижу на скамеечке в самом тихом углу нашего двора. Со всех сторон - плотные кусты шиповника, так что заметить меня совершенно невозможно. А люди, судя по голосам, иногда проходят совсем рядом. Я тоже их не вижу, поскольку у меня завязаны глаза. И вообще, вокруг не двор, а бушующий океан, сижу я в трюме пиратского корабля и с минуты на минуту должен появиться верный друг и спаситель Чижик.
      Но Ира почему-то всё не идёт и не идёт. Я даже начинаю подозревать, что она отвлеклась и забыла о нашей игре. И как раз в тот момент, когда я окончательно отчаялась, откуда-то издалека донёсся Ирин крик: "Чижик! Пожар!"
      - Нет! - кричу в ответ. - Я так не играю! Лучше кораблекрушение!
      - Нет, правда пожар! - упрямится Ира.
      Я чувствую, что злюсь уже по-настоящему. Терпеть не могу, когда неожиданно меняют ход игры! Набираю побольше воздуха и изо всех сил ору:
      - Нет, кораблекрушение!!!
      И в этот момент ветерок приносит настоящий, не выдуманный запах гари. "Дом горит! - понимаю я. - Надо спасать Тихона!"
      Пока я с трудом сдираю с глаз повязку, воображение рисует самые жуткие картины. Вот мы с мамой, папой и Тихоном сидим на пожарище; идёт дождь, а нам некуда скрыться, потому что дома больше не существует. А вот уже зима, кругом снег, мы кутаемся в какие-то тряпки, но всё равно замерзаем... Впрочем, во всём этом много интересного, ведь это - настоящее приключение!
      Выбравшись наконец из своего убежища, я обнаруживаю, что горит вовсе не дом, а зелёное дощатое зданьице помойки, находящееся как раз под окнами нашей квартиры. У места происшествия скопилась небольшая толпа, в гуще которой - Ира, с ног до головы перепачканная копотью. В это время вдали возникает быстро усиливающийся вой сирены. Через минуту во двор въезжают пожарные машины, сразу три. Для того чтобы погасить остатки помойки, им понадобилось несколько мгновений.
      Через полчаса мы как ни в чём не бывало сидим на скамеечке в зарослях шиповника. Только на душе у меня, честно говоря, нехорошо.
      - Эх, - говорит вдруг Ира, как будто прочитав мои мысли, - раз в жизни случился пожар - и то некого было вынести из огня! Хоть бы кошка какая-нибудь!
      - Да, - подхватываю я, - нам как-то особенно не везёт с геройскими поступками!
      - Так ты же не имеешь права рисковать своей жизнью, - ехидно замечает Ира, но я пропускаю её слова мимо ушей. Когда срывается верный геройский поступок, вполне естественно, что у человека портится настроение и он говорит колкости.
      Некоторое время сидим молча. Потом Ира вздыхает:
      - Мне пора ехать домой.
      - Я тебя провожу.
      Уже на трамвайной остановке, на прощание, я вручаю Ире толстенький конверт - своё очередное письмо.
      Чувствую, что ты, читатель, уже совсем запутался: куда едет Ира? Какое письмо? Сейчас я всё тебе объясню.
      Дело в том, что Ирина семья (в том числе Тёпа) переехала на новую квартиру. И теперь нашими соседями стали совсем старенькие бабушка и дедушка, к которым только на каникулы приезжал толстый мальчик Игорь, их внук. Этот Игорь был ужасно крикливым, постоянно что-то жевал и совершенно не жаждал со мной дружить. Как и я с ним.
      В день Ириного переезда мы обе старались казаться спокойными, даже весёлыми. Разве расстояния и разлуки могут разрушить настоящую дружбу! - всем своим видом говорили мы. Условились переписываться (телефона в новой квартире ещё не было), а по выходным ездить друг к другу в гости.
      Но когда большие пыльные машины, увозящие Иру и всё, что с ней связано, скрылись за поворотом, я заплакала. Честно говоря, мне не верилось, что наша дружба выживет в новых условиях. Хотя бы потому, что писать письма для меня - адская мука. Я всегда обещаю бабушке писать с юга, но за месяц в лучшем случае сочиняю одно короткое послание. И то лишь благодаря нашей учительнице Иде Ефимовне, которая ещё в первом классе продиктовала нам форму правильно составленного письма: начинаться оно должно с вежливого обращения, потом надо поинтересоваться здоровьем и основными событиями жизни адресата, затем - вкратце рассказать о своих делах, пожелать всего хорошего и поставить подпись и число. Я представила себе унылое начало: "Здравствуй, дорогая Ира! Как ты поживаешь на новом месте? Как твоё здоровье?" и т. д., и слёзы хлынули с новой силой.
      Весь следующий день я пребывала в расстроенных чувствах, это даже в школе заметили. А через день мама обнаружила в почтовом ящике конверт на моё имя. Вместо обратного адреса было нарисовано птичье перо. Распечатав конверт, я прочитала:
      "Чижик, здравствуй! Вот и прошло ровно сто лет с тех пор, как я улетела в неизвестном направлении, неся в клюве сопротивляющегося Тёпу. Всё это время два ленивых Чижика ожесточённо спорили, кто из них должен написать первое письмо. "Чур не я!" - крикнул А-Чижик (ты), отбегая на всякий случай в сторонку. В ответ И-Чижик, поправив у себя на голове чудом там держащуюся кукольную бескозырку, ринулся в бой. Два Чижика долго катались в пыли, колотя друг друга крыльями и ощипывая клювами. На крик подоспела мама И-Чижика и строго сказала, что драться негостеприимно..."
      Знаешь, это было совершенно неправильное письмо! И состояло оно в основном не из слов, а из рисунков: вот две потешные птицы в бескозырках, вот - пыльное облако, из которого торчат куриные лапы с зажатыми в них портфелями. Заканчивалось всё это и вовсе не как полагается - никакой подписи или числа. Только слова: "Пиши! Иначе..." и дальше - череп и косточки, означающие смертельную опасность. Но самое удивительное, что, прочитав такое письмо, нестерпимо хотелось тут же написать (и нарисовать, хоть я и плохо рисую) ответ.
      Однако я рассудила, что до выходных, когда мы собираемся встретиться, всего четыре дня, поэтому посылать письмо сейчас не имеет смысла. Ира считала по-другому. Накануне встречи я получила от неё новый конверт:
      "Чижулик! ("жулик" подчёркнуто) Как говорят у нас на Первомайской улице, здравствуй! Я к вам пишу, чего же боле? Что я могу ещё сказать, отчаявшись заполучить от тебя хоть строчку?"
      Дочитывать я не стала. Точнее - дочитала позже. В руке у меня как бы сама собой оказалась ручка, и я, смеясь и торопясь, сочинила ответ, начинавшийся так:
      "Здравствуй, дорогой друг - морской Чиж! Теперь я поняла, кого имел в виду автор песни "Ничто на земле не проходит бесследно". Он имел в виду тебя! И это радует. Минуту назад я печально плескалась в бездонной тарелке супа и будущее казалось беспросветным. Но теперь всё по-другому! Благодаря твоему угрожающему письму!"
      Дальше я, как сумела, нарисовала разноцветный почтовый конверт с крылышками и себя, плавающую в тарелке супа на кораблике "Смелый".
      Не буду пересказывать тебе наши с Ирой письма, потому что часто они продолжали начатые при встрече разговоры, пересказывали только что увиденные фильмы и прочитанные книги. Важно другое: письма каким-то странным образом заменили нам частые встречи. Захочется мне поболтать с Ирой, пошутить или, наоборот, пожаловаться на неприятности в школе, - я беру ручку, карандаши и пишу, рисую. И неважно, что завтра мы увидимся и сможем поговорить по-настоящему. Ведь главное - поделиться своим настроением в тот момент, когда оно возникло.
      Получилось, что теперь мы с Ирой как будто совсем не расставались, даже уезжая из Москвы на целое лето. Ведь в любую минуту можно взять бумагу и сочинить что-нибудь вроде:
      "Чижик! Берегись! 21-го августа я возвращаюсь в Москву, и, хочешь ты этого или нет, тебе придётся меня увидеть. Предупреждаю сразу: долгие страдания оставили на моей физиономии неизгладимые следы и теперь я до неприличия конопата, увы!"
      А через несколько дней получить ответ:
      "Здравствуй, милый Чижик! Пишет тебе твой бывший друг... Спрячь обратно в карман пузырёк с ядом кураре, Чижик! Не вздумай отравиться, это вредно для уха-горла-носа. Выражение "бывший друг" не означает, что больше ты мне не друг, нет! Просто-напросто я утонула в пруду... Ну вот, теперь, когда у тебя отлегло от сердца, могу рассказать, как всё это произошло..."
      Виделись мы теперь, конечно, реже, чем когда жили на одном этаже, но зато наше общение стало гораздо более насыщенным. Вот лишь несколько событий, произошедших в течение одного года: мы купили лошадь (правда, ненадолго), поступили в драмкружок, которым руководил очень странный человек (между собой мы называли его Никпетр - от Николая Петровича), выследили преступника (точнее, двух, близнецов). К тому же были уроки музыки, районная олимпиада по литературе, на которой мы поделили первое место ("Свято место пусто не бывает, на него обязательно плюхнется как минимум две птицы", - сказала по этому поводу Ира), и многое-многое другое. Но я подумала и поняла, что наша дружба после разъезда в разные концы города - это уже другая история. А история, рассказывающая о знакомстве и дружбе двух Чижиков, живущих на последнем этаже московской пятиэтажки, заканчивается. До свидания, дружище! Если ты захочешь, мы с тобой ещё обязательно встретимся. Это я тебе торжественно обещаю. Ведь настоящие друзья не исчезают, не перестают быть друзьями даже в разлуке. В чём, надеюсь, тебя убедила только что прочитанная повесть.

[в пампасы]